Поликарп Плагиатов : Исповедь клептомана (Глава4)

Доктор Федоров любил засиживаться на работе допоздна. Он очень серьезно относился к своей профессии. Любил ее. Можно сказать – был фанатиком и трудоголиком, хотя сам эти понятия по отношению к себе отвергал. Со своей профессиональной точки зрения объяснял это тем, что давал клятву Гиппократа и очень любил людей. Для того чтобы еще немного задержаться в кабинете, всегда находилась масса причин. По окончании рабочего дня доктору казалось, что наступает какое-то особенное, мистическое время. Он был полностью уверен, что именно тогда его мозг начинает работать в полную силу, чутье профессионала обостряется. Он мог часами прохаживаться по своему кабинету, заложив руки за спину, слонялся по опустевшим коридорам, удивляя стремящихся поскорее упорхнуть домой молоденьких дежурных медсестер. Садился дописывать книгу или статью, но как всегда не хватало данных. Любимым же занятием доктора был телефонный террор. Так он называл свое странное вечернее развлечение. Наугад набирал незнакомый номер телефона и пытался любыми способами получить полную информацию о собеседнике. Составлял его психологический портрет, узнавал о фобиях, проблемах со здоровьем и многое другое. Все это подробно записывал. Если собеседник представлялся ему интересным для дальнейшего изучения, то Федоров связывался со своим порученным Николаем. Тот был сотрудником одного охранного предприятия и частенько становился для доктора сыщиком. Собирал информацию о человеке – как живет, привычки, фото, окружение — передавал Федорову. И вот тогда начиналось самое интересное. Дмитрий Ильич выбирал время, основательно усаживался за стол и начинал сопоставление сведений, которые получил Николай со своими выводами, сделанными по одному телефонному разговору. Если сходилось, он радовался, глаза сияли, громко восклицал «Эка невидаль! Я тебя голубчик(голубушка) сразу раскусил!» Если эффект был обратным, то Федорова становилось даже жалко. Он мрачнел, мог часами наблюдать потолок, ни с кем не общался. В общем, впадал в глубокую депрессию.
Двенадцать лет назад Дмитрия Ильича, известного уже тогда психиатра, пригласили посотрудничать с недавно открытой частной клиникой. Работодатель в своем выборе основывался на трудах, опубликованных Федоровым в нескольких медицинских изданиях — в них он поднимал острую проблему клептомании в постсоветском обществе. Пояснил, что очень заинтересовался методом подхода к проблеме. Условиями сотрудничества являлись: полное неразглашение, подчиненность куратору и предоставление ему всех данных исследований.
Клиника располагалась на набережной в живописной части города. Здание в дореволюционной России принадлежало купцу Разуваеву, известному своим меценатством в области медицины, а в подвалах сохранились ценные архивы, неопубликованные, но и не уничтоженные во времена коммунистов. Архивы было строго запрещено выносить из здания клиники. Выдавались они только под строгую отчетность, а для удобства изучения был организован небольшой читальный зал.
Теперь инвесторами являлись частные лица. Об этом главврач – Павел Рудольфович, старый приятель Федорова, однокашник — предпочитал умалчивать. Но Дмитрий Ильич был слишком погружен в собственную работу и подобные факты его нисколько не интересовали. Клиника выделяла большие средства на его направление. Давала большую свободу в сфере деятельности. Способствовала заграничным командировкам, щедро оплачивала труд. Потому, «посотрудничав со стороны», он решил поменять место работы полностью. Ушел из городской психиатрической лечебницы, уволился с кафедры родного медицинского института.
Все, чем он был занят и поглощен – была исследовательская работа, связанная с проблемами клептомании. Самая малоизученная болезнь в области психиатрии. Поиски ее излечения стали для Дмитрия Ильича неким светочем в жизни, основной задачей. Жена умерла от рака три года назад, так и не подарив ему детей. Никаких хобби за всю жизнь он не приобрел. Так что все бодрствующее время суток старался проводить в клинике. Иногда выезжал в деревню, где навещал родную сестру жены. После смерти Натальи Васильевны у них сложились очень теплые отношения. Мария наотрез отказывалась переезжать в город. Считала себя потомственной травницей. На этой почве у них с Дмитрием Ильичом постоянно возникали научные дискусы, удовольствие от которых получали обе стороны.
