Шева : Нет, мы медленно спустимся...
— А что же ты хотел? Забыл, сколько тебе? Да нет, у тебя еще ничего. Помнишь, мы неделю назад видели по телику Макаревича? Седой как лунь стал.
— Ну, так он же старше меня
— Я тебя умоляю! На сколько? А куда это ты собрался? Пальто новое одел, шарфик моднячий! Ты бы еще научился, как сейчас молодые завязывают!
— Научусь, научусь. Не научусь, — научат.
— Ты посмотри на него, — конь в пальто!
— Ага. Ты еще скажи, — и бес в ребро!
— Ты в этом свитерке на олешка похожа!
— На какого еще Олежка?
— Да не на Олежка, а на олешка! На олененка. Из мультика.
— Что еще за мультик? Я такого не знаю.
— Конечно, не знаешь. Он в моем детстве был. По-моему, «Бэмби» назывался.
— И чем же я на него похожа?
— Всем.
— А конкретно?
— Юна, мила, стройна, грациозна. Беззащитна. Внешне. На тебя хочется смотреть. И жалеть. Гладить. Трогать…
— Все-все-все! Дальше не надо, я поняла!
— Что ты поняла, глупыха?
— Что следующее слово тоже на букву «т»!
— А у меня мобилку украли!
— Да ты что! Ту, что я тебе подарил?!
— Да нет, слава Богу. Старую. Но все равно. И обидно, и неудобно. Причем знаете кто?
— И кто?
— Подружка. В институте.
— Ни хрена себе! А как же ты узнала?
— Я вычислила. Сидели вдвоем, мобилка эта была в сумочке. Я вышла в туалет. Вернулась — мобилки нет.
— Но она же твоя подружка!
— А она странная очень. По жизни. Вены резала себе уже несколько раз. Когда мы с другой моей подружкой начали ее прессовать, хотела бежать в окно выпрыгивать.
— Ну, у вас и страсти! И что дальше?
— Сначала отпиралась, а потом призналась. Правда, сказала, что уже продала. Ну, теперь деньги будет отдавать.
— Ну, для меня это все просто дико. Как взрослый, советовал бы тебе не иметь больше с ней никаких дел. Если она в девятнадцать такое творит, то что будет дальше…
— Да я сама тоже так решила.
— Слушай, я человек старорежимный, поэтому хочу тебя спросить, — а что тебе на восьмое подарить?
— Вау! Вы хотите мне сделать подарок?!
— Ну.
— Но я же вас с двадцать третьим даже не поздравила!
— Ничего страшного.
— А не поздравила потому-что, — вы же в армии не служили?
— Нет. Так, два месяца лагерей после института. Старший лейтенант запаса. Уже. Как говорил один мой друг детства, — не об том речь. Так что?
— А подарите мне часы!
— Какие?
— Они…они…такие! Большие! Круглые! Справа ручечка, чтобы заводить! По периметру камушки Сваровски! Две стрелки…
— Хочешь, я угадаю? И на циферблате — двенадцать цифр?
— Ну что вы смеетесь? Я не блондинка!
— Это я заметил.
— Ты помнишь того смазливого паренька, белорусского норвежца или норвежского белоруса, который победил на прошлом Евровидении?
— Который пидор?
— Ну, я не знаю. Хотя тоже читал.
— Так что?
— А группу такую, — Lacrimosa, знаешь?
— Знаю. Она мне не нравится. Тупая какая-то музыка.
— Ну, я бы так не сказал. Но ладно. Я тебе что хотел рассказать. Послушал вчера их последний диск. Так там вторая вешь, называется MandiraNabula, — это что-то с чем-то! Коктейль из песни этого пацана, еврейского «семь-сорок» и хорошего готического рока. Единственное, вместо скрипки Рыбака, — вспомнил фамилию этого пацанчика, у них аккордеон. Будет возможность — обязательно послушай! Мелодия — обалденная!
— Кстати…а с кем ты сейчас? С прежним?
— Уже нет. Надоел. Я его бросила!
— Да…Когда очень сильно любишь, всегда есть опасность, что тебя пнут, как собаку, и скажут, — надоел, пшол прочь!
— Вам это не грозит!
— Так кто новый Ромео?
— Да сейчас никого нет. Почти.
— А почти это как?
— Да встречаюсь сейчас с политеха с одним парнем. Он старше, на третьем курсе. Так, лишь бы кто-то был.
— И?
— Нет. Он мне не нравится. То, что вы подумали, не собираюсь.
— Ну все, я побежала! …нет-нет-нет, я не домой, я к подружке, так что не надо, я сама!
— Ну хорошо…я проведу тебя к остановке.
…вернулся в бар, где они сидели.
Неспешно допил коньяк. Зачем-то провел рукой по спинке стула, на котором она только что сидела. Закрыл на мгновение глаза и окунулся в аромат ее парфюма.
Бросил барменше, — Повторите!
Музыка в небольших динамиках бара играла в фоновом режиме, но его вдруг привлекло начало новой вещи. Уж больно классной была насвистываемая мелодия.
Спросил у барменши, кто это?
— Rammstein последний, — ответила девчонка.
Удивился, — казалось бы! Но вещь была действительно хороша. Грустная и трогающая за душу.
В тему.
Вспомнил брошенный на него, когда они расставались, взгляд ее зеленых глазищ.
Нет.
Еще.
Пока.
Рано.