дважды Гумберт : Фанни и Фред

Фанни Мэй и Фредди Мак живут в облезлой квартирке в пяти минутах от Нолвуд-Парк. У Фанни колючие, бесстыжие очи, кожа цвета кока-колы с драконами, и сильные, умные руки, которые латают людей в районной больнице. Фредди высокий, нескладный и узкоплечий хмырь. Ходит, ссутулившись, низко опустив мучнистое, как у покойника, веснушчатое лицо. Обычно он представляется преподавателем украинского или чукотского языка. Это ложь, ибо Фредди – типичный бруклинский распиздяй и дольше полугода нигде не работал. Управляющий доходного дома, где они арендуют жилплощадь, и почти все их сетевые друзья уверены, что Фанни и Фред – супружеская пара. Однако они кузены. При этом, Фанни, видом моложе и посвежее, на десять лет старше братишки.

Фанни предпочитает женское общество, у нее много подруг, таких же смазливых и шустрых, как и она сама. Фред получает пенсию по инвалидности. Он любит шататься по кладбищам, снимая на камеру неподвижный, нерушимый порядок. Врачи обнаружили у него какое-то редкое психическое отклонение. Вроде бы, он не может поверить, что он – это действительно он. Вот почему вся жизнь для Фреда – лишь ролевая игра. Вчера он был сторчавшимся пидорасом, сегодня он образцовый налогоплательщик, а завтра застрелит парочку пуэрториканцев или отправится в космос. Впрочем, у него есть одно постоянное увлечение: Фредди действительно знает украинский язык. В его комнате на стене висят портреты любимых украинских писателей: Гоголя, Пушкина, Решетникова, Короленко, Шолохова и Лимонова. А на полочке выложены диски любимых украинских групп: «Сектор газа», «СПИД», «Бомж», «Путти», «Пищевые отходы» и «Ноль».

Фредди твердо стоит на одном. Отчасти он подлинный украинец. В нем содержится кровь народа, сотворившего великую внутреннюю империю. Он потомок *первопроходимцев*. Тех, кто не уставал переступать через край, в закрома необузданной дикой природы. Вот почему Фред считает, что ничего не боится. Фанни тоже ничего не боится, хотя любит прикинуться робкой. Это отсутствие страха и позволяет им выживать в адском густонаселенном районе. Больше, пожалуй, ничего общего у них нет. Только бедность и опасность для жизни.

Весть, перевернувшую мирное обывание Фредди и Фанни, доставила пышка Лисбет. В их комьюнити Лисбет выполняет миссию вестницы-несушки. Необычно то, что она явилась собственной персоной, ибо привыкли общаться они, в основном, через сеть. У Фредди как раз период, когда он мелко приторговывает бойкими таблетками. Он и сам потребляет калики-моргалики, поэтому слегка на взводе.

— Ты чего это приперлась, дурра облезлая? – спросил он, приотворив входную дверь.

— Хай! – и Лисби вломилась в квартирку. Задержалась у зеркала, чтобы подергать себя за наклеенные ресницы. – Фанни-то дома?

Фанни лежит на кушетке в малиновом топе и баскетбольных трусах, обмахивает себя сандаловым веером и глядит в потолок. После дежурства у нее ломит виски и ноет в промежности. По потолку бегут вечные новости. Лисбет она не видела где-то полгода, с их последнего тусняка на Кони-Айленд. Естественно, все ужрались. И как водится, кто-то перепихнулся, а кто-то подрался.

— Лисбет, ты еще пополнела, кажись, — до ушей улыбнулась Фанни.

— Молчала бы, ковырялка, — церемонясь, обняла ее Лисбет. – А у тебя зубы еще пожелтели.

— Курю дохуя. С этой блядской работой.

— Что-то давненько вас не было видно в сети, — закурила Лисбет.

— Да все режу и шью без конца. Вскрываю, вправляю. Лечу тех, кого просто готова убить, — призналась Фанни. – Не пациенты — срань какая-то охуевшая. Шапито, бля. Да еще зарплату всё норовят скосить. И людей не хватает. Бесконечный ремонт чьих-то тел. Заебало все это. Фредди вон тоже работает, как одержимый. Монтирует свой фильм.

— Да? – засмеялась Лисбет. – А хули там монтировать? Одни могильные плиты.

— Что ты, клякса, понимаешь в искусстве? – возмутился Фредди.

— Короче, — наконец, перешла к делу Лисбет. – Появилась новая фишка. Даже не знаю, как объяснить. Все наши уже подсели. Уже там. Только вы, чучелы, выбиваетесь, как всегда.

