дважды Гумберт : Фанни в метро

13:20  23-04-2010
Окончание. Начало: www.litprom.ru/thread34575.html

Однажды, когда Фанни было 13, к ее голове приставили пистолет, приказали открыть рот и раздвинуть ноги. Так она познакомилась с мужским миром. Вот и сейчас она чувствует себя подобным образом. Жмурится, ожидая, когда в ее голову тупо воткнется инородное тело. Ей известно, что в мозгу человека нет болевых рецепторов, так что максимум, что испытывает жертва, словившая пулю, — это последнее удивление. Но даже пуля, выносящая мозг, не удивила бы ее настолько, как насильно вставленный братом в ее головку игровой пистон.
Макушкой Фанни ощутила жжение и стала плавно проваливаться в ясную торжественную светомузыку. Ощущение было расплывчатым и очень странным. Словно Фанни вернули вещь, о которой она давно думать забыла. И этой вещью была ее собственная голова. Последовала резкая встряска, и Фанни очутилась в боксе, вся поверхность которого была выложена одинаковой фирменной плиткой небесного цвета. Прямо напротив нее стоял доктор, низенький старичок в толстых очках и с бородкой клинышком. Перед собой он держал тонкую панель. На его бэйджике под красным крестом и логотипом игры было написано Д-р Шмерц. Почему-то Фанни захотелось дернуть его за бородку.
- Как ты себя чувствуешь? – ласково спросил доктор. – Голова не болит?
- Кружится, — призналась Фанни. – Сфокусироваться не могу. Все плывет.
- Так лучше? – доктор поцапал панель пальчиком. – Это нормально.
Он вытащил из кармана халата черный коробок с синим индикатором и стал вдумчиво проводить вдоль всего тела Фанни. Только сейчас она обнаружила, что на ней нет одежды. Осталось только бабушкино кольцо со сколотым квадратным рубином.
- А вы кто? – спросила Фанни. – Это бред?
- Я никто, — рассеянно ответил доктор. – И это не бред. А вот тебе, голубушка, курить надо бросать. И с мужчинами… гм… интересоваться. А то соки жизненные в тебе застоялись. Впрочем, не мое это дело. Что ж, — он сунул коробочку в карман, выдвинул из панельки клавиатуру и забегал пальцами, — очень прилично. Я доволен.
- Чем же? Состоянием моего здоровья?
- Качеством связи доволен, — ответил доктор и, сдвинув на нос очки, внимательно посмотрел на нее. – У тебя хорошие шансы. Я бы посоветовал сразу переходить на второй уровень.
- Шансы? – переспросила Фанни.
- Козырные данные. Наверно, ты в жизни сделала много добрых дел?
- Я хирург. Первая помощь и всё такое.
- Ага. Значит, коллеги? – оживился доктор. – Ну, вот видишь. Я почему-то так сразу и подумал. Большие, наверное, деньги получаешь за свою работу?
- Вовсе нет, — ответила Фанни, немного сбитая с толку.
- Ну, у вас же платная медицина? – едко прищурился доктор. – Вы же так просто, за здорово живешь, не лепите?
- Я в социалке работаю, — Фанни вдруг ощутила себя голой. – Послушайте, верните мою одежду и отправьте меня домой. Я не хочу никаких игр.
- И тебе даже не интересно, что там? – доктор показал на овальную дверь, которую раньше Фанни не замечала.
- Вероятно, там ноль, — на двери был нарисован по трафарету багровый ноль: четыре загнутые палочки. – Я смотрю, дверь-то всего одна?
- Да, выбора у тебя нет, — заверил ее доктор. – Так что, вперед.
- Ну, и что там? Вдруг там – полный пиздец, а я в чем мать родила?
- Я понятия не имею, что там, — с раздражением отозвался доктор. – Разве скажу из солидарности, что там нулевой уровень. Прикидка. Система должна тебя обсчитать, прежде чем ты откроешь аккаунт и получишь доступ. А что там будет, не знаю, у всех всё по-разному.
Фанни быстро протянула руку, чтобы схватить бородку, но доктор успел исчезнуть.
- Мой совет – не цепляйся за жизнь, — услышала она его наставительный голос.
- Доктор? – позвала Фанни. – Доктор, ты мудак! Слышишь? Сука ты потная!

Бокс был гладок и пуст. Фанни присела на корточки, сцепив перед собой руки, и задумалась. Умри? Совершенно отчетливо она представила, что цепляться ей не за что. Покрутив головой, она мягко укусила свое плечо, погладила колени, потеребила соски. Встала, прошлась, попрыгала, то разводя ноги, то подтягивая колени. Села на шпагат. Мышцы казались размятыми, отзывчивыми. Она себе нравилась, она любовалась и наслаждалась собой. *Дюже файна, дюже гарна молодыця*. Тело, свежее, как в 16, просилось в пляс. Оно нуждалось в любви, которая превышала бы всякую меру. Фанни показалось, что ее сейчас разорвет от ожидания счастья. Требовалась другая среда, давление в которой было бы соразмерным. Фанни толкнула дверь и шагнула за порог. На нее налетел теплый вихрь с запахом креозота. Ее обдал знакомый призрачный гул. Она загадала встретить чудовище, но оказалась в метро.
