Ebuben : Жить

Солнце только начинало окрашиваться в темно-красный, сангиновый цвет, и Виктор Сергеевич Павлов не спешил покидать свою уютную веранду, пристроенную к дому, конечно, с восточной стороны. Действительно, уходить в дом пока не стоило: мошкара и прочие насекомые практически не донимали, намека на холодный ветер, который мгновенно заставит кости Виктора Сергеевича ныть и скрипеть, не было, а приятный пейзаж не застилала серая пелена дождя. Все было хорошо, и даже, черт возьми, близко к идеальному. Жена в городе, наводит порядок в их квартире, дети (если их, конечно, можно еще так называть) круглосуточно на работе, а другие источники проблем (семья уже давно перестала приносить Виктору радость, материальные или любые иные блага – она стала для него Одной Большой Проблемой) видимо решили оставить его в покое.
Солнце продолжало менять свою окраску, все больше наливаясь красным, а в остальном все было по-прежнему. Цепной пес дремал в будке, высунув из нее только нос, деревья стояли неподвижные, где-то вдалеке мычали коровы, тихо поскрипывала калитка, а может дверь – Виктор наверняка не знал – соседского дома. Сигарета сгорела до фильтра, и пенсионер кинул ее в пустую консервную банку, специально предназначенную для этого. Импровизированная пепельница была переполнена окурками. «Я стал больше курить» – коротко констатировал про себя Виктор и достал из нагрудного кармана еще одну сигарету. Чего не любила жена, буквально не переносила – так это курения. В ее присутствии никому не дозволялось – будь то муж или взрослый уже сын – курить. Стоило ее ослушаться и до конца дня пришлось бы общаться с ней сквозь зубы, или вовсе впустую сотрясать воздух. А сейчас жены не было и можно было делать что угодно, не беспокоясь испортить кому-нибудь настроение.
Коротко гавкнул пес.
Скрипнула дверь.
И снова воцарилась приятная тишина. Виктор еще немного посидел в своем кресле-качалке, (все как в кино – старик, сидящий на веранде в кресле, разве только что вместо трубки в зубах у него сигарета и не хватает теплого пледа) а потом зашел в дом. Пора было ужинать.
Картошка, селедка, пару кусков хлеба и стопочка (для пищеварения) водки – не густо, но, тем не менее, Виктору хватало. Иногда, правда, требовалось еще пару стопок в нагрузку, но это были нюансы. Ужинать он любил в полной тишине, не отвлекаясь на разговоры (впрочем, о каких разговорах сейчас может быть речь?), не включая телевизор, радио и проч. Когда с трапезой было покончено, Виктор Сергеевич убрал со стола посуду, сполоснул ее и вышел во двор покормить собаку по кличке Венедикт. Само собой, звали пса не громыхающим и затянутым «Венедиктом», а коротко и броско «Веня». Или «Веник», если угодно.
Виктор, еще не подойдя к будке, позвал своего питомца, ожидая, что он, как и прежде, вылезет, повиливая хвостом из своей конуры, и станет виться вокруг, дожидаясь, пока хозяин наполнит выцветшую красную миску. Но этого не произошло.
Виктор опустился на корточки перед будкой.
Тогда и начались неприятности. Вернее, нет, неприятности, настоящие неприятности наступили потом. Сейчас начались странности.
Коротко говоря, собаку Виктора Сергеевича кто-то убил. А если вдаваться в не очень приятные подробности, то убил зверски, отрубив несчастному псу голову и засунув в пасть окровавленный хвост.
– Ох… – выдохнул Виктор и отдернул руку от скалящейся морды животного.
Скрипнула дверь.
Внезапно Виктора это так взбесило, что он сорвался с места, перевесился через невысокий деревянный забор, огораживающий соседние участки и крикнул, не особо заботясь быть вежливым:
– Закрой дверь, твою мать!
Никто не ответил. Да, собственно, Виктор и не желал услышать ответа. В этот момент его больше заботил человек, совершивший безумное деяние за каких-то полчаса, пока хозяин собаки ужинал. Что еще можно было ждать от этого так называемого человека? Мрачной загадочности этой истории добавляло еще и то, что собака ни разу не гавкнула, не учуяла незнакомца и не увидела его перед собой. Виктор прикинул: чтобы отрезать сидящему в будке псу голову, нужно было, как минимум, его из этой будки его вытащить. А потом запихать тушу обратно (предварительно отрезав хвост, не забывайте) и положить голову обратно в будку, чтобы со стороны пес выглядел спящим.
