Vadim_verdan : Девушка колючая проволока. Глава 3.

Ночь с пятого на шестое апреля.

Настя докурила сигарету и выпила кофе. Она сделала его густым и крепким, добавила две ложки сахару на четыре – собственно, кофе, и залила поверх сгущенным молоком. Сухих сливок не было, она обшарила все, и нашла лишь пустой пакетик в ящике шкафа. И поэтому решила пить кофе со сгущенкой.
Настя пошла проверить брата, захватив кружку. От кружки подымался приятный парок, запах кофе быстро распространился по всей спальне, и влез в сон Андрея. Тот повел носом, заворочался, но не проснулся.
Андрей мирно сопел в подушку. Настя наклонилась над ним, послушала, как спокойно он дышит, и в какой-то степени, на секунду или две, ей тоже стало спокойно. Умиротворение разлилось по её членам, она села в кресло рядышком, и закрыла глаза. Никакого страха темноты она не испытывала, когда закрывала глаза. Наоборот, ей даже нравилось погружаться в то единение с самой собой, когда она никого не видела, и ей казалось, что никто не видит её.
В глубоком спокойствии, можно даже сказать, в успокоении Настя допила кофе, кружку унесла в кухню, и вернулась в спальню. Она присела на корточки рядом с Андреем, так, чтобы видеть его лицо, чтобы чувствовать на коже конденсат его дыхания.
Подсознательно ей бы хотелось остаться с ним, лечь спать и ни о чем не думать. Обнять его, или обхватить за палец, как она когда-то прочитала у Кундеры. Само по себе это не внесло бы в их отношения сексуальный, или какой-нибудь иной эротический подтекст. Этот жест с её стороны стал бы своеобразным символом доверия. Главное, чтобы Андрей смог правильно расценить и понять жест.
Они никогда не говорили друг с другом о доверии. Можно сказать, они доверяли друг другу по умолчанию, потому что были родственниками, потому что жили вместе, вместе вставали и ложились спать в одну кровать. Настя иногда ловила себя на мысли, что такой общности, такого единения духа у неё не было никогда, ни с преходящими парнями, ни с, тем более, бывшим мужем.
Остаться – и просто жить, как получиться. Настя отринула от себя эту сладкую мысль, и пошла на балкон, подышать свежим воздухом, собраться с собой.
Ночной город Настя видела и так, она помнила его с тех времен, когда бесстрашно, хотя, скорее, беззаботно, бороздила его просторы кроссовками или, в случае, если шла в ночной клуб, шпильками высоких сапог. С тех времен он совсем не изменился — те же высотные здания, подсвеченные фонарями, неоновыми вывесками и фарами бесконечного потока машин. То тут, то там сверкали подсыхающие лужи, сверкали в тусклом лунном свете. Хотя, луна сама в них тонула.
Здание театра, ночного клуба – они терялись среди типовых многоэтажек, и Настя, как ни выгибала шею, как ни вставала на цыпочки, все равно не могла их разглядеть. Хотя, когда то, жить без них не могла – без театра, и без ночного клуба. В театре проходил КВН, и она смеялась с юной беззаботностью и заразительностью, а в ночном клубе она получала порцию адреналина, выпивкой и «грязными» танцами.
Теперь эти милые радости больше не интересовали Настю, она вскользь прошлась взглядом, и остановилась на другой стороне улицы, где, у круглосуточного магазина стоял автомобиль, девятка. Простота стиля и минимум функции, зато – дешево и сердито. На капоте с пивом в руке сидел парень. Она издалека не видела его лица, но по одежде, по защитным штанам и легкой расстегнутой ветровке поняла – это он, тот самый. Он был один. Пил в одиночестве или кого-то ждал? Настя не стала решать эту головоломку, она вбежала в гостиную, натянула джинсы в облипку, неприметную худи брата, с неподдающимися законам геометрии фигурами, и легкие кроссовки. Она сняла их с полки для обуви, на которую ставила лишь те вещи, которыми редко пользовалась, и надела на босые ноги.
- Молоток, не забыть молоток,- напомнила Настя, и, уже одетая, бросилась искать его. Он нашелся быстро, лежал под подушкой на диване в гостиной. Настя спрятала его в безразмерный карман, и почувствовала, как сильно он оттягивает кофту. Она вышла из квартиры бесшумно, на цыпочках, прикрыла дверь, но не закрыла до конца, чтобы щелчком не разбудить брата. И бросилась вниз по ступеням, бесшумно и скрытно.
У самой двери Настя остановилась. Но не для того, чтобы повернуть назад. Она накинула на голову широкий, свободный капюшон, закрывший все лицо до самого носа, и выбежала на улицу.
Она бежала под фонарями, сперва по газону рядом с домом, хлюпая по грязи и слякоти, по сырой земле, потом – по мокрому с позавчерашнего дождя асфальту. Мимо неё проходили парочки, с влюбленными глазами и скрещенными руками. Девушки шли чуть медленнее, поэтому парни тоже сбавляли шаг. И вот таким специфичным неторопливым ходом двигались они по улицам, туда сюда.