Первым делом, она придирчиво осмотрела свою одежду. Ее ладную фигурку, которую она любила подчеркивать, скрывало странное мешковатое одеяние из пестрой ткани в вертикальную полоску. На ногах были плетеные шлёпанцы. Плечо оттягивала довольно увесистая кожаная сумка с конопляным орнаментом. Она чувствовала легкий телесный дискомфорт, но не могла понять его причину. Станция, по платформе которой она медленно шла, была вроде знакома. Однако все надписи были на чужом языке. Они были двойные: поверху шли иероглифы, ниже – кириллица. Фанни немного читала по-славянски. Б-О-У, — прочла она на табличке. Дальше следовала какая-то непонятная буква. Боуэри! – догадалась Фанни, и сразу узнала место. Каждая деталька была прописана поразительно отчетливо. Платформа выглядела как заплесневевший кусок пемзы, но была очень чистой. Человеческие фигуры на ней были расставлены в смутно угадываемом порядке. Подлетевший состав темно-красного цвета вдохнул в них жизнь тугой воздушной волной. Все точно очнулись и стали озираться по сторонам. На вагоне призывно горели приоткрытые алчные губы. Фанни беспомощно оглянулась и вошла в вагон. Она чувствовала себя раздувшейся и полой, как облако вулканической пыли. В голове в темпе вальса, как первое облачко над кратером, разворачивался один мыслеобраз: Омега.
Все люди – биороботы. Сшитые на один манер кожаные мешки, наполненные костьми и мясом. Все, но только не Омега. Когда умирал человек, доставленный из городской мясорубки, Фанни спрашивала у Бога: отчего он сотворил людей такими жалкими и беспомощными? Они не способны к регенерации. Тела людей – спортивные снаряды для стихийных сил и азартных духов. Порвется один, всегда есть наготове новый. Исподтишка, преодолевая брезгливость, Фанни окинула цепким взглядом людей поблизости. Они выглядели так, словно уже умерли. Свинцовые лица с кровоподтеками, пустые остановившиеся глаза. Неуклюжие замедленные движения, выдающие глухие сердца и отбитые внутренности. Различаются несколько типов: кривоногая красотка в очках, чернокожий оболтус в наушниках, позеленевшая офисная дама, сливовый крепыш с экранчиком, бледная сплюснутая девочка с черным ежом. Вне зависимости от возраста, все тела отличает крайняя степень изношенности.
Какой-то пьяный старик с грубым шрамом вокруг шеи вывел Фанни из сладкого оцепенения. Он появился рядом внезапно, как вялые мертвецы в фильмах ужасов. Это явление вернуло ее на землю, в привычный мир, где Омега – всего только греческая буква. Фанни вышла на Фултон-стейшн и побрела по ярко расписанному туннелю. На самом деле, и подземка, и люди, в нее заключенные, выглядели совершенно обычно. Поражала только необычайная отчетливость каждой детали. Даже запах распадался на великое множество тропинок, уводящих в материю. Фанни сделала вывод, что необычность в ней самой. Она несет в себе какой-то загадочный сбой, ставящий ее надо всеми. И кто такая, в сущности, эта Омега? Все, что она могла вспомнить: так называла себя одна славянская девочка, с которой Фанни познакомилась в кружке юных натуралистов и потом водила тесную дружбу. Омега много знала про природу, видимую и неявную. Например, она знала, что человек состоит из блоков, разработанных в разных оконечностях вселенной. Омега умела медитировать, отключаться, любить. Ее мягкая, рассудительная манера речи завораживала. От нее, по цепочкам людей, расходилось мудрое безразличие. Омега и сообщила Фанни про тонкое тело. Эта информация была с тех пора позабыта, а сама Омега превратилась в нестабильное пятно, в неясный указатель. Как она хоть выглядела? У нее была русая коса, она из скромности поджимала пухлые губы, от нее пахло медом и ирисом. Взаимность с ней была ритуальным беспамятством. Что я сделала не так, где ошиблась? Почему она оставила меня страдать, грубеть и разлагаться? Если бы Омега меня сейчас видела, она бы решила, что я труп повапленый.
Фанни полезла в сумку за зеркалом, но ее рука встретила только россыпь острых кусочков металла. Она переложила сумку с одного плеча на другое и сообразила, что под бесформенным платьем ее тело охватывает какой-то жесткий, тяжелый предмет, с одинаковыми прямоугольными секциями вокруг всей талии. Фанни достала из сумки кусочек металла: это был грубо перекушенный гвоздь, на шляпке которого было вытиснута греческая «омега». Фанни прислушалась к себе и поразилась своему абсолютному спокойствию. Только люди, которых становилось вокруг все больше, вызывали смутное неудобство. Туристы, спешащие снять достопримечательности нижнего Манхеттена. Рабочий и служащий люд, возвращающийся в Нью-Джерси. В общем потоке Фанни зашла в вагон другой ветки и устремилась в сторону центра. До встречи с Омегой оставалось несколько минут. Закрыв глаза, Фанни ушла в глухую оборону.