– И зачем все это? – вслух произнес Виктор, стоя на расстоянии нескольких шагов от злополучной будки. Своего цепного пса ему было не жалко – разве только самую малость – даже кличи нормальной у питомца не было (Виктору, по-крайней мере она не нравилась). Его звали то Веней, то Веником. Каждый на свой лад. Виктор вообще никак его не называл. Пес и пес.
Однако как бы ни относился к собаке Виктор, вечер был безнадежно испорчен каким-то психопатом, решившим оригинально пошутить, или может пригрозить пенсионеру. Страха Виктор не испытывал – только неопределенность. Что делать с трупом? Стоит ли звонить в милицию? Стоит ли оставаться здесь на ночь? Незнакомец нарушил покой – и Виктор винил его только за это. Он был для него не больше нашкодившего мальчишки, чьи проделки вряд ли могут принести вред, но вот похитить час-другой драгоценного времени – запросто.
Пенсионер зашел в дом, чтобы взять большой черный мешок для мусора, убрать туда тело собаки и… «Потом разберусь» – решил Виктор и продолжил поиски мешка, которого, как назло, нигде не было. На кухне под раковиной его не обнаружилось, в шкафу, где хранились инструменты, тоже. Ясно, что Виктор рыскал в поисках не одного единственного мешка – где-то лежала целая упаковка таких, купленных в одном из огромных гипермаркетов, мешков, которые он просто ненавидел (гипермаркеты – не мешки), в отличие от своей жены. Потеряв еще минут десять, Павлов наконец откопал черный сверток в ящике стола, рядом с фольгой и крышками из-под банок. На глаза ему попалась початая бутылка водки, но он решил не трогать ее. «После того как все сделаю – обязательно выпью, – пообещал он себе».
Виктор, затратив еще пару минут на поиски перчаток, все-таки сделал один небольшой глоток беленькой и вышел в огород. Вернее, огород больше напоминал сад – ни одного парника на участке не было, грядок, усаженных овощами тоже. Из съестного здесь выращивали только фрукты и ягоды: крыжовник, малину, яблоки, смородину. На остальной территории участка росла трава, которую Виктор периодически подстригал ручной газонокосилкой. Сейчас, правда, трава стала уже по колено. Павлов довольно давно не занимался садом, предпочитая больше работать по дому. Он говорил, что есть дети, которые раз уж принимают гостинцы своих родителей, то могут и помогать, а не просто приезжать сюда как на отдых.
– Ох, боже мой, – прошептал Виктор, взяв отрубленную голову собаки и кинув ее в мешок. Все это он проделал, естественно, отвернувшись, но шуршащий звук, с которым голова упала в мешок, заставил его поморщиться.
Теперь предстояла задача потруднее. Пес весил немало, и запихать его в мешок было очень проблематично. Виктор вытащил животное из будки за лапу, все еще стараясь на него не глядеть, а потом вдел его, как подушку в наволочку, в мешок. Получилось с первого раза, и Павлов удовлетворенно потер вспотевшие в резиновых перчатках ладони друг о друга, сквозь упругую зеленую материю. Целесообразно было бы оттащить мешок в тень, чтобы труп не так быстро разлагался, но Виктор решил иначе. Он поволок своего бывшего питомца за калитку, чтобы выкинуть его в глубокую канаву, почти полностью скрытую от глаз высокими кустарниками. Не одна машина побывала внизу и многие из водителей получили довольно серьезные травмы. Среди детей даже ходили легенды, что там кто-то умер и стонет по ночам, погребенный в своей машине.
По пути к канаве Виктор никого не встретил, что было ему, несомненно, на руку. Человек, который тащит большой черный мешок поздним вечером, выглядит подозрительно.
На землю спускались сумерки. Стремительно темнело.
Пенсионер с заросшим седой бородой лицом и грязными спутанными волосами, тоже седыми, толкнул вниз мешок. Тот долго катился до дна, но, наконец, достиг его и, кажется, застыл надолго.
Виктор снял перчатки, утер лоб и пошел в дом.
Достав из подвала банку соленых огурцов, он налил себе полный граненый стакан водки, включил радио (сейчас тишина угнетала его) и стал выпивать, закусывая хрустящими, идеально получившимися огурчиками.
«Черт, все не так плохо, – подумал Виктор, делая второй глоток и поднося половину огурца ко рту, – все налаживается».
Ближе к полуночи, уже хорошенько надравшись, Виктор отправился спать, окончательно перестав думать о мертвой собаке, сумасшедшим человеке или других опасностях. Все снова стало хорошо.
