Поликарп Плагиатов : Исповедь клептомана (Глава1)

Сны снились странные, непонятные и пугающие. Образы вспыхивали, гасли, перетекали из одного в другое. Творилась дикая какофония, граничившая с безумием. То налетали мрачные тени, от которых приходилось отбиваться; то появлялись огромные змеи, сплетающиеся в отвратительный комок вокруг ног. Он хватал их голыми руками, сжимая противные скользкие тела. Словно наяву чувствовал, как впивается в живую плоть, разрывает на куски заостренными клыками. В горло брызгает черная кровь, приносящая долгожданное утоление.
Вокруг высились черные зловещие замки с темными окнами. Они увеличивались в объеме и сковывали своими каменными стенами все тело. Становилось нечем дышать. Когда казалось, что уже конец – из-за плотных облаков раздавался гремящий, всеразрушающий, но в то же время успокаивающий голос. Ветер доносил невнятные слова. Он закручивался вихрем над головой, которая готова была разорваться от нехватки кислорода. Голос, определенно очень знакомый, нашептывал фразы. Сквозь общий гвалт различались фразы. Они были связаны с психиатрией, какой-то Маней и деньгами под половицей – полная чушь. Голос словно заговаривал боль. Постепенно все стихало, отступало, но через некоторое время начиналось заново, с небольшими интерпретациями.
Неизвестно, сколько это продолжалось. Устав от дикой смены событий, стало неожиданно очевидным, что нужно пробираться к сверкавшему вдалеке озеру. Оно манило своей притягивавшей гладью, обещало облегчение и покой. Он бежал. Бежал долго. Перепрыгивал через корни деревьев, которые пытались добраться до ног, перескакивал через трещины, рассекающие стелящуюся до самого горизонта равнину. Дыхание часто сбивалось, ноги наливались свинцом, заставляя уменьшать шаги, наваливалась дикая усталость. Вокруг поднимались, словно из-под земли, люди. Они протягивали руки, пытались что-то отдать. Все лица казались знакомыми – где-то он их уже встречал. У каждого в руке что-то светилось и казалось, только согласись, дотронься и все будет хорошо, но он упорно продолжал свой бег. И как только получалось противостоять магнетическому зову, подавив в себе дикое желание все прекратить, сдаться, дыхание выравнивалось, тело приобретало легкость, и он, снова увеличивая скорость, продолжал бежать. Наконец-то добрался до берега, которым на поверку оказался неимоверно высокий и крутой, постоянно осыпающийся песком и мелкими камешками, обрыв. Он оглянулся назад. Увидел прежнее сумасшествие. Оно надвигалось с неумолимой быстротой. Стало понятно, что назад пути нет; надо прыгать, а иначе придется остаться здесь навсегда. Не раздумывая, шагнул в пустоту. Ощущение рвущегося в лицо ветра, чувство невесомости, невероятной легкости в теле, радость освобождения…

Очнулся Ярослав резко, почти мгновенно, словно вынырнул из-под давящей толщи воды. На лбу, на лице проступил пот. Крупные капли давили на голову, прижимая все сильнее к подушке. Тошнота подкатывала к горлу, и ее с трудом удавалось сдерживать. Сердце грохотало внутри в бешеном ритме. Звук его отдавался болью в барабанные перепонки. Мысли путались. Он пытался разобраться в событиях, которые маячили в памяти после безумного сна. Пытался вспомнить хоть какие-то детали. Выходило, что это просто кошмар, навеянный головной болью. Но все его существо подсказывало — дело в чем-то другом.
Первое, что он почувствовал, еще не открывая глаз – запах. Необычный, густой, терпкий и немного дымный запах. В памяти всплыло бабушкино слово – половица. Где-то это уже было… Ах, да, во сне! Воображение вывело в голове картинки русской печки. Она треснула по передней кладке, и через расщелину пробивался сизый дымок. Вокруг печи — деревянные, затертые лавки. Стены — грубые, ничем не обмазанные бревна потемневшего от времени сруба. Меж ними торчал сухой, серого цвета мох. Все было бы ничего. Вот только откуда могло появиться?
