Шева : К дождю (феерический пиздецЪ)

…Тело Сереги загружали в вагон в два приема.

Сначала Вован и Колян, как самые здоровые в отряде, с помощью девчонок, которые подпихивали Серегу сзади, крепко взяли его за руки и таки втащили в тамбур. Дотащить до купе, как говорится, было делом техники. Ударившись пару раз о дверные косяки головой, Серега даже очнулся и начал что-то мычать.

Потом, правда, вышла неувязочка с местами, и старший проводник, степенный мужик в годах, предложил временно затоварить Серегой купе отдыха проводников.

Есть такие купе в вагонах, — в два раза меньше обычных. Серега, не без помощи тех же бодигардов Вована и Коляна смог даже забраться на вторую полку. Подушки не было, но он подсунул под голову валявшийся на полке чесмоданчик, и провалился в сон.

После этого второй отряд, которому выпало счастье иметь Серегу вожатым, облегченно вздохнул.

Отряд шести- и семиклассников ехал домой из лагеря труда и отдыха. До встречи с предками оставалось всего-ничего, — вечер продержаться да ночь простоять.



…Дремоту Сергея под вечер нарушили какие-то хлюпающие звуки. Откуда-то снизу.

Он открыл глаза. Звуки не исчезли. Нагнулся посмотреть, — что же там так чмокает? Увидел чью-то голую жопу, широко расставленные голые ноги, обнимавшие эту жопу, и счастливое лицо проводнички.

Несмотря на утомленное состояние, Сергей быстро сложил пазлы.

Ебутся.

Похоже, их проводничка с проводником другого вагона.

— Бог в помощь, — ухмыльнулся Сергей. Закрыл глаза и опять заснул. Когда проснулся, было тихо. Опять нагнулся вниз. Вроде и без интереса.

Ага. Лежим отдыхаем. Устала. Заебалась, значит.

Внезапно Серега почувствовал знак.

Знак твердел с каждой секундой, топорщил одеяло и не давал заснуть. Пришлось спуститься. Осторожно погладил бедро. Тело сонно и смачно потянулось.

…С бодуна кончить никак не получалось, и Серега увеличил амплитуду и частоту маятника.

А-а-а-а-а! У-у-у-у-у! О-о-о-о-о! — все громче стонала проводничка. Ее ногти впились ему в спину как кошачьи когти в спинку дюбимого дивана.

Вдруг Серега ощутил легкое холодное прикосновение в районе жопы.

Сначала он вздрогнул, но потом до него быстро дошло, — А, это она пальцем трогает!

Палец, очень нежно, совершая круговые движения, начал приближаться к его анусу.

— Наверное, хочет палец засунуть! — решил Серега. Он о таком слышал, но ему никто еще так не делал.

Внезапно он понял, — Нихуя! Что-то не то! Почему палец только один? И почему он такой толстый?!

Серега чуть приподнялся, оглянулся назад…и мгновенно очутился на полу. Вместо женского пальчика он увидел голову змеи, беззвучно совершающую свой гипнотизирующий танец. Причем, когда Серега упал на пол, голова змеи на секунду застыла, будто в недоумении, — куда же делась эта энергичная жопа?

Девчонка-проводничка, увидав, что болтается между ее раздвинутыми ногами, раздумывать не стала, и с всхлипом набрав побольше воздуха, со всей дури заверещала. Змея видно испугалась, и дернувшись вверх, попыталась залезть в тот чемоданчик, на котором Серега спал. Где она, видно до этого и находилась. Но передняя часть гадины перевесила и она упала на нижнюю полку.

Паники среди населения купе это уже не вызвало. Потому-что за мгновение до этого непонятным для них самих образом они вдвоем очутились в коридоре вагона. Успев при этом не только натянуть остатки одежды, но и захлопнуть дверь в купе.

— Вот же ж гадина! — так резюмировал их сбивчивый рассказ Митрич, — старший проводник вагона, к которому они прибежали.

Вообще-то Митрич имел в виду не змею, а жуликоватого вида парня, для которого за символическую мзду он подрядился доставить этот неказистый чемоданчик, как тот сказал, — с цирковой утварью, из пункта А в пункт Б. Путем опроса местного населения, то бишь Сергея и проводнички, пришли к выводу, что, похоже, что это удав. Но — молодой. То есть, еще маленький.

Вооружившись двумя кочерьгами и свернутым вчетверо шерстяным одеялом, они смело пошли в разведку боем. Смело — это значило, что каждый сцал в одиночку, и другим этого не показывал.

Змеюки в купе не оказалось. Прошли по всем детячим купе.

Ни-че-го. Как будто и не было.

— Где-то залегла. В батарее, скорей всего. Потом найдем. Удав, — он же не кусючий!, — философски отметил Митрич.

