проф. Преображенский : Сны черного кота. Глава IV. Солнце мертвых

Глава V. Солнце мертвых

Хозяин подземного мира сидел на роскошном желтом кожаном диване и курил кальян. По бокам стояли обнаженные пухлогубые мулатки со страусовыми опахалами в руках. Впрочем, назначение последних оставалось непонятным, так на стене прямо над диваном висел мощный японский кондиционер, и работал он как видно не плохо – в комнате царила приятная прохлада.
Одет Хозяин был в красный шелковый халат, расшитый золотыми драконами, а на пальцах сверкали перстни с крупными драгоценными камнями. Не смотря на это, Плотников сразу же узнал его, впрочем, как и его диван. Это был Николай Егорович, генеральный директор банка.
- Падайте ниц! – прошипел Циклоп.
Сашка первым рухнул на пол и замер в позе самки гамадрила демонстрирующей готовность к совокуплению. Его примеру последовала Лиля, а за ними и Плотников.
- Пухлого на корм крокодилам, а самку в лупанарий! – вынес свое решение Хозяин, — Хотя постой! Ну-ка сними с нее лохмотья!
Циклоп подошел к девушке и, ухватив за волосы, резким движением поднял ее на ноги. Затем ножом распорол надетый на нее мешок и отбросил его в сторону.
- Хорошие сиськи! – похвалил девушку хозяин, — Отведи ее в термы и как следует отмой, а потом пусть ждет меня в голубой спальне!
- А с тобой, что делать я даже не знаю, — проговорил Хозяин, в раздумье глядя на Плотникова, — Уж больно ты тощий! Львы тебя точно жрать не станут, разве что гиены? Хочешь к гиенам, ушлепок?
- Не хочу, – честно признался Валерка, — они грязные и воняют!
- Точно, воняют, – согласился Хозяин, — а еще у них очень острые зубы и хороший аппетит! Слушай, а может быть отправить тебя на галеры? Хотя нет, постой! Я придумал лучше! Я отдам тебя в помощь Сизифу, а то он давно просит молодого напарника, говорит, что камень в последе время потяжелел!