— Шли бы вы все в хуй! – заявил Фредди, но тут же с интересом спросил: Ну и что это? А?

— Что-то среднее между компьютерной игрой и галлюциногеном, — попыталась объяснить Лисбет.

— Да какие игры, подруга? — брезгливо поморщилась Фанни. – Нам уже всем за тридцадник давно перевалило. Знаешь, сегодня ночью я переебала своему коллеге, чурке, блядь, одному. Он, сука, ножницы в животе зашил у пятилетней девчонки. Пришлось снова резать. А ты говоришь – игры.

— Погоди, — со значением сказала Лисбет. – Это стоит попробовать. Что-то вроде сна, отключки, но на полном серьезе. Очень необычные ощущения. Совершенно новый, свежий, не засраный мир. Я сама думала так же, как ты, пока не поставила игровой пистон.

— Да у нас игровая приставка наебнулась недавно, — обиженно пробубнил Фредди. – А таблеток я тебе сам, каких хочешь, достану. Ты только скажи. У меня прямой выход на крупного поставщика. По дешевке.

— Так, детки мои, — торжественно произнесла Лисбет. – Я не хочу терять драгоценное время, свое и ваше. Вот, — она вынула из сумочки два одинаковых предмета. Это были шестигранные стерженьки из какого-то сизого камня, примерно три дюйма в длину. – Это пробники. Они ваши. Видишь, что здесь написано? Фанни Мэй. А вот здесь что? Фредди Мак.

Действительно, странные вещицы были отчетливо подписаны их именами. Кроме того, по верхнему круглому ободку была выбита своеобразного шрифта надпись: *podnebesnaya*.

— Поднебесная, — удивленно прочел Фред. – Ёб твою мать! Это ж по-украински.

— И что это значит? Я всем расскажу, — спросила Лисбет.

— Так украинцы называют Японию, — важно информировал Фред. – Или Монголию. Один хрен. Ну и куда эти штуки прикажешь засунуть?

Фанни с опаской взяла свой стерженек, понюхала, погладила его поверхность и судорожно сглотнула. Предмет был твердым и, вместе с тем, казался пористым и сквозящим. Словно до отказа насыщен вязкой суспензией. Главное, почти невесом и очень холоден.

— Боишься? – догадалась Лисбет, встретившись с ней глазами. – И правильно делаешь. Я ручаюсь, это полный пиздец. Марсианские хроники и прибытие поезда. Значит, смотрим сюда. Знаете, где у младенцев родничок? Теперь берем эту хрень и вставляем ее в это самое место. По ободок. Да, Фредди, в голову. А ты думал в жоппу?

Фредди закашлялся, прочистил горло и, открыв окно, сплюнул вниз.

— Не шути так со мной, лады? А то спущу кверху жопой с лестницы, – с наигранной угрозой пообещал он и пощупал купол свой головы: раннюю плешь, темечко и затылок.

— Да ладно. Я сама съёбываю, — пышка Лисбет наклонилась к Фанни и тихо сказала:

— Все наши уже учётки себе завели. Ну, в этой игре. Некоторые даже перестали работать. Потому что стали зарабатывать в десять раз больше, чем раньше. А вы тут киснете в своем реале. Понимаешь, у них промо кончается через два дня. Дальше это будет стоить гораздо дороже. И вы останетесь за бортом. Меня наши к вам делегировали. Слышишь, Фанни? Сами решайте. Но вы меня знаете, я вам зла не желаю. Покеда, засранцы.

— Что это было? – спросил Фредди, когда Лисбет хлопнула дверью.

— Не знаю. Может быть, она спятила, — предположила Фанни. – Слушай, это вовсе не камень. Мыло, как будто. Так и ластится к коже. Знаешь, Фредди, я на своем веку повидала немало разных гандонов. И могу сказать, когда человек лжет или несет бред.

— Что-то мне стрёмно как-то, — неожиданно признался Фред и опустил голову на живот Фанни. – Словно мир вот-вот треснет, и станет темно, как в жопе зулуса.

— Ну-ка, дай мне свою штучку, — мягко потребовала Фанни. – Не бойся, глупыш.

Она приставила «свечку» к черепу Фреда, сначала одним концом, потом другим и слегка надавила. «Тампончик» то ли полностью сплющился, то ли действительно легко вошел в голову, словно в том месте была пустота. Фредди вопросительно поднял брови.

— Ой, блядь! – у Фанни внутри похолодело, точно она перерезала жилу. – Тебе не больно?

— Да вроде нет, — ответил Фредди. – Музыку слышу. Ничо так. Ох, нихуя себе!

