rylcev : Яблоко, изнасилование, жизни
13:58 29-05-2010
Было это в далеком 92-м. Я тогда был молод, полон сил, надежд и желаний. Мне тогда казалось что мир крутиться подо мной, а не я с миллиардами китайцев раскручиваю его. В моей жизни все было как у всех: школа. Друзья, общие интересы, но все поменялось в раз.
Непонятно ля меня я и мой друг Казьмин попали на закрытое заседание партии Яблоко.
Ну да то самое, котором руководил небезызвестный Явлинский. Тогда говорили что в его еврейском организме не хватало железа, посему он не мог достаточно обидно ответить думскому шуту.
И вот идет заседание партийной шишки, страна орет благим матом, стоная, харкая кровью от того, что красная сила вовремя отбила мозг и почки родины. А мне скучно. Явлинский что-то бормочет о де жавю с Чикаго трицатых и о рабочих справился… А мне скучно…….Я стал медленно засыпать…
Просыпаюсь в вонючей общаге, старая бабка варит на кухне какую-то дрянь. Вонь идет и прошибает до мозга. В соседней комнате орет пьяный инвалид войны. Что-то там было про Прагу, слов не разобрать только матные ошметки и Прага.
Где я?
-А поднялся убогинький!- вскрикнула бабка, увидев меня в коридоре
--Простите?
-С завода звонили, ты уже 6 смену профукал, при Еси тебя бы живо в расход, сука- прошипела бабка
Какой Сталин, какой завод? Задавался я вопросом и задыхаясь от бабкиного смрада, уже не выдерживая насыщать легкие смогом я схватил свою дорогую мне найковскую куртку и выскочил во двор.
Подъезд дома N 15. 6 часов вечера. Заплеванный дворик. На скамейке сидят Анжелика Григорьевна, Раиса Спиридоновна, Борис Ермолаич и Пашка Дацюк, который как всегда пьян. Из подъезда выходит Антон Емелен, отец моего одноклассника. На нем миниатюрный цыганский пиджак, галстук-бабочка, семейные трусы фабрики копекина, на три размера больше, чем нужно и лапти. Антон раскланивается перед всеми сидящими на скамейке, становится на четвереньки и произносит.
-Пока вы тут сидите, а амеканцы на луну высадились и показывают нам голые жопы оттуда.
Бабки мгновенно раскудахтались и Пашка выплеснул остатки своего кефира прямо в рожу дяде Антону.
Конец лета выдался холодным, и я покрепче запахивает свою куртку. Копыта стучат по мостовой, гнедая бабка все из той же квартиры тащит ковер мещан на улицу. Я обычно не отказывался перекурить перед сном в одной из уличных лавках, что работают всю ночь, но на этот раз усталость взяла надо мной верх, и я отправляется домой — спать.
Только все было не так, моя квартира в этом доме в наших летах принадлежала мне и только мне, а теперь тут живут еще и престарелые маразматики, которых я мгновенно возненавидел.
— Эй, пить будешь? я обернулся, чтобы дать наглецу по лицу… И обнаружил, что на кухне никого нет. Я зашел на общую попить воды перед сном.
«А никого и не было» — вдруг понял я. «Ты здесь один. Никого и не будет. Это только больное воображение. Бесконечный, странный импульс прошлого. Кто бы я ни был, этот странный выходец нулевых, его на самом-то деле нет. И ты это знаешь, или хочешь знать. Можно понапридумывать себе собеседников, друзей, врагов. Их никого не будет на самом деле. А какой тогда смысл вообще… нет никакого смысла. Жизни нет. Бонально? Ее не стало еще тогда. В маленькой комнатушке… в годы репрессий советской власти, травли десидентов и нагло измученных протокольных крыс множественных гос учреждений»
«Они уже это… все?» — безучастно спросил я. «И мы тоже, только почему-то, у нас есть силы на разговоры, а у них уже нет»…
«Черт бы это все побрал… Пойду умоюсь и спать лягу. Может быть проснусь, наконец...»