Настя же больше походила на спортсменку, или просто помешанную на здоровом образе жизни. Она даже чуть не столкнулась с мужчиной средних лет, который, в трениках и футболке нарезал круги вокруг домов. Он приветливо махнул ей и улыбнулся, а она только сильнее натянула капюшон на лицо.
Простые люди, она делала вид, что не замечает их. Она плохо представляла, кто они такие. Они – те, чьи самые большие страхи были смешными и нелепыми – увольнение, импотенция или фригидность, болезнь или временная нетрудоспособность. В глубине души Настя мечтала стать как они – жить простой понятной жизнью, она хотела – но не могла. Депрессии и истерики, плохие сны и моральные травмы – все это выделяло её на общем фоне, и делало её изгоем в своих же глазах. Её уже не радовала перспектива быть не такой, как все.
Парень все так же сидел на капоте и пил пиво. Рядом с машиной валялись несколько пустых бутылок, а значит, он был слегка нетрезв. Увидев подбегающую девчонку, он сперва не узнал её, а потом, когда она остановилась и чуть приподняла капюшон, он усмехнулся,-
- Ты, блядь! Чего тебе еще надо ?! Опять хочешь во что-то влезть ?
Настя без слов свернула в переулок между домами. В глухой тупичок, в котором пахло мочой, куда хозяева периодически водили своих собак в туалет. Еще там была миниатюрная свалка, из разбитого телевизора, использованных презервативов, расколоченных вдребезги VHS кассет и мотка колючей проволоки. Эта картина, которой какой-нибудь циник охарактеризовал бы дух города, всколыхнула Настины воспоминания.
Вот Сергей падает. Она висит на нем сзади, он только успел отвернуться, и она уже оказалась на нем. А в руке у неё моток колючей проволоки, такой, что впивается в пальцы, острыми шипами раздирает кожу в клочья, оставляет царапины и глубокие порезы. Но это ничего,- думает она, — все нормально. Боль помогает, от этой муки Настя чувствует, что у неё снова бьется сердце, и от этого чувства хочется петь. Но петь она не будет, она точно это знает. Лучше она обмотает шею Сергея.
Сергей сопротивляется. Он пытается стряхнуть девчонку, а та кусается. И обматывает шею Сергея проволокой. Ему больно, сперва просто больно, задыхаться он начнет потом.
Сергей падает на колени, лицом вперед. Он просовывает пальцы под проволоку, чтобы ослабить натяжение, и лишь размазывает по подбородку следы крови. Настя все стягивает и стягивает проволоку, ей больно, так, что хочется кричать. Но она молчит, стиснув зубы. В тот день она поняла, что боль – явление проходящее, что страдая, можно наслаждаться моментом, настолько он будет прекрасен в воспоминаниях. И, да, долгое время для Насти этот кадр, как она, со сжатыми зубами держит проволоку, а под ней хрипит её бывший муж-насильник, был своеобразной отдушиной. Когда она думала о себе, как о жертве, она иногда прокручивала кадры в голове, и спорила сама с собой – жертва ли она ?
Этот чертов кусок колючей проволоки, с тонкими шипами, расставленными друг от друга так на одинаковое расстояние. Настя отвлеклась от него лишь, когда услышала шаги в переулке.
Парень ступал неуклюже и громко, засунув руки в карманы, и допивал пиво. Он бросил бутылку об асфальт, и та разлетелась на мелкие осколки. Настя смотрела на массивное тело, под хруст стекла приближающееся к ней. Она еще раз проверила, на месте ли молоток, и, обхватив ручку, сделала шаг вперед.
- Сучка, что ж ты опять от меня хочешь? По е…лу?
Парень навис над Настей, большой каменной стеной, этакий альфа-самец, морально давящий бедную жертву. Вот только жертва эта собиралась кусаться.
Настя взмахнула молотком, и подалась вперед всем телом, чтобы ударить, один, и ровно один, раз. Но парень в этот момент отшатнулся, и головка молотка врезалась в стену, вызвав на Настю целый дождь кирпичной крошки. Её покрыло с ног до головы, она отступила, и тут уже парень, разозленный, и удивленный, бросился на неё.
Молоток он вырвал сразу, отбросил его в помойку, и с силой припечатал Настю головой в стену. Та ударилась, но не сильно, голова закружилась, она сделала еще два шага назад, и упала, спиной – на детали от телевизора, на треснутый кинескоп, на микросхемы и провода.
Парень встал над ней, посмотрел, как она корчится, от удара, и потянулся к её волосам. Он хотел намотать их на руку, как пасту – на вилку, и хорошенько потаскать девчонку, научить её, что бросаться на людей с молотком – это наживать себе неприятности. Так поступают только психи – хотел сказать он, но потом решил не тратить слова.