«У клептомании существуют основные критерии, соответственно им происходит диагностика, — рассказывал он своячнице. Она называла это явление бесовством. Загибая пальцы, доктор в очередной раз пытался доказать, что общего в этих понятиях мало, хотя в очередной раз она утверждалась в обратном. — Клептоман не ворует все, что попадается под руку — раз. Целью становятся только те вещи, которые кажутся особенно привлекательными. Отбирает по особенным критериям, понятным только ему, клептоману. Полагается на внутренние чувства. Объяснить причину своего выбора клептоман не может. Клептоманом никогда не движет цель материальной наживы — два. Непосредственно перед кражей и в процессе ее у клептомана появляется усиливающееся чувство радости, счастья — три. Важен сам факт совершения, процесс. После акта кражи – чувство удовлетворения и облегчения. Кража никогда не совершается из-за чувства мести, ненависти или гнева — четыре. Крадущий не является больным шизофренией – это показали опыты многих врачей – это пять. Клептоманическая кража происходит без ассистентства, пособничество невозможно. Проблема строго индивидуальна. Часто даже самые близкие родственники могут не догадываться о существующей проблеме – это шестое.
Так как клептоман не может профессионально реализовать свою страсть — болезнь превращается в мучение. Пироман, например, имеющий страсть к поджигательству, может работать пожарным. Суицидоман, страдающий от потребности в риске для жизни, – в каскадеры. Клептоману же деваться некуда. Он сам в одиночку переживает свои неудачи, захлебывается в эйфории от успешно проведенного акта воровства, страдает от неудачных попыток сопротивления своему порыву, сгорает от стыда после совершенного».
Но об этом было известно уже давно. А вот самое странное, над чем и работал Дмитрий Ильич, с чем столкнулся совершенно случайно, изучая доступные архивы, было побочное явление клептомании. Суть его заключалась в следующем. Определенная группа исследуемых, люди с явно выраженной и прогрессирующей болезнью были способны использовать украденные ими вещи особым образом. Они словно подпитывались от них энергией. Могли направлять ее в нужное им русло, использовать для воздействия на окружающих и повышать собственный тонус. Нет, это не было их целью. В таком бы случае это претило их зависимости – получалось бы, что воруют с целью наживы, для получения благ. В царской России была создана тайная экспедиция по поиску, отлову и уничтожению таких людей. Церковью они признавались пособниками сатаны. Властьдержащие боялись, что их посредством могут твориться революции.
Большой сложностью изначально было выявление подобных личностей. Довольно трудно провести грань между воровством и клептоманией. Многие воры выдавали себя за клептоманов, дабы избежать правосудия и не получить тюремный срок. Поэтому Дмитрий Ильич изобрел собственный метод, алгоритм выявления действительных клептоманов.
В пятницу вечером доктор Федоров, как обычно, подводил итоги рабочей недели. В кабинете напротив него, уютно расположившись в кресле, сидел старый друг, врач- невропатолог Виктор Сергеевич Забелин. В одной руке он держал бокал с коньяком, в другой неизменную трубку. Он внимательно следил из-под густых бровей, которые сходились над большим орлиным носом, за размеренными движениями Дмитрия Ильича. Тот перелистывал записи, сделанные им за неделю. Периодически недовольно крякал и протирал носовым платком уголки рта. Оба молчали уже двадцать минут. Наконец Забелин не выдержал:
- Ну, и как поступим?
Федоров взглянул на него поверх очков, которые держались на честном слове, на самом кончике носа.
- А что ты собственно предлагаешь? Придется данные подавать. Они оплачивают исследования и должны знать. Таковы условия моей работы. Я ничего не могу поделать.
- Ты хоть можешь предположить, для чего он им понадобился? Это же стихия, разрушительная сила. Да с такими способностями можно что угодно творить.
- Ну, здесь ты, конечно, загибаешь. О его полных способностях мы можем только предполагать – данных мало. А работодатели мои — приличные люди, спонсоры все-таки.
Снова возникла пауза. Снова Забелин не выдержал первым:
- Вот смотрю я на тебя, Дмитрий Ильич и диву даюсь. Пятьдесят три года, а все как мальчишка – в сказки веришь. Какой дурак в наше время просто так без жажды наживы деньги вкладывает? Русское меценатство давно отжило свой век. Савва Мамонтов только на памятнике, да в учебниках по истории остался. Сейчас каждый из них – бизнесмен, спонсор – за копейку червонец хочет.
- Я не знаю как быть, — Дмитрий Ильич поднялся из-за стола, ослабил узел галстука и зашагал по кабинету, — я, в противоположность твоих слов, все прекрасно понимаю. Сам вижу, к чему это может привести, и к чему уже привело. Эх, Гриша, Гриша. Но ведь ради этой цели я и работал, ради этого мне платили, помогали. И вот, наконец, я его нашел. Вы точно по адресу сегодня ходили?
- Да я ж тебе говорю – дом правильный, квартира та, да и соседи подтвердили, что никто не проживает, квартира пуста.

Утром этого же дня в кабинет Федорова вошел без стука куратор. Это была стандартная проверка, поэтому его появление Дмитрия Ильича не удивило.
- Я не надолго, — заявил он прямо с порога, — что новенького?
Куратор был чем-то расстроен и явно торопился.
- Пациент новый, — сообщил Федоров, поднимаясь из-за стола.
- Откуда?
- Сам пришел во вторник. Сказал, что вычитал обо мне в Интернете.
- Чем интересен? — куратор жестом отказался от предложенного кресла.
- Диагноз на лицо, явно наш пациент. Судя пока только по его собственным рассказам, обладает интересующим нас отклонением. Очень переживает, хочет избавиться.
В глазах куратора загорелся нехороший огонек.
- Кто такой?
Дмитрий Ильич подошел к сейфу, вмонтированному в стену. Открыл. Немного покопавшись, извлек тонкую папку личного дела. Протянул куратору. Тот не открывая, продолжил допрос:
- Кто такой, как проявляется?
- Ну, что сказать? Залесский Ярослав Андреевич. Двадцать восемь лет. Образование высшее. Сотрудник торговой компании. Холост. Первые проявления болезни в детстве. Сексуальной подоплеки определенно не имеют. На учете не состоял, не привлекался. Очень осторожен и скрытен. На приеме был два раза. Успели провести только два сеанса. К гипнозу устойчив. Взяли анализы. На этом пока ограничились, чтобы не отпугнуть.
- Что-нибудь рассказали ему об области наших интересов?
- Нет, Вы же запретили.
- На чем сделали выводы о его принадлежности?
- Исключительно с его слов, плюс собственный опыт, если доверяете. Молодой человек может оказаться потенциально очень способным.
- Дмитрий Ильич, Вам-то как раз и доверяем, иначе бы Вы здесь не работали.
Куратор раскрыл папку, пробежался глазами по кривым строчкам и с укоризной посмотрел на доктора.
- Дмитрий Ильич, ну почему опять от руки, есть же компьютер. Прочитать невозможно.
- Лев Яковлевич, — обратился Федоров к куратору по имени, — мы уже беседовали с Вами об этом. Вы прекрасно знаете, что я человек старой фармации и с компьютером не в ладах, а изучать некогда. Когда обрисуется более четкая картина, материалы передам секретарю, и Вы получите их незамедлительно в удобной для Вас форме.
- Ох, Дмитрий Ильич, Дмитрий Ильич. Ладно, ничего с Вами не поделаешь. Он бросил папку на стол. Стал натягивать перчатки, показывая, что собирается уходить. — Я сегодня действительно тороплюсь. В случае чего, сразу звоните.
- Лев Яковлевич, — аккуратно поинтересовался Федоров, — Вы чем-то расстроены?
- Начальство давит как никогда. Не обращайте внимания.
- И еще, простите, что отнимаю время.
- Да, конечно, — куратор обернулся, придерживая уже открытую дверь.
- Как там с моими последними пациентами?
- Ну, как сказать, считайте, что Вас ждет премия. Волков оказался очень способным.
- А Артемов? Гриша Артемов?
- С Артемовым произошли некоторые… так сказать недоразумения, он погиб, но это уже наша забота. Не переживайте. Работайте. Вами очень довольны наверху. Да, кстати, — он снова повернулся, — в первую очередь вышлите мне контакты этого, как его, За… За…
- Залесский, — напомнил доктор.
- Вот именно, нужно сразу ставить на учет. До свидания.
- Всего хорошего.
Дверь захлопнулась. Дмитрий Ильич задумчиво достал платок. Тщательно протер стекла очков. Смысл слов — он погиб – еще не совсем дошли до него. Что же могло случиться с Гришей Артемовым?