Последнее, что смог вспомнить – воскресенье. Густо застроенный спальный район, куда он поехал отвозить своему знакомому деньги, одолженные до зарплаты. Отдавать было не к спеху, но что-то заставило проснуться пораньше в свой выходной день. Он залез в душный городской автобус, который увозил нелепо одетых и как-то по-особенному взволнованных дачников на окраину города. За автобусной остановкой произошел спор с сотрудниками патрульно-постовой службы. Им не понравилось отсутствие регистрации, и Ярослав пообещал исправить оплошность в ближайшее время. Стражи порядка с добродушными улыбками и пожеланиями успехов удалились – это показалось странным, но обрадовало. В первом проходном дворе дорогу перегородила резко, с визгом тормозов, иномарка. Вокруг внезапно начался какой-то общий кипиш. Сзади подбегали двое мужчин, которых Ярослав скорее почувствовал, чем увидел. Через двор, распугивая мамаш с колясками, спотыкаясь о кочки, заросшие давно некошеной травой, мчался уже знакомый патруль. Кто-то схватил за шиворот и начал запихивать в машину. В голове резко вспыхнула боль, перед глазами яркий свет и все… змеи, тени, замки, голос, озеро…
Вторым необычным ощущением, которое вызвало тревогу и страх, было онемение конечностей и страшная сухость во рту. Язык отказывался шевелиться. В горле горело и першило, словно насыпали раскаленный песок. Но неподвижность рук и ног пугала больше. Любые попытки пошевелить ими отзывались острым покалыванием в области позвоночника. От всех этих ощущений хотелось заново провалиться в бессознательное состояние. Выводы стремились к самому неутешительному итогу, а этого хотелось бы избежать. «В принципе, — подумал он — если бы что-то и случилось с руками и ногами, то чувствовалась сильная боль или, как слышал по телевизору и читал в книгах, отсутствующие конечности чесались бы». Хотя, что мог знать о таких ситуациях человек, который к медицине имел отношение самое отдаленное, на уровне приема указанной таблетки или использования пластыря в случае пореза или мозоли от новых ботинок.
Третьим ощущением, разительно отличающимся от предыдущего и даже вселяющего надежду на положительный исход, была приятная тяжесть, от которой разливалась сладкая истома. По предплечьям и бедрам, к пока неощущаемым рукам и ногам, бежали мурашки. Через несколько минут покалывания достигли ладоней и ступней. Из приятного щекотания стали переходить в болезненные ощущения. Такое бывает у человека при долгом отсутствии нормальной циркуляции крови. Эту боль можно было терпеть, а вот отсутствие слюны начинало здорово напрягать. Потому, как ни страшно было открывать глаза, а все-таки пришлось вводить себя в реальность. Нужно было попытаться добраться до воды.
С глазами проблем не возникло, веки раскрылись легко. Но тут в голову пришла мысль, что стоит сначала разобраться в окружающей обстановке, аккуратно, не выдавая своего очнувшегося состояния, осмотреться. Поэтому Ярослав сузил обзор до тонких щелочек, прикрытых ресницами.
Помещение, в котором он находился, освещалось довольно скудно. Основными источниками света были задернутые шторами маленькие окна и, хоть и не мощная, ватт на сорок, но довольно ослепляющая после полной темноты лампочка под самодельным абажуром из виниловой грампластинки. Она висела на посеревшем от пыли потолке с желтыми разводами от протечки сверху.