*Это тело не я. Я не рабыня этого тела. Я жизнь без границ и любовь без предела. Я никогда не рождалась и не умирала*, — буддистская отходная молитва казалась смешной считалкой. Фанни машинально ощупала макушку и, пораженная, оглянулась. Люди были сосредоточены на своем и совсем как живые. Среди них не было двух похожих. Обаятельный мужчина в коричневой кепке улыбнулся Фанни и забавной мимикой изобразил страшную духоту. У Фанни промелькнула благородная идея: когда поезд остановится на Граунд Зеро, она может еще успеет спуститься в относительно безлюдный бэйсмент. Неужто все уже решено заранее? А ей остается только выбор, как себя чувствовать? Понятно, почему внешность Омеги не поддается раскодированию. У неправительственного боевого союза геев и лесбиянок Калифорнии не может быть внятного лица. Вся ответственность ляжет на неуловимых мстителей, на имя тайной организации, на греческую букву на шляпках гвоздей. Но если бы даже все зависело только от нее? Разве бы она пожалела этих нелепых людей? Разве бы не разорвала свое тело, как неудачный снимок? Ради того, чтобы начать свою жизнь с нуля вместе с Омегой, она бы пошла на все. Это был ее выбор. Омега ждет ее. Осталось только отбросить кости и мясо.
- Jha The Great! Sex is obsession! Sex is violence! California uber alles! — тоненько пропищала Фанни. Клешня ужаса прищепила голосовые связки. Тело стало бетонной дамбой. Когда поезд, замедляя движение, вырвался из трубы в безмятежный свет дня, в ее руке завибрировал телефон. Она подождала, пока двери откроются, и надавила на кнопку приема. Время тут же замедлилось в миллион раз. То, что со стороны представляется точкой, оказалось вечной дискретной страстью разрыва. И тонкая русая девочка в беретке Мурзилки нащелкала изнутри достаточно красочных снимков.

- Только не спрашивай, что со мной было, — предупредила Фанни расспросы брата. – Это мое личное дело, оно никого не касается. Но ты был прав, это больше, чем жизнь. Это ёбань.
Фанни долго стояла под душем, смывая холодный пот, впечатления мнимой жизни, брызги призрачного тела. Она чувствовала себя посвежевшей, но опустошенной.
- Нам надо сделать учётки, — напомнил ей Фредди.
- Знаешь, я сама решу, что мне делать, — отрезала Фанни. – Если тебе нужны деньги, то вот.
Она сняла с пальца перстень их общей бабушки-украинки. Фредди принял его и долго держал на ладони, как притворившееся вещью насекомое.
- Там ведь заебись. Я там фильмы буду снимать о боевых монахах, — точно оправдываясь, сказал он. Фанни пожала плечами. Фредди с его неопрятным запущенным детским миром вдруг стал ей противен. После игры реальность показалась выжатой, скомканной. И тогда она сделала неожиданную вещь: назначила встречу мужчине. Лысый импозантный интерн Уибона, анестезиолог по специальности, давно оказывал ей знаки внимания. Луи Уибона был выходец из Танзании и клялся, что его фамилия переводится примерно как «Больно, блядь!» Это был отличный самец с гладкой шарообразной головой, сидящей на могучей шее. Он постоянно улыбался и притворялся озорным ребенком. Но Фанни видела в нем зрелую и печальную душу зверя, которого обучили всему, кроме того, чтобы быть счастливым.
Позже они сидели в ресторанчике и пили горилку. Фанни опьянела и была очень красивой. Впервые в жизни она сгорала от желания мужского тела. Ей хотелось очаровать Уибону и привязать его к себе хотя бы на ночь. Но Уибону не требовалось пинать под зад. Он всё хорошо понимал и не сводил с нее преданных глаз.
- Я думал: стена. У меня нет с тобой ни шанса, — признался он и, помолчав, значительно блеснул своими огромными каштановыми глазищами: Я уважаю права секс меньшинств.
- Скажи это своей бабушке, — со смехом отмахнулась Фанни. – Знаешь, Луи, я никому не рассказывала эту историю. А вот тебе очень хочется ее выложить.
- Ну, валяй, — серьезно сказал Уибона, почувствовав в ней перемену.
- Лет в 13 у меня была подруга. Моя первая любовь. Как-то раз мы с ней серьезно попали. Ну, как это бывает, поздно возвращались домой и нарвались на отморозков. У них были стволы и всё такое. Меня изнасиловали. А подруге моей повезло меньше. Ее убили.
- Мне очень жаль, — без ноты фальши сказал Уибона и сжал ее руку. У Фанни мелькнула мысль, что ради такого прикосновения стоило жить, оставаться здесь. Она вздохнула и улыбнулась:
- Но знаешь, как было всё на самом деле? Она сама была виновата. Она этих пидаров завела. Она спокойно улыбалась под дулом огромного пистолета, словно он был игрушечный. Она почти убедила этих ублюдков, что они не настоящие. И тогда они испугались. Испугались того, что они дурилки картонные. Зачем она так себя повела? Разве это было разумно?