Настя сперва почувствовала его руку на собственном лице, его холодные, пахнущие пивом, пальцы. Этот запах – кислого пива, перебил все остальные, даже бергамот и миндаль, и Настю начало тошнить. Она собралась, и уже на локтях, раздирая худи о мокрый асфальт, поползла к помойке. Там был молоток, а еще – кусок колючей проволоки.
- Ну что, тварь ?!
Парень наклонился к Насте, и гаркнул прямо в ухо. А потом прижал локтем к асфальту, и влепил хорошую пощечину. Настоящую, такую, что у Насти аж свело зубы и зазвенело в ушах.
И все же, он сделал ошибку. Он слишком приблизился к Насте, та уже нащупала моток проволоки, метра на два, и тащила его на себя. Она даже обрадовалась, когда первый попавшийся шип распорол её кожу на ладони, и заставил кровь течь.
Парень наклонился к Насте, неизвестно сейчас, хотел ли он плюнуть, или укусить за губу, или поцеловать, важно другое – девчонка перехватила проволоку двумя руками, и накинула парню на шею.
- Ну, все, конец тебе, ублюдок! – подумала Настя.
Парень сперва не сообразил, в конце концов, алкоголь давал о себе знать. А когда проволока точно легла ему на шею, он округлил глаза и попытался освободиться. Он мог бы вырубить Настю – и спастись, но он начал тягать проволоку то вверх, то вниз, пока не почувствовал, как кровь тонкой струей затекает ему за воротник. И тут он действительно испугался.
Настя дернула проволоку на себя, и парень полетел вниз, лицом в помойку. Девчонка забралась ему на спину, устроилась на пояснице, и стала методично, с маниакальным упорством обматывать его шею проволокой, как шарфом. Руки её покрылись кровоточащими ранами, болели неимоверно, но почему-то вместо страха и холода Настя чувствовала спокойствие и тепло. Как человек, который постоянно делает одну и ту же процедуру – она не волновалась, она уже знала, чем все закончится. И что самое странное – это её не пугало, наоборот, заставляло почувствовать… что-то. Она пока не могла сказать, что именно.
Парень сопротивлялся, он даже попытался встать, но Настя прижала его голову ладонью, а другой рукой она затягивала самодельную скрученную петлю. Вскоре парень начал хрипеть.
Когда он уже перестал бороться, и обмяк, Настя, напоследок, схватилась за проволоку двумя руками и потащила на себя. Можно сказать, она ломала ему шею. Характерного хруста она так и не дождалась, зато вся измазалась в теплой густой крови, толчками вытекающей из шеи. И, подождав несколько минут, на всякий случай, она отпустила проволоку.
Голова парня упала, ударилась лбом об асфальт, но это не принесло ему никаких неудобств. Он был уже мертв.
Настя встала, и вытерла руки о ветровку парня. Грязью затерла кровавое пятно на рукаве худи, смотала проволоку и засунула в карман. Молоток она тоже забрала с собой, чтобы не оставлять улик. Прошарила вслепую, не осталось ли где случайно оброненного волоса, или сгустка слюны. Она слышала про тест ДНК, но никогда с ним не сталкивалась, и он казался ей чем-то простым и гениальным. Для неё он был способом раскрыть любое преступление. А вот про отпечатки пальцев она кое-что знала.
Чтобы оставить четкие и хорошо видимые отпечатки, нужно продержать руки всей ладонью не менее двух минут. И убрать руку нужно очень аккуратно, чтобы не смазать. Так что с отпечатками она даже не заморачивалась. Она оставила своего обидчика в переулке, натянула капюшон до самого подбородка и пошла домой.
Говорят, что после убийства, хладнокровного и жестокого, у убийцы в голове бушуют страсти. Весь тот огонь, все чувства, которым убийца не дал выхода потом пропитывает его насквозь, и он все это переживает после – своеобразное дежа вю. С Настей было по-другому. Она шла, спокойная и расслабленная, по улице, и ничто не кипело в ней, не готовилось вырваться истерикой или иным проявлением чувств.
Оказавшись рядом с кагатом, Настя выкинула туда проволоку, нащупала молоток, и на секунду задумалась – а стоит ли отправлять его в помойку. Не задумается ли братишка об исчезновении молотка для отбивания мяса? Ведь он у них единственный.
Эта дилемма – оставить молоток или нет – показалась Насте смешной. Она даже тихо рассмеялась, хотя смех получился вымученным. Оставить можно щенка, думала она, или ребенка, но так мучиться из-за грубого железа? Все-таки, она спрятала его обратно в карман и отправилась домой.
Настя поднялась по лестнице, зашла в квартиру, быстро разделась, и, стараясь вести себя бесшумно, забралась в кровать, под руку к своему брату. Когда-то ей нравилась метафора «под крылышко», от этих слов отдавало лаской и нежностью. А сейчас она даже не задумалась об этом, положила ладонь Андрея себе на спину, перевернулась на другой бок, отчего рука брата слетела обратно на простыню, и закрыла глаза.