Тяжестью на груди оказался здоровый рыжий котяра. Он громко урчал и поглядывал на очнувшегося человека пронзительными зелеными глазищами. Ярослав определил, что в поле его зрения кроме кота никого нет. Прислушался к звукам голосов, которые стал различать, как только открыл глаза. Прикинул громкость доносящейся речи. Оценил приблизительную площадь помещения, а теперь уже не оставалось сомнения — это действительно изба. Понял, что разговаривающие находились за какой-то перегородкой. Собравшись с духом, Ярослав попытался привлечь к себе внимание, но вместо слов гортань смогла издать только тихое и сиплое мычание. Естественно, его никто не услышал. Только кот удивленно прянул ушами. В очередной раз попытался приподняться. Боль уже отпустила, но вот сил еще не хватало. Пришлось искать другие способы пошуметь. Повернув с трудом голову, Ярослав увидел рядом с собой табурет. На нем стоял небольшой тазик, с висящим на его краю куском марли. Очевидно, им смачивали губы, пока он был в бессознательном состоянии, следовательно, о нем заботились. Это вселяло оптимистические надежды. Напрягшись всем телом, Ярослав сдвинул руку в сторону табурета и медленно-медленно стал поднимать ее. Кот внимательно следил за его движениями. Хотелось взять влажный кусок марли и поднести его ко рту, но все, на что хватило сил, так это зацепиться за край тазика. Тот стоял на самом краю табурета и, не выдержав тяжести руки, накренился, сорвался и с шумом грохнулся, расплескав все содержимое на пол. Рыжего как ветром сдуло. «Доносить побежал, — подумал Ярослав». Часть воды все же попала на руку. Он с тем же трудом поднес ее к потрескавшимся губам, пытаясь успеть хоть немного жидкости отправить в рот.
Тазик произвел нужный эффект и до слуха донеслось торопливое шарканье тапочек по половицам,– фу ты, какое дурацкое слово прилипло — направляющихся в его сторону. Первым в поле зрения появился молодой парень, с которым он знаком не был.
На правой щеке у того сияла огромная гематома, приобретшая темно-синий цвет.
Окинув взглядом Ярослава, он выдохнул с облегчением, улыбнулся и крикнул в сторону:
- Сергеич, ты глянь-ка, очнулся все-таки, — и еще шире растянул рот в улыбке — Мань, неси-ка воды скорее, а то вон, как рыба на песке ртом шамкает.
«Кто еще шамкает из нас» — пронеслась в голове у Ярослава мысль, – не злобная, а ироничная — которая была вызвана отсутствием у парня двух передних зубов. Вкупе с гематомой на щеке картинка представлялась довольно гармоничной.
К постели подошел тот, кого он назвал Сергеичем. На вид коротко стриженому мужчине было около сорока лет. В отличие от парня, что нависал над ним непомерно огромным, накачанным телом, он выглядел довольно сухощавым, хотя и высоким, с умным, серьезным лицом. На переносицу был наклеен беленький кусочек пластыря, а под глазами проступили симметричные синяки от перебитых сосудов.
« Неужели это я их так разукрасил? — снова подумал Ярослав – во, я попал». С другой стороны мужчины вызывали скорее положительные эмоции, а уж поверить в то, что смог отметелить двух мужиков, а особенно этого молодого громилу, он никак не мог.
- Да…- протянул тот, облегченно вздыхая, — жить, значит, будет. Ну, и слава Богу, — он с чувством перекрестился, но поняв, что за ним внимательно наблюдают, быстро засунул руки в карманы брюк.
Со стороны головы ко рту протянулись руки с намоченной тряпкой. Ярослав разглядывал мужчин и перебирал в голове всевозможные варианты произошедшего, а потому не заметил, как к кровати подошла женщина. Она начала аккуратно выжимать драгоценную влагу. Ярослав почувствовал мгновенное облегчение и понял, что окончательно приходит в себя. Он жадно глотал воду. Но тут горло предательски сжалось, кратковременный спазм перекрыл доступ кислорода, глаза защипало, а когда столь же внезапно отпустило, он зашелся в диком кашле.
- Мань, — услышал он голос старшего мужчины, — ты поосторожнее, много не давай, пусть привыкнет сперва, а то ведь три дня пролежал.
- Да и так вроде чуть-чуть накапала, -. Голос ее был приятным, чем-то напоминающим ласковое урчание кота, который теперь сидел в ногах и внимательно слушал говоривших.
- Ты как, – наконец-то обратился Сергеич к Ярославу, — отживел? Как самочувствие?
Ярослав перевел на него еще слезящиеся после кашля глаза.
