ДекаданZZZ : Свежачок.

Вечерело. Кое-где на небе уже проклевывались первые звездочки.Блёклая Луна робко выглядывала из-за белого облачка, высматривая — не съеблось ли уже на покой дневное светило, чтобы полноценно вступить в свои законные права хозяйки ночи. Мимо высокого тощего человека в основательном брезентовом плаще-дождевике медленно пропылила скрипучая телега.Человек ускорил шаг и, поровнявшись с возницей, сказал:
-Гуд ивнинг! Мистер, вэйт э минит! Плиз, ай воунт аск ю сом квесчёнз.
Возница не отражал. Зато резко усилилось цикотание и потрескивание многочисленной насекомовидной хуеты, обосновавшейся в раскинувшемся почти до самого горизонта, поле. Создавалось впечатление, что вся эта мелкотравчатая членистоного-хитиновая поебень вознамерилась вот таким вот образом извиниться перед вопрошавшим за своего не слишком невежливого земляка.
-Ду ю спик инглишь?
-Чё, блять?!-наконец-то отреагировал молчун.
-Парле ву франсе?!
-Нахуй пошел!
-Шпрехен зи дойч?
-Ты по нашему-то скажи, скотина.Блять ты нерусская.
Джон Гордон, а именно так звали нашего пешехода, поморщился, словно только что в зад ему вогнали клизму охуенно большого диаметра. С превеликим трудом, лихорадочно вспоминая хоть что-нибудь из русского, он выдавил из себя:
-То йесть дирефня Сальюпоффка, йес?
И указал тонким изящно-аристократическим пальцем на виднеющиеся вдалеке низкорослые бревенчатые строения.
Мужык, чем-то напоминающий графа Льва Толстого в его яснополянский период, то есть опростившегося донельзя: с всклокочённой бороденкой, нечёсаной гривой и жёлтыми нечищенными зубами, нарочито-вызывающе утёр периодически пузырящийся соплями нос рукавом домотканной рубахи, изрёк:
-А хуле?
Джон, член Королевского этнографического общества, закончил Кембриджский университет и, естественно, изучал язык этой страны исключительно по произведениям литературных классиков, правда недолго. Он смог бы более-менее сносно понять высокопарный пиздёж какого-нибудь охуевшего от сплина Онегина, монологи князя Болконского, любившего иногда с крепкого бодуна задушевно побазарить с местной флорой, ну или, на худой конец, мутные словесные высеры братьев Карамазовых вместе взятых.Но речи простого смоленского пейзанина оставались для него тайной за семью печатями. Хотя смысл этих посласланий был ему, в общем-то, предельно ясен. Абориген почему-то упорно избегал контакта. Тогда мистер Гордон, как ultima ratio, извлёк из глубин накладного кармана брезентового плаща сложенную вчетверо бумажку, цепко держасьза уголок, встряхнул ею в воздухе и в таком вот развёрнутом виде сунул под нос своему визави.Визави не пременул тот час же оросить сероватую поверхность мелкими каплями носоглоточной слизи.
-Хм, блять, а чё тут накорябано-та? Ман-дат?-прочитал вслух по складам мужик и вдруг неожиданно громко возмутился,-я, блять, манда?! Они там у себя в уезде совсем охуели, блять!
Англичанин недоумённо вылупился на матерящегося. Он не понимал, что же вызвало столь бурную реакцию мужика.Ибо, как сообщил ему старший оперуполномоченный Федор Бурлаков, собственно и снабдивший его этим документом, любой встречный обязан был не то что бы сходу отсосать хуй у глубокоуважаемого мистера Гарднера, но как минимум оказывать любое посильное содействие во всем сему почтенному джентльмену.Отведя душу по поводу мудаков-бюрократов, пейзанин всё же соизволил прочитать весь текст до конца.
-Ага, а вот и подпись-Федор Бурлаков,-радостно возвестил мужик Джону, тыкая заскорузлым ногтём в витиевато-размашистую закорючкку,-так енто ж наш земеля, ёбтыть! Зачуханец был, што пиздец, а поди ж ты в комсомол вступил, выучился да в большие люди выбился.Но своих не забывает и в обиду не даёт.
Англичанин часто закивал головой:
-Йес, мистер Бурлакоф экселент мэн, карьоший чиловьек, риали.
-Да чё, блять, хороший? Пиздатый!-уточнил мужик.
-Пьестатый? Уот есть пьестатый?
-Очень хороший значицца,-расшифровал возница сей термин непонятливому иноземцу.
Мужик явно подобрел после прочтения Бурлаковского документа и даже пригласил жестами мистера Гарднера занять место в телеге.Джон не заставил себя долго упрашивать. Ибо дневной переход в пятнадцать миль из уездного городка в эти забытые богом палестины порядком подзаебал его. Сено, уложенное на дне телеги, приняло его тело в свои мягкие объятия. Джон выудил из толщи сухой травы длинный стебелёк и принялся вычищять им остатки пищи, застрявшие между зубов ещё с плотного завтрака с уездным ОГПУшником. Мужик благосклонно наблюдал за этими гигиеническими эволюциями иноземца.
-Так чё, блять, в Залуповку тебе надобно?-прервал возница затянувшееся молчание.
Джон смачно выплюнул на дорогу особо крупный кусочек мяса и ответил:
-Йес, йес, Сальюпоффка! Нада! Отшень нада.
-А хуле там тебе упёрлось?
-Ай эм сайентист, учьёный!-англичанин стал похлопывать себя по груди,-ехать изучать феномен.Читать в один сайентистс мэгэзин, что там растут из-под земля такой биг каменный пенис.
-А, хуи ентие каменные смотреть едешь.А нахуя они тебе?-удивился мужик.
-Уот из хюй?-снова затупил Джон.
-Хуй этта....-возница почесал затылок, оглянулся по сторонам, как бы пытаясь найти аналогию в окружающем мире.
-А, во, гляди,-и радостно указал кнутом на промежность коня.
Конь, вероятно уловив какими-то фибрами своего скотского сознания, что его особа вызвала повышенное внимание со стороны ездоков, громко заржал, приподнял хвост и вывалил, ничуть не сбиваясь с ритма мерного шага, порядочную кучу говна, тотчас же оккупированную стаями жирных лоснящихся мух.Мухи яростно жужжали, пикировали на вожделенную питательную субстанцию, сталкиваясь в воздухе с такими же оголодавшими товарками. По своему ожесточёнию эта воздушная баталия не уступала знаменитой «Битве за Англию», имеющей место быть в недалёком будущем.
-Оу, андестэнд! Хюй из пенис, йес?-оживился Джон, как будто он только что, а не его французский коллега Шампольон, сумел расшифровать загадочные египетские иероглифы.
-Он самый, пенис-хуенис,-оскаблился мужык,-а звать то тебя как, а учёный? Я — Митяй Комаров.
Этнограф на мгновение задумался, а потом ответил:
- Менья зовьют Джон. Джон Гарднер.
-Джон, блять, говоришь?-Митяй задвигал челюстями, как бы пробую на вкус иностранное имя.-Хорошее имя. Так всё таки нахуя тебе эти каменные пенисы?
-Оу, ит из грейт балшой мирикл