Фейя Грёс : Хочешь?

М: А как ты хочешь, чтобы это было?
И: Я не хочу разговаривать. Молча встретиться, молча сесть в машину, зайти в квартиру, раздеться и начать.
М: Как? То есть совсем не разговаривать? А ты сможешь? Сразу..
И: Сразу я не смогу…
И: надо выпить…

Мы обо всем договорились. Где, когда, как включается свет в ванной, что я буду пить – все известно наперед. Мы обсудили его размер и мою аллергию. У нас не будет сюрпризов. Мы договорились о безопасности и молчании. Молчание — главное условие. Зачем никому не нужная болтовня? Мы знаем, для чего встречаемся. Зачем эта шелуха, липкая вязь из слов и неловких шуток? Вот уж глупости.

Я немного нервничаю. Я побрила лобок, я в масле, я в чулках. Духи и косметику нельзя. Они могут оставить следы, мы это обговорили заранее.

Он тоже нервничает. Он не смотрит в глаза и поздно вспоминает о шампанском. Я должна выпить его по дороге. Чтобы вовремя опьянеть и не создать ненужной паузы. Он держит коленями руль и неловко возится с пробкой. Мне смешно. Я умею открывать шампанское. Но говорить не могу.

Пробка с хлопком вылетает из горлышка. Шипучка заливает машину. Он открывает рот и молчит. Он сильный.

Сколько я его не видела? Три года? Пять? Пять лет не видеть человека для того, чтобы списавшись в аське однажды, внезапно с ним переспать. Или не внезапно, раз мы обо всем договорились?

Я мысленно пролистываю наш план. Приехали. Лифт, ванная, кровать. Начнем с куннилингуса. Потом минет. Потом раком. Потом на боку. Кончит он на мое лицо. Мы заходим в черный подъезд.

Я спотыкаюсь, отталкиваю его руку. Улыбаясь, вжимаюсь в бутылку при виде соседки. Резинка чулок неприятно липнет к ногам.

Мы забыли обсудить, зачем ему это. Кошка. О кошке он не говорил. Кошка выгибает спину и впивается когтями в протянутую ладонь.

Кровь стекает с горячей водой в раковину. Я смотрю на себя: глаза пьяные. Готова. Прохожу мимо него.

Сажусь на кровать. Снимаю трусики и платье. Он рывком разводит мне ноги и прикасается губами к набухшей плоти. Щекочет языком. Я закрываю глаза и отдаюсь. Пытаюсь отдаться...

Он рисует неведомые узоры на моем клиторе. Узоры бессмысленны. Его язык слишком далеко, слишком близко, слишком острый, слишком не там. Я не чувствую ничего, кроме раздражения. И ради этого я резалась одноразовой бритвой?!

Стараюсь не показывать виду, что все пошло не так. Я переворачиваюсь на живот, беру его голову в руки.

Целовать тоже нельзя, напоминают мне его глаза. Я толкаю его на кровать, провожу грудью по его лицу, опускаюсь ниже, мои соски касаются его члена. Они одного цвета – удивляюсь я молча.

Зарываюсь носом в жесткую поросль на его лобке. Стараюсь дотронуться языком до головки. Язык сам нащупывает ствол, проводит по бугоркам вен. Очерчивает линию крайней плоти. Губы охватывают его целиком и медленно, по капельке, по чуть-чуть. Он входит в меня, я прислушиваюсь. Тихо. Сжимаю член горлом, ладонью чувствую, как пульсирует его мошонка. Делаю несколько резких движений. Он придерживает мой затылок. Упрямо старается задержаться как можно глубже. Мне больно. Мне нечем дышать. Впиваюсь ногтями в его бедро, хоть это и запрещено. Он ослабевает хватку.

Освобождаю рот, провожу языком влажную линию. Член, яички, нежная область за ними. Приближаюсь к анусу. Останавливает меня. Тянет за волосы, переворачивает на живот и резко входит.

Никаких сюрпризов, все как договаривались. Подмахиваю и думаю — ему также скучно как мне? Его узкие острые бедра бьют по моей заднице. Он торопится, торопится, торопится…

Переворачиваюсь на спину и с облегчением подставляю лицо под его семя.

Улыбаюсь уголком рта. Ухожу в ванную. Когда я возвращаюсь, он уже одет.

«Ну как» — закуривает. Криво усмехаюсь. Обжигаю рот кофе, но зато теперь можно молчать.


/какая бессмысленная смерть иллюзий