Решили снять стресс.

Дивчина все время нервно подхихикивала. То ли от стресса, то ли от недоеба.

— Кстати!- подумал вдруг Сергей, — Надо сейчас малехо накатить, для поднятия здоровья, да и…

Сказано — сделано.

Митрич, подобрев после выпитого, хитро посмотрел на Надежду, свою напарницу, и бросив, — теперь моя смена, — ушел почивать в проводницкое купе.

— Ну что? Еше по одной, и баиньки? — тоже хитро улыбнувшись, спросил Сергей у пунцовой то ли от водки, то ли еще от чего Надежды, у которой на блузке чисто случайно расстегнулась уже третья сверху пуговичка. Грудь Наденьки достойного размера едва не вываливалась.

Бюстгалтер — то остался в том купе, — с Митричем.

— Дак мне ж надо на станциях с сигнальными флажками выходить, — вдруг впомнила о трудовой дисциплине Наденька. И почему-то зарделась.

— А покажи расписание! — недовольно буркнул Сергей.

Но ему повезло. Через пятнадцать минут они всего на две минуты должны были остановиться на каком-то полустанке, а затем шел полутарочасовый перегон до Ясиноватой.

— То, что доктор прописал! — довольно промугыкал Сергей. Пока Надежда, надев китель и взяв флажки, чинно изображала из себя действующего проводника при исполнении, Сергей провел рекогносцировку местности.

Пацанва спала без задних ног. В одном из купе он обнаружил, что двое пацанов, из тех, что поменьше, оккупировали именно верхние полки, — по себе знал, что в детстве на второй полке всегда интересней.

— Значит здесь! — определил Сергей место соития с железнодорожной Дульсинеей.





…Пацаны на вторых полках спали крепко, но на этот раз Сергею не кончалось, потому-что он непроизвольно ожидал холодного прикосновения к своему заду.

Но вот, наконец, Наденька забилась на его конце в судорогах. Только она закончила свое громкое А-а-а-а-а-а!, как вдруг Сергею послышалось будто эхо в соседних купе. Причем это А-а-а-а-а-а! становилось все громче, многоголосей. Местами оно даже начало переходить в какое-то возмутительное Б-э-э-э-э-э-э…!

Сергей не успел еще даже подняться, чтобы пойти разобраться с источниками этих удивительных звуков, как жизнь открылас перед ним еще одной неожиданной страницей.

Оба пацанчика со вторых полок дружно, почти одновременно, сказали Б-э-э-э… и блеванули на героев-любовников остатками вчерашнего прощального обеда.

По случаю их отъезда приготовленного, — на дорогу, сердобольной МарьВанной, — шеф-поваром лагеря, из просроченных продуктов.

Ее тоже можно понять, — ну не пропадать же добру?!

А с этими аглоедами малолетними что может в поезде случиться?



…Когда купе чуть-чуть приобрели божеский вид, а дети, кое-как отмытые, синие, зеленые и бледные, опять были разложены по полкам, Серега устало произнес, — Ф-у-у-у-х! Вроде бы все! Заебался я че-то! Надо выйти покурить!

Он накинул куртку и пошел по коридору вагона в тамбур. Задроченный, невыспавшийся, «на автомате» он открыл первую дверь, вторую, третью…

Вот третью он открыл зря.

Вагон в составе был последним.

Сделав шаг в никуда, Серега интуитивно не отпустил ручку резко открывшейся тяжелой двери. Согласно законам физики его крутануло вместе с дверью, и за счет приданного ускорения он через рельсы соседней колеи полетел на железнодорожную насыпь.

Белкой-летягой промелькнув перед локомотивом несущегося по встречной колее товарняка.



…Лежа на острой щебенке и только начиная ощущать боль, Серега почему-то вспомнил слова из старой песни Высоцкого, — …и жить хорошо, и жизнь хороша!

— Да…выпал из состава, а такое чувство, будто вскочил на ступеньку последнего вагона отходящего поезда!

Посмотрел на блестевшую на утреннем небе яркой звездой Венеру.

Улыбнулся, — и поебался, и наебался, и наебнулся! Три — в одном.

Значит, будем жить!



…Кузьмич, машинист локомотива товарняка, еще раз потряс головой.

— Неужто вздремнул под утро?! Иначе как объяснить то, что ему померещилось?

Будто молодой парень в развевающейся парашютом ветровке, смахивающий на подпрыгнувшего в украинском гопаке хохла в широченных шароварах, только что пролетел перед лобовым стеклом его тепловоза.

Причем низко — низко.

Будучи по жизни убежденным стоиком и агностиком, хотя наверняка Кузьмич этого не знал, но интуитивно догадывался, он по-философски заметил, — К дождю, наверное!