* * *

Камень и в самом деле оказался ужасно тяжелым и каким-то угловатым, и эти острые углы сдирали кожу на руках в кровь.
— Еще метров десять и мы на вершине! – прохрипел Сизиф, утирая рукавом пот и блаженно улыбаясь.
— И какой смысл? – возразил Валерка, — Едва мы закатим этот булыжник, как он тут же сорвется и нам придется все начинать сначала!
— А тебе что нужен смысл? – удивился Сизиф и от удивления даже перестал толкать камень, — А ты вообще, хоть где-нибудь его видел? Вот скажи, в твоей жизни был смысл?
- Не знаю, — честно признался Плотников, — Я так мало успел пожить!
- Я жил дольше тебя, и многое успел повидать, у меня было все: несметные богатства, роскошный дворец, красивая верная жена. Изысканные яства и вина везли ко мне со всех концов Ойкумены. Лучшие артисты и музыканты услаждали мой дух днем, а нежные юные наложницы мое тело по ночам. Все было в моей жизни, только смысла в ней не было!
Сизиф так увлекся своим рассказом, что забыл про камень, тот сорвался и покатился вниз.
- Вот черт, опять! – печально выругался он, глядя вслед убегающему булыжнику.
- Скажи, Сизиф, за что тебя так?
- Как?
- Ну, камень этот тебе за что?
- А, это… да так пустое! – отмахнулся Сизиф, — Вышел я как-то ночью посмотреть на звезды и провалился в глубокую яму, которая как оказалось, вела прямиком в Аид. Ну, вот тогда Персефона мне и сказала: «Как ты можешь постичь законы мирозданья, если не видишь того, что у тебя под ногами!» Ладно, это дело прошлое! Идем, нам некогда прохлаждаться!
При спуске с горы им встретилось небольшое стадо овец, пасшееся на лугу. Карауливший их высокий худой человек в дорогом белоснежном хитоне с пурпурной каймой мало походил на пастуха. Заостренной палочкой он чертил на земле какие-то знаки, давая при этом пояснения. Несколько крупных баранов внимали его речам, время от времени недоверчиво потряхивая головами.
- Кто это? – спросил Валерка.
- Пифагор, — ответил Сизиф, — занят своим любимым делом – читает лекции скотам. Впрочем, кому же еще ТУТ читать лекции? Разве что мне? Нет, я бы конечно послушал, почему бы и не послушать умного человека? Если бы не камень! Идем, не будем ему мешать!
Пройдя еще метров двести, каторжники набрели на плантацию бобов, и тут Валерка неожиданно почувствовал, страшный голод.
- Тут всегда так, — сказал Сизиф и, не сдержавшись, сглотнул слюну, — Пока не видишь еду, вроде и есть не хочется, кажется, что она вообще не нужна, но стоит ее увидеть, так просто раздирает. Кстати и с женщинами тоже самое, ты учти!
- Так может, все-таки подкрепимся? – предложил Валерка, — Нам же еще камень тащить!
- Ладно, давай, пока Пифагор не видит! – согласился Сизиф.
Бобы показались Валерке просто на удивление вкусными, хотя если вдуматься ничего странного в этом не было, ведь он не ел уже… А вот сколько времени он не ел Плотников точно сказать не мог, ибо потерял счет дням. Впрочем, в этот момент он ни о чем таком даже не думал, а просто наслаждался пищей, пока не услышал за спиной строгий голос.
- Бобы есть нельзя!
Обернувшись, он увидел Пифагора. Увлекшись едой, он даже не слышал, как тот подошел.
- Ну, вот и пообедали! – пробормотал Сизиф и сплюнул с досады.
Но философ пропустил его сарказм мимо ушей и обратил свою речь непосредственно к Плотникову.
- Знаете ли вы молодой человек, что из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы? – спросил Пифагор и, не дожидаясь ответа на свой риторический вопрос продолжил, — А несомненные доказательства этому такие: если боб разжевать и жвачку выставить ненадолго на солнечный зной, а потом подойти поближе, то можно почувствовать запах человеческой крови; если же в самое время цветения бобов взять цветок, уже потемневший, положить в глиняный сосуд, закрыть крышкой и закопать в землю на девяносто дней, а потом откопать и открыть, то вместо боба в нем окажется детская голова или женская матка!
- Умеешь ты Пифагор аппетит испортить, — мрачно проговорил Сизиф и, повернувшись к Плотникову, добавил, – Идем камень искать!
Он зашагал вниз по склону, но Валерка решил задержаться на несколько минут, чтобы послушать великого философа.
- Бобы едят либо варвары, либо глупцы! – добавил Пифагор, глядя вслед удаляющемуся царю Коринфа.
- Но Сизиф не производит впечатления глупого человека, — вступился Плотников за своего товарища по несчастью.
- Царь Сизиф, не умен, а хитер, а это разные вещи. Недаром хитрость зовут «умом дураков». Кстати именно за свою хитрость он и несет свой крест, точнее камень.
- Но он сказал мне, что его наказали за то, что он пошел смотреть на звезды, и провалился в яму!
- Было бы странно, если бы он сказал вам правду! – усмехнулся Платон, — Итак, слушайте. Не было в Элладе царя хитрее Сизифа. Когда настал час и к нему явился Танатос, чтобы низвергнуть его в царство мертвых, он встретил его как самого почётного гостя, устроил в честь него пир и рассказал ему самые свежие сплетни. Когда гость немного расслабился, Сизиф похвастался колодками необычной конструкции и в процессе демонстрации их устройства быстро заковал незадачливого бога. На несколько лет все смерти на земле прекратились. Даже разрубленные пополам воины продолжали жить. Тогда уже не выдержал этого издевательства бог войны Арес. Он лично прибыл в Коринф, освободил Танатоса, и без лишних церемоний доставил Сизифа прямиком в царство мёртвых.
Умирая, Сизиф решил испытать любовь жены и приказал ей бросить его тело на площади без погребения. Поскольку священный обычай был дерзко нарушен, Сизиф обратился к Аиду и Персефоне с просьбой отпустить его в мир живых на три дня, чтобы он мог позаботиться о собственных похоронах, а заодно и примерно наказать жену. Боги царства мёртвых, растроганные его благородным негодованием, пошли ему навстречу. Однако, вернувшись в мир живых, Сизиф даже и не подумал выполнять своё обещание. После воскрешения он прожил ещё много лет, пока за его душой не явился отец Автолика, небесный покровитель воров и плутов Гермес, который и вернул беглеца обратно в Аид.
- И откуда, только вы все это знаете? – невольно восхитился Плотников.
- Я долго живу, — признался Пифагор, — Вначале я был Эфалидом, затем я вошел в Евфорба, был ранен Менелаем и Евфорб рассказывал, что он был когда-то Эфалидом. Как странствовала его душа, в каких растениях и животных она оказывалась, что претерпела она в Аиде, и что он видел там, как за россказни о богах душа Гесиода стонет, прикованная к медному столбу, а душа Гомера повешена на дереве среди змей.
После смерти Евфорба душа моя перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и в храме Аполлона указал щит, посвященный богу Менелаем.
«Отплывая от Трои, — говорил он, — Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, осталась только обделка из слоновой кости».
После смерти Гермотима я стал Пирром, Делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил, как я был вначале Эфалидом, потом Евфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра я стал Пифагором и тоже сохранил память обо всем вышесказанном.
- А может ли обычный человек так же как вы сохранить память о своих прошлых воплощениях? – спросил Плотников.
- Может. Только для этого он должен очиститься.
- Как очистится?
- Не ешь недолжного, а именно ни рождения, ни приращения, ни начала, ни завершения, ни того, в чем первооснова всего. Иными словами нельзя вкушать от жертвенных животных чресла, яички, матку, костный мозг, ноги и голову. Про бобы я уже говорил… Да, еще нельзя употреблять в пищу и разное другое – крапиву, рыбу-триглу, да и почти все, что ловится в море, а также то что бегает по земле и летает в небе…
- А что вообще можно есть? – спросил Валерка.
- Истинный любитель мудрости не нуждается в пище, — ответил Пифагор, — Впрочем, иногда он может пожевать мох, в изобилии растущий на скалах, который местные жители за тусклое свечение называют «солнцем мертвых». Он снимает усталость, просветляет ум и возвращает память о прошлых жизнях. Но глотать этот мох нельзя, его следует разжевать и выплюнуть…

