castingbyme : Мемуары переводчика. Ангола. Про любовь.

Мемуары переводчика. Ангола. Про любовь.


Слушайте, дети. Располагайтесь поудобнее, можно с ногами в кресло, ноутбук на коленки, справа – чашка с молоком, слева – пепельница, соредоточились! Баба Аня расскажет вам сейчас сказку про любовь. Раньше баба Аня была молодая девушка и замужем. Она, по своей наивности и молодости, тогда не понимала, что главное в браке – сохранение верности, не понимает она и сейчас, но выучила наизусть. Её свекровь заслала в Анголу своих агентов, замаскированных под членов полуправительственной делегации, и возвратившуюся после трудов праведных и неправедных блудную невестку встретила со словами: «А мне порасказа-а-али, как ты там себя вела». Мир праху её, вот ведь никто кол осиновый не догадается вбить! Но эта сказка не про злую свекровь, а про любовь и мою закадычную подругу Галю. Её так и звали – «Ой ты, Галю, Галю молодая», с задненёбным хохлятским «г», несмотря на то, что была она еврейка-полукровка.

Спустя месяц после моего прибытия в Луанду и поселения с двумя мужчинами средне-пожилого возраста произошло радостное для всех советских людей событие – прилетела Галю. Галю была очень стройная, немного носатая, но тем не менее хорошенькая кучерявая брюнетка с большой, унаследованной от еврейской мамы еврейской грудью.

Огорчительно было, однако, то обстоятельство, что поселили её на другом конце Луанды, в какой-то завафлённой гостинице, но зато – одну, без подселенцев. И настолько радостной была встреча, что просидели мы весь первый воскресный день на пляже, разостлав полотенца на безопасном расстоянии от наших церберов, чтобы вести душевные разговоры. Среди церберов был уже знакомый вам Кабысдох, который аккуратно разложил свою сухую конечность компасной стрелкой строго на север с тем, чтобы вести целенаправленное наблюдение, а также ряд других малозначительных и не столь агрессивных лиц.

Галю сказала, что работать она будет с топографами, поставившими перед собой благородную и опасную задачу создать географическую, климатическую, тематическую и другие карты Анголы. Нет, не львы их сожрали впоследствии в саванне, и не слоны затоптали в сухостое – сбили их вертолёт во время одного из полётов над запоганенной буржуинами местностью, вместе с пилотом и переводчиком. Галю в то время билась не на жизнь, а на смерть с малярией, поэтому избежала печальной участи коллег и соратников. Но из советский страны прислали новый народ, благо полно его было, этого народа, и людям было не привыкать гибнуть за металл.

У топографов есть всякие любопытные приборы, помогающие им в их профессии. Одно из устройств называется стереоскоп. При помощи стереоскопа можно увидеть рельеф местности на совершенно плоской карте. Делается это так: сдвигаются две одинаковые географические карты и совмещаются по определённой линии, и тогда можно увидеть горы, ущелья, реки, всё становится объемным, как будто смотришь на местность с воздуха. При хорошей тренировке зрения можно добиться того, что видишь рельеф и без прибора, для этого надо представить себе, что ты хорошо выпил и у тебя в глазах двоится.

Сидели мы с Галей, обсуждали последние московские и луандские новости, любовались друг другом и чувствовали, что мы теперь не одиноки во вражеском стане. Однако не подозревали, что опасность поджидает нас и в райских песках Атлантического побережья. Увлечённые беседой, мы всё же увидели, что двое замечательно красивых и стройных ангольских парней направляются к нашему пастбищу. Сказалась многолетняя шпионская подготовка сначала в пионерской, а потом и в комсомольской организациях. Оценив опасность, мы договорились сделать вид, будто не знаем португальского и вообще глухонемые. Мальчики рассыпАлись в комплиментах, спрашивали, откуда мы, где живём и надолго ли прибыли, но от двух мычащих и только тупо улыбающихся тёлок ничего так и не добились. Это не помешало Кабысдоху на очередном открытом партсобрании выдвинуть против меня потрясающее обвинение: она (то есть Аня) даже на пляже садится отдельно от группы, чтобы привлекать к себе внимание мужчин. Обвинению не был дан ход в связи с его очевидной даже для обессиленных рыбной диетой бухгалтерских мозгов абсурдностью.