Глаза Фреда, блеклые, с крапленой радужкой, широко открыты. Фанни наблюдает за выражением его вытянутого инфантильного лица. Вот выражение угрюмой настороженности схлынуло, и по лицу ее брата растеклась умиротворенная отрешенность.

— Я толкнул дверь, — глухо доложил Фредди. – Я уже там.

Фанни достает с полочки старый аналоговый фотоаппарат и делает несколько снимков в упор. Фредди никак не реагирует на вспышку. Его лицо словно превратилось в камень. Оно прояснело, стало окончательным, даже красивым. В нем резко обозначилась мужественность. Таким бы, оно, вероятно, и было, если бы Фредди не был чокнутым психом и распиздяем. Брат начинает механически бродить по комнате. При этом он задумчиво, словно пробуя на вкус, скандирует одну фразу: «А где мой чёрный пистолет? На Большом Каретном». Фанни берет модный журнал и листает вполглаза. Потом, не вставая с кушетки, набирает номер одной старой подруги по мединституту, которая давно работает где-то в недрах правительства. Лет 15 назад Лиз была такая оторва. А теперь сделалась настоящей статс-дамой.

— «Поднебесная»? А почему тебя это интересует? – отвечает подруга откуда-то издалека, из совершенно иной — гладкой жизни. – Это такой передовой метод. Виртуальная терапевтическая игра. Результаты просто поразительные. Я и сама большая энтузиастка. Наши жуки из всевозможных комиссий намерены ее наглухо замолчать. Мол, она еще недостаточно изучена или дает стопроцентное привыкание. Однако ее уже стали помаленьку практиковать проверенные специалисты. Думаю, это произведет революцию в американской психотерапии.

— Спасибо за информацию, Лиз, — сказала Фанни. – Просто слышала что-то краем уха. А скажи, может эта хрень распространяться через социальные сети?

— Ну, это навряд ли, — снисходительно засмеялась Лиз. – Хотя, кто его знает. Идея любопытная.

— Почему вряд ли?

— Понимаешь, это сугубо индивидуальная, точечная терапия. И стоит это довольно дорого. Не для среднего человека. Фанни, лапочка, я так рада тебя слышать, — вежливо продолжает Лиз. – Как дела? Ты по-прежнему живешь со своим несчастным братцем?

— Ладно, будь здорова, привет семье, — сказала Фанни и отключилась.

Фредди неожиданно остановился и отлепил от макушки круглый почерневший колпачок – все, что осталось от пробника. Его лицо приняло здешнее выражение, а глаза уставились на Фанни.

— Ах, как хорошо! Как здорово жить! – расхохотался Фредди. – Ты знаешь, что со мной только что было? Ты не поверишь! Я замочил эту гниду Малко Кидалко из Боро-Парка. Ну, помнишь, того урода, который не заплатил мне за работу? Который сказал мне, что я псих, наркоман и никто? Что мое место на свалке? Теперь мы в расчете. Знаешь, как я с ним поступил? – спросил Фредди и, пожевав губу, небрежно ответил: Я перебил ему коленные чашечки, ключицу и позвоночник. Откусил нос и выдавил глаза. Потом привязал на веревку к машине и протащил по всему Бродвею. Пока мы мчались до свалки, он весь превратился в грязные лоскуты. Но продолжал жить. Оказывается, человек – такая живучая штука!

— Не понимаю, чего ты так радуешься? – с раздражением произнесла Фанни. – Это же глюк.

— Ты еще не врубилась? Это не глюк. Я только что убил человека. Ну, как бы человека. Я отомстил своему врагу. Я поступил, как настоящий украинец, — констатировал Фредди. – У меня до сих пор костяшки болят, и во рту вкус его крови. Это правда, Фанни. Я чувствую себя так, точно действительно сделал это. Раз я там сделал это, то уж здесь легко смогу как два пальца.

— Да, но ведь этот твой Малко продолжает жить? И ему похуй на твою мнимую месть. Ты действительно ничто, Фредди! Пустое место!

— Жить? Да разве же это жизнь? Так, седьмая вода на киселе, – с какой-то новой грустной интонацией усмехнулся Фредди и, рухнув на кушетку, намертво обхватил ее бедра. – Сейчас ты тоже узнаешь, что такое правда жизни. Теперь твоя очередь.

— Я не хочу. Не буду! – закричала Фанни и забилась, как рыба. Но Фредди ласково подмял ее под себя, зафиксировал ее голову и сказал тоном, не допускающим возражений:

— Надо, крошка, надо. Один раз живем. Я тебя здесь не оставлю.