* * *

Сколько прошло времени с тех пор как он начал катать камень на вершину горы, Плотников не знал – не было ни дня ни ночи лишь тусклое свечение мха. Он пробовал отсчитывать подъемы, но после 127-го сбился. Руки и ноги его окрепли, ладони огрубели и покрылись мозолями.
По совету Пифагора он иногда жевал мох, и тогда приходили сны, настолько яркие и четкие что их можно было принять за явь. Работе они не мешали, он засыпал буквально на доли секунды, по инерции продолжая катить камень, но за эти мгновения успевал побывать то программистом в банке, то черным котом на ящике возле магазина, то вообще черт знает кем.
Однажды когда они с Сизифом спускались с горы, дорогу им преградили роскошные носилки украшенные золотом и драгоценными камнями. Носилки несли четыре здоровенных негра в набедренных повязках из леопардовых шкур. Рабы поставили носилки, откинулась парчовая занавеска, и на землю сошла небесной красоты женщина в белом шелковом платье. На пальцах ее сверкали изумруды, а золотую диадему в волосах украшали бриллианты и рубины. Плотников невольно вспомнил предупреждение Сизифа насчет женщин – возникшее вдруг желание и впрямь было настолько острым, что у него буквально потемнело в глазах.
- Привет Плотников! – сказала красавица, и только тут Валерка понял, что перед ним Леля.
- Здравствуй! – ответил он, стараясь говорить как можно спокойней — Как успехи?
- Как видишь! Я теперь первая наложница в гареме! Хозяин для меня ничего не жалеет, готов исполнить любую мою прихоть. Кстати, Сашке бассейн с крокодилами заменили на галеры, а потом я выкупила его и устроила к нам. Он теперь старший евнух. А ты я смотрю, все камни таскаешь?
- Каждому свое! – сказал Валерка.
- Хочешь, я поговорю с Хозяином, он возьмет тебя во дворец?
- Евнухом?
- Ну почему сразу евнухом? – возмутилась Леля, — А хоть бы евнухом, все лучше, чем камни таскать!
- Не камни, а камень. Мы с Сизифом всегда катим один и тот же камень.
- И не надоело?
Валерка пожал плечами.
- Так ты что отказываешься?
- Ты извини, я бы конечно поговорил с тобой еще, но мне надо работать!
- Жаль, — сказала Лиля, — а ты знаешь, из наших ушлепков ты мне больше всех нравился!
Она подошла к Плотникову и, встав на цыпочки, поцеловала в щеку, потом села в носилки и задернула занавеску…