Конечно, такими скудными мозгами трудно размышлять, но если б это было возможно, они сложили бы два плюс два и вычислили, что в Луанде одних только военных «миссионеров», по слухам, было тысячи полторы. Это не считая других специалистов-кооперантов, сотрудников посольства, торгового представительства, советских лётчиков, совершавших регулярные рейсы Москва – Рим – Луанда, ну и, наконец, португальцев, это если учитывать только белокожий мужской контингент, предоставленный в распоряжение девушкам-переводчицам для разнообразных услуг и утех. Свобода выбора в стране неограниченных противозачаточных возможностей.

Знакомились на пляже, при совместных посещениях магазинов, стадных просмотрах фильмов в посольском и других кинотеатрах, выезжали на природу после комсомольских собраний, отмечали ангольские и советские праздники, которые совсем не совпадали, так что их было даже чересчур много.

За мной очень успешно и вовремя стал ухаживать старший переводчик посольства и одновременно личный секретарь посла, потомственный дипломат, стремительно делавший карьеру на моих глазах. Это ему принадлежит глубокомысленное и проверенное жизнью замечание, что Анголой карьеру лучше начинать, а не заканчивать.

Звали нового друга Шурик Суриков. Это его настоящее имя, и, так как он выступает здесь исключительно в качестве положительного героя-любовника, менять его имя совершенно ни к чему. Правда, с лёгкого языка дона Педро, нашего общего друга, настоящего испанца, вывезенного в младенческом возрасте во время правления Франко в братский Советский Союз, Шурик Суриков был пожизненно переименован в Сурика Шурикова.

Сурик жил в многоэтажном посольском доме, имел немыслимую по размерам и полностью климатизированную квартиру, собственную, закреплённую за ним посольскую машину и в принципе был очень подходящим кандидатом для умеренного девичьего разврата.

Заехав однажды за мной после работы, он увёз меня на уединённый пляж и склонил к удовольствию. Конечно, мы не афишировали наши любовные проделки, а соблюдали политкорректность, которая выражалась в том, что, ночуя у меня, он отгонял машину за пару кварталов, чтобы не светиться под окнами посольскими номерами, ловко влезал в окно и покидал спальню таким же дискретным образом. Когда же я посещала его квартиру, то мы следили за тем, чтобы в холле его дома и лифте не было посторонних.

Живущая тем временем на отшибе Галю вдохновляла на подвиги в основном местное мужское население, отличавшееся от населения других африканских стран почти европейскими чертами лица и более светлой кожей. Да-да, не только монголо-татарское иго в России, но и португальское многовековое владычество в стране, называемой «жемчужиной потругальской короны», имело следствием возникновение поколений породистых красавцев. Ангольские девушки загорали на пляжах, мазались маслом для загара и потом хвастались друг перед другом глубиной загара. И, действительно, под плавочками у них кожа была намного более светлой, чем на открытых участках тела.

Луанда времён гражданской войны и интервеции была относительно спокойным городом. Иногда ночью слышны были перестрелки, но их никто всерьёз не воспринимал. Однако существовал комендантский час, и после десяти вечера на улице появляться было запрещено. Муравейник министерства финансов, где жили мы с Маришкой, выпускницей МГИМО и моей соседкой и подружкой, закрывался с десяти часов вечера наглухо и охранялся вооружёнными карабиньерами.

Конечно, сколько верёвочка ни вейся, а кончик будет. Прокувыркавшись с Шуриковым весь короткий вечер, я с ужасом обнаружила, что комендантский час уже начался, и в муравейник до рассвета теперь не попасть. У Сурика в этот вечер я оставаться не могла, так как ему надо было ехать на ночные посиделки с послом ввиду предстоящего вечера интернациональной советско-ангольско-кубинской дружбы. В спешке надев платье задом наперед, я выбежала на тёмную улицу вместе с моим галантным кавалером, который отвёз меня к Гале в гостиницу. Как назло, Галю была в этот вечер занята исключительно собой и своим темнокожим дружком, но, верная крепкой женской дружбе, принялась уговарить меня разделить с ней кров и кровать. Выгнать мальчика на улицу по причине комендантского часа было негуманно, чёрного человека сразу бы без слов забрали в ментовскую. Её номер состоял из маленькой каморки с душем и туалетом. К тому же она как раз сменила марку стиральной машины (так мы договорились называть её любовников в присутствии посторонних), и я не могла мешать молодой страсти.

До рассвета было ещё далеко, и мне пришлось брести, не спеша и выдыхая пары шампанского, через весь кишащий карабиньерами город. Плана в моей дурацкой голове никакого не было, я шла по вымытым согласно местным понятиям о чистоте со стиральным порошком, но уже заселённым большими и летающими с шумом бомбардировщика тараканами улицам и напевала красивую песню о влюблённой цыганке:

Соу ума сингана, муйту апайшонада,
Леву о меу амор комо а эшпада…

Я — цыганка, я очень сильно влюблена,
Я несу свою любовь, как шпагу...

Направляя шаги в сторону океана, я представляла себе, что высплюсь на берегу, как бездомный пёс. И встречу рассвет. И искупаюсь на восходе солнца. И будет мне что рассказать. И сочиню стихи про водную стихию и беспризорность одинокой души, гуляющей по волнам.

Бесшумно, как гепард на охоте, подкрался ко мне пиздец в обличии трёх (!) карабиньеров. Чёрные фигуры имеют естественный камуфляж в ночи, и забрали меня они под белы рученьки, и привезли в отделение. Весело у них там было, и бухие они были, так что никак не могли врубиться, что я у них телефон прошу. Выпросила на свою горячую голову, а номера-то все из башки и вылетели. Стою перед чёрным ящиком, а что набирать – не знаю. Думаю, спалилась я. Набрала номер какой-то, первое, что в голову пришло. Трубку снял Володя, милый мой, счастье моё, культурный атташе посольства. Я ему говорю — спаси меня из лап чёрных горилл, а он мне отвечает: «Да, завтра я тебе вантуз завезу, как и обещал!» Что-то я про вантуз вообще не врубилась, рассказываю ещё раз почти членраздельно и не очень запинаясь о мудацкой ситуации, в которой я нахожусь, а он мне опять про вантуз. Какой вантуз среди ночи? После того, как Володя со мной вежливо, но решительно попрощался и положил трубку, я поняла, что рядом, очевидно, жена спит. Вот молодец мужик, среди ночи подними, джином голым напои, не предаст и не выдаст.

А карабиньеры мне кофею предлагают, ухаживают и, посматривая на меня, переговариваются и хихикают. Я, конечно, как воспитанная девушка, улыбаюсь в ответ. Долго хихикали, то уезжали, то опять приезжали, я всё сижу, кофей пью без всякого удовольствия — время-то к семи подходит, а что со мной решат – неизвестно. Набралась я смелости, всё равно хуже не будет – и попросила отвезти меня на главную площадь, главное, чтоб не к министерству, где я работаю. Выпросила индульгенцию робко протянутой пачкой сигарет. И надо же, как по волшебству, пришёл какой-то чин, выслушал отчёт и повелел отвезти меня на хуй по-ангольски, то есть, как я поняла, куда прикажу.

Выхожу я из машины на площади, — красивая площадь, здания в колониальном стиле с портиками и колоннами, и вижу – Маришка бежит наперерез. Она меня сразу и не признала, но потом очень обрадовалась. Я ей в темпе свои приключения рассказала, а она мне – свои. Ночевала она в гостинице у лётчиков, и в семь утра решила по холодку домой отправиться. И встречает по пути кабысдохову компанию с удочками – они как раз за очередной порцией рыбы направлялись. Маришка им наплела, что она, как комсорг, комсомольцев с утра обегАла, тех, у кого телефона нет, поскольку сегодня ленинский коммунистический субботник, и она трубила общий сбор. Потом Маришка на меня внимательно посмотрела и спрашивает – а что это у тебя платье-то задом наперёд надето?
Вот тут и ясно мне стало, почему карабиньеры переглядывались и зубы скалили. А я-то, идиотка, думала, они со мной кокетничают.

Кабысдохи схавали, конечно, Маринкину легенду, и мы усталые, но довольные тем, что на этот раз обошлось, возвратились домой и честно продрыхли весь субботник.