- Говорить можешь или рано пока еще?
- Вроде могу, — прохрипел он и потянул к лицу руку, чтобы вытереть катившуюся по щеке слезу. От нее было щекотно, и потому задергался под глазом нерв.
- Да лежи уж, сама вытру, — послышался из-за спинки кровати голос пока еще невидимой Мани. Ярослав почувствовал аккуратное прикосновение прохладной женской ладони, — жара нет, — констатировала она. – Пить еще будешь?
- Буду, — проскрипел Ярослав, — спасибо.
- Да ладно уж, спасибкаться потом станем.
В горло тонким ручейком потекла прохладная вода, уже без препятствий в виде спазмов. Немного попривыкнув, он почувствовал на нижней губе край металлической кружки и уже жадными большими глотками осушил ее до дна. После накатившей волны блаженства, перевел дух. Снова попробовал подвигать руками и ногами. Почувствовал явное облегчение на душе — все члены начали шевелиться, скидывая последние остатки онемения.
Обвел взглядом стоявших рядом мужчин – женщину пока разглядеть не удалось.
Шея еще не обрела нужной пластичности, и вертеть он ей не мог.
- Где я?
Вместо ответа после небольшой паузы раздался звонкий радостный смех окружающих. Это привело Ярослава в замешательство – уж такого он точно никак не ожидал. Насмеявшись вволю, троица успокоилась, а женский голос из-за спинки сообщил:
- Ты внимания на этих разгильдяев не обращай, — она наконец-то соизволила подойти к кровати со стороны, где стояли мужчины. Ярослав разглядел дородную даму в ярком переднике и с улыбкой в тридцать два зуба, — они поспорили между собой, какой вопрос ты первым задашь: «кто я?» или «где я?» Вот Дмитрий Ильич приедет – я ему расскажу, как вы над парнем потешаетесь, — пригрозила она притихшим мужчинам.
- Дмитрий Ильич? Федоров? – теперь стало понятно, что действительно его голос он слушал во сне и именно он спасал, когда Ярослав задыхался. – Он здесь?
- Да нет… Я же… говорю – он в городе, скоро приедет, — женщина протирала с пола разлитую Ярославом воду, отчего говорила с одышкой, так как полная фигура не позволяла легко нагибаться. — Ты отдохни немного, — она выпрямилась, лицо ее раскраснелось от натуги, а на лбу проступила испарина, — а я тебе бульончику куриного сварю, поешь немного.
Сергеич во время их разговора пощупал у Ярослава пульс, посмотрел зрачки, помял живот. Все движения были ловкими, профессиональными. И тут вспомнилось – Алексей Сергеевич, тоже врач, коллега доктора Федорова. Пару раз он присутствовал на приеме, но сидел в сторонке, отчего Ярослав и не сразу вспомнил его лицо.
- Я Вас знаю, — обратился к нему Ярослав, — Вы Забелин, верно?
- Абсолютно точно, — улыбнулся врач, — ты и в самом деле полежи еще. Динамика положительная, но напрягаться пока еще рановато. Мы тебя к ужину разбудим. Там и Дмитрий Ильич подъедет – вот и поговорим.
Он развернулся, и подтолкнул молодого парня. Тот все еще стоял рядом и внимательно наблюдал за происходящим. Послышался щелчок выключателя, лампочка погасла. Рыжий, не дожидаясь особого приглашения, зевнув, стал снова пробираться на грудь. Свернулся калачиком и незамедлительно заурчал. Хоть Ярослав и пролежал, по словам Забелина, три дня, все равно потянуло ко сну. Задремал практически сразу. Но перед этим широко зевнул так, что испугался – как бы челюсть не заклинило. Сны на этот раз были спокойными, не тревожащими. Снилась Ольга. Она стояла в открытых дверях. Из-за ее спины, обрисовывая ярким ореолом голову, сверкало солнце. Она что-то ласково говорила, от чего становилось понятно, что все будет хорошо и волноваться теперь не о чем. Организм восстанавливался, набирался сил, энергии. Вот только оставался вопрос – после чего?