* * *

«Опять все тот же дурацкий сон!» — подумал Плотников, просыпаясь и вытягивая вперед лапы.
Все так же ярко светило солнце, бурлила своей жизнью улица, а из магазина доносились громкие голоса.
— Где этот бездельник? Где этот дармоед? Он что думает, мышей ловить я за него буду? Эти твари совсем обнаглели, в кладовой всю колбасу погрызли, а ему и горя мало! Как я такой товар людям продавать буду? — кричал маленький лысый человечек, директор и владелец магазина Ашот Каримрвич Саркисян.
— Да не волнуйтесь вы так, Ащот Каримович, мы сейчас аккуратненько обрежем, и незаметно будет! – попыталась успокоить его баба Клава.
— Это все вы с Лелькой! Закормили этого лоботряса деликатесами, вот он на мышей и не смотрит! Он у меня дождется, я его точно на улицу выкину!
«Пожалуй, сейчас самое лучше не попадаться никому на глаза!» — подумал Плотников. Он бесшумно спрыгнул с коробки и направился на задний двор. Там его уже ждали его верные шестерки Крысолов и Блохастый. Плотников понял, что время восстанавливать справедливость пришло.

* * *

Едва переступив порог магазина «Вкусная еда» он тут же почуял тонкий, едва уловимый запах беды. Он хорошо знал этот запах, его невозможно было спутать ни с каким другим, хотя и очень слабый, он свободно растекался по всему объему и, достигнув ноздрей Плотникова, сообщал ему: «Здесь опасно! Будь осторожен!».
Этот особый дар, позволявший заранее чуять беду, не раз спасал Плотникову жизнь, и он привык доверять ему. Он внимательно осмотрелся по сторонам, на первый взгляд все было спокойно: немногочисленные покупатели толпились возле прилавка, продавщица Вера взвешивала что-то белое и сыпучее на электронных весах, да грузчик дядя Миша выкатывал из подсобки тележку с молоком. И все-таки что-то было не так.
Плотников сделал несколько осторожных шагов, и тут ему навстречу выбежала сама Людмила Федоровна, заведующая магазином.
- Ой, кто к нам пришел!? — запричитала она елейным голоском, — Васенька, как же давно мы тебя не видели! И где же ты все пропадаешь? Все дела у тебя да дела! А мы уж тебя так ждали, каждый день все смотрим за окно, а не идет ли наш Васенька?
«Что, испугалась, мочалка старая? — подумал Плотников, с неприязнью разглядывая заведующую, приседавшую перед ним на корточки, и трясущую своими крашеными кудрями, — Будешь знать, как с Рыжим заигрывать!».
- А мы тебе уже и угощение приготовили, вот Васенька, смотри здесь осетринка, а здесь телятина, вырезка, парная, самый лучший кусочек! Выбирай, что больше нравится! — продолжала обхаживать гостя заведующая.
На полу возле прилавка и в самом деле стояло два блюдца, с рыбой и с мясом. Плотников ленивой походкой подошел к осетрине и с трудом проглотил небольшой кусок. Есть не хотелось, и вообще, все эти деликатесы уже давно стояли ему поперек горла. Он обернулся к своей команде и дал знак, что можно приступать. Крысолов и Блохастый набросились на еду как голодные псы.
Плотников не стал дожидаться, пока молодые коты расправятся с пищей, и вышел из магазина. И тут он понял, на что был похож запах беды, там в магазине. Это был запах Рыжего. Враг притаился за мусорным бачком, возле кустов, но Плотников сразу узнал его драный, нервно подрагивавший хвост.
Без колебания Плотников ринулся вперед, и только в полуметре от Рыжего, остановился, выгнул спину и поднял дыбом шерсть. Против ожидания противник не обратился в бегство а, также приняв боевую стойку, взвыл дурным голосом. Как долго они стояли друг против друга и выли, словно эстрадный дуэт, Плотников не знал, время для него остановилось, из-за величайшего напряжения нервов секунда сровнялась с вечностью. Сейчас, главное было не поддаться на провокацию противника, дождаться, когда у неприятеля сдадут нервы, и он бросится на тебя, и тогда увернувшись от броска вцепиться ему в загривок.
- Брысь отсюда, кошаки драные! — прикрикнула на них женщина, торговавшая рядом с магазином пирожками сомнительного происхождения, — Совести у вас нет, ведь не март на дворе! А то на живодерню отправлю!
Но соперники уже не слышали ничего вокруг, через секунду они бросились друг на друга и, сцепившись в черно-рыжий пушистый комок, покатились по тротуару. Плотникову удалось таки ухватить Рыжего зубами за шею, но при этом левая лапа его как-то нелепо подвернулась, и жгучая боль, словно током пронзила все его тело.
«С вывихнутой лапой много не навоюешь!» — подумал Плотников. Но тут вдруг хватка Рыжего ослабла, от неожиданности Плотников тоже слегка разжал зубы, воспользовавшись этим, противник вырвался и бросился со всех четырех лап наутек.
— Леха, мать твою! Заходи справа, а то и этот удерет! — услышал Плотников у себя за спиной хриплый, полный нечеловеческой злобы голос. Он обернулся и увидел, что на него надвигается мерзкое чудовище, в каком-то невероятном черном балахоне, с черной щетиной и красными навыкате глазами. В нос ударил резкий запах дешевого алкоголя и нечистот. В руках чудовище держало огромный сачок для ловли бродячих собак и кошек. Плотников сразу догадался, что это ЖИВОДЕР, хотя и видел его впервые. Он попытался бежать, но вывихнутая лапа подвернулась, и он оказался в сачке у подкравшегося сзади второго живодера по всей видимости, того самого «Лехи».
— Ну, вот мать, как раз начинка для твоих пирогов! — пошутил тот, поднося барахтавшегося в сетке Плотникова чуть ли не к лицу уличной торговки, и страшно заржал.