В ночи шуршали кузнечики, и скрипела соседская дверь. Где-то выла собака, но уж очень далеко и ее почти не было слышно.
Похмелье не было тяжелым – после рюмки головная боль сошла на нет, а чувство бодрости вернулось очень быстро. Только почему-то болела стопа. С выпивкой это вроде бы никак не увязывалось.
«Скорее всего, порезал возле канавы, – решил Виктор и не стал рассматривать возможную рану».
Он сразу направился в сад, поработать. Покосил траву, наполнил водой бочку. Потом легко позавтракал, ограничившись бутербродом с чаем, и позвонил жене.
«Аппарат вызываемого абонента…» – произнес бездушный голос в трубке, и Виктор набрал номер своей дочери. Ответ был аналогичным.
– Да что такое, – произнес он нахмурившись.
Позвонил сыну и заметно оживился, услышав вместо женского голоса гудки. После третьего трубку сняли.
– Пап?
– Да, я, – излишне громко произнес Виктор (многие пожилые люди страдают этим), – слушай, ты матери не звонил?
Как показалось Виктору, интонации сына слегка изменились:
– Не доступен.
– Когда последний раз ты ей звонил?
– Вчера. Вечером. – с расстановкой произнес сын. И помедлив, добавил, – а что, она не на даче?
– Она уехала пару дней назад, и я что-то больше вестей от нее не слышал. – встревожено сказал Виктор. – Да, и Лера не отвечает. Ей ты не звонил?
– Не-а. А ты пробовал на домашний звонить?
– Точно! – обрадовался Виктор и хлопнул себя по лбу. – Сейчас им позвоню, а потом тебе дам знать.
Нажав зеленую кнопку вызова, пенсионер услышал все тот же мерзкий женский голос, который на этот раз оповестил его о том, что «сумма на вашем счету не достаточна…».
– Сука! – крикнул Виктор, и все лицо его перекосилось, словно в момент усохло. – Твою мать!
Он вышел из дома и направился к соседу, который так и не удосужился закрыть дверь. Может, правда, он уехал и забыл ее запереть? Сейчас Виктору это предстояло выяснить. Поднявшись по ступенькам, он для приличия постучал по косяку двери костяшками длинных пальцев пианиста и, не дождавшись ответа, вошел в чужой дом.
На полу лежал наполовину расчлененный труп соседа – мужчины средних лет, крепкого, как быка и тупого, как, пожалуй, тоже быка. Рядом с ним валялась в неестественной позе белокурая проблядь-жена, раскинув ноги так широко, как наверно не разводила за всю свою блядскую жизнь.
Виктор поднял с пола окровавленный топор и отнес его обратно в сарай. Ему еще найдется применение.
Внимательно изучив услуги, предоставляемые своим оператором, он взял деньги в долг и позвонил, как и обещал, сыну:
– Я дозвонился, Гриша. Они у мамы вместе, сегодня обещали приехать. Давай и ты подъезжай, шашлыки забацаем, – предложил Виктор, смотря в окно на дорогу и дальше, на соседские участки. Как тихо стало в последнее время!
– Я сегодня не смогу, пап, – стал отказываться от приглашения сын.
– А завтра?
– Ну… – протянул Гриша, – хорошо, завтра к вечеру приеду. Что привести?
– Привези… Да ничего не привози. Все мать с Лерой привезут. Ну, разве что водочки можешь прихватить, – усмехнулся пенсионер, отец, и, между прочим, очень уважаемый человек в городе. – Давай Гриша, ждем завтра.

Виктор постоял в задумчивости, а потом пошел за мясом. Лерка никогда не была пышечкой, а вот располневшая жена вполне годилась к употреблению. Пенсионер спустился в канаву, взял нужный мешок (чуть не перепутав свою жену с дочерью соседа, жившего (когда-то) через улицу) и пошел на кухню нарезать и мариновать мясо для шашлыков.

***
Солнце только начинало окрашиваться в темно-красный, сангиновый цвет, и Виктор Сергеевич Павлов не спешил покидать свою уютную веранду, пристроенную к дому, конечно, с восточной стороны. Действительно, уходить в дом пока не стоило: мошкара и прочие насекомые практически не донимали, намека на холодный ветер, который мгновенно заставит кости Виктора Сергеевича ныть и скрипеть, не было, а приятный пейзаж не застилала серая пелена дождя. Все было хорошо, и даже, черт возьми, близко к идеальному. Жена была где-то на кухне, сын пообещал очень скоро приехать. И соседи не шумели, как обычно.

Старость протекала для Виктора Сергеевича почти безболезненно. Хотелось еще пожить.