Я открыл дверь в ванную. Лучше бы он этого не делал, потому что там его ждал
очередной сюрпиризик неформального формата. В ванне лежал труп. То, что это был именно труп, я понял сразу, не смотря на то, что никогда не видел реальных трупов так близко. Ванная была заполнена темно-красной жидкостью. Когда очень много крови вытекает в стоячую воду, она становится именно такого цвета. Из этой жидкости торчала голова. Бледная, свешенная на бок, с открытыми глазами. Подобно старым часам, глаза крутились из стороны в сторону, завораживая меня, гипнотизируя чтоли. Остальных частей тела видно не было. Я смотрел на все это где-то с минуту. От шока ровным счетом никаких мыслей в его черепной коробке не обрабатывалось. Но когда эта минута закончилась, в голове появилась мысль. Ясная, четкая, не оставляющая никаких сомнений и одновременно сверхубийственно-зловещая. Чудовищная. Дело в том, что Я понял, кто этот труп. Он его узнал. Узнал себя в нем. Не было никаких сомнений, что это не его двойник, ни человек, похожий на него. Это был именно он, Я, собственной персоной. Мертвый и прохладный. Лежащий в окровавленной ванне и слегка улыбающийся самому себе. Все последние жалкие остатки логики и здравого смысла, свернувшись калачиком сгинули в небытие. Их больше не было. Остался лишь голый абсурд. Мне почудилось, как кто-то смеется у него в голове. Слева тоненьким, почти детским голоском, а справа — то хриплым басом, то каким-то гнусным тенором. Или наоборот, в левом тенором, а в правом — детским голоском… Вот к ним присоединился еще один. Старческий. Но он не смеялся, а как будто бранил кого-то, хотя слов слышно не было. Потом пьяный женский голос что-то запел. Вульгарно и фальшиво. И еще и еще голоса… И звуки. Разные. Вот кто-то пытается играть на расстроенном пианино, а вот дворник шуршит своей метлой. А на заднем плане где-то гнусаво воет кот, которому, видимо очень хочется кошку. А вот где-то совсем рядом звон разбитого стекла и лай собаки. И еще бормотание. Невнятное, похожее на молитву сумасшедшего какому-то одному ему известному божеству…
Все, хватит. Я очнулся прислоняясь к могильной оградке и тяжело дыша. Почти отпустило. Голоса стихли. Стареющая луна пялилась прямо в глаз. И где-то вдалеке горел огонек моего брошенного дома.
На кладбище так тихо и несуетно. Никто никуда не спешит. Все ждут, ждут бессмертия и откровенно говоря, счастья. Я же не хочу, я хочу жить и бороться. Бороться с проклятой буржуазией и олигархией, которые подобно упырям сосут кровь рабочего народа. Смеясь нам в лицо, качают недра, и унижают нас прямо или косвенно. У них нет понимания, нет сострадания. Люди, у которых есть деньги, превращаются в запрограммированных монстров. Они перестают чувствовать.
Алчность? Да. Смертельный грех мирозданья. Но ты и ты, даже они жаждят стать богатыми, ездить на дорогой машине и тому подобные блага, при этом ругая все это бесчинство. А ты? А что я. Я не хочу стать богатым, нет. Быть сверхбогатым, значит брать ответственность за всех тех рабочих своей фабрики или завода. Это будет моя головная боль. Выплаты, пособия- все чтобы человек достойно скрашивал свое время от работы. Я не хочу их обманывать, не желаю безнаказанно отбирать у них их деньги, которые они честно заработали, чтобы обогатиться мне.
Месть! Вот что они порождают. Я просто у верен, что вот-вот еще чуть-чуть и народ Русский, который запряжет, очень быстро поедет и тогда никакая Англия не спасет заблудшие души овец!
АА
-Вставай, вставай нах!- на экране глаз появилась рожа Казьмина
-Что?
-Сиеста окончена, все разошлись…Явлинский уехал. Ты буш записоваться в партию?
-Нет, пошли домой.