* * *

Плотников понимал, что жить ему осталось ровно столько, сколько будет трястись по городу эта железная вонючая тюрьма на четырех колесах. Он не собирался тешить себя пустыми иллюзиями, он знал, что конец это и в самом деле конец всему. С его смертью исчезнет весь этот мир, вся вселенная: и голубое небо, и зеленая трава, и деревья, и люди на улицах. Потому что все это существует только у него, у Плотникова в голове, и только до тех пор, пока существует сам Плотников. Ему вдруг стало нестерпимо жалко всех, и продавщицу Лену, и тетю Клаву, и Рыжего, и даже этих ужасных живодеров. Ведь никто из них даже не подозревает, что жить им осталось так мало, быть может, всего несколько минут.
Заскрипели железные ворота, машина проехала еще несколько метров, остановилась, и Плотников услышал хриплый голос первого живодера.
— Михайловна, принимай улов!
Двери железной тюрьмы распахнулись, Валерку вытащили из машины и куда-то понесли. Затем его уложили на оббитый цинком стол, и какая-то тетка в грязном халате воткнула ему в заднюю лапу здоровенную иглу. Дневной свет начал гаснуть в глазах у Плотникова, дыхание у него перехватило, и сознание начало погружаться в черную пустоту…

* * *

…Он лежал в своей комнате на кровати. Одеяло сползло и валялось на полу. В лунном прямоугольнике рядом с одеялом аккуратно стояли тапочки. Форточка медленно, с отвратительным скрипом отворилась, и холодный ночной воздух уныло запел в щелях входной двери. Почему-то ужасно хотелось пить.
Валерка встал и направился на кухню. Там, освещенная луной стояла голая Леля и поливала цветы из чайника. Девушка, молча, протянула Плотникову чайник.
Он взял его и принялся жадно глотать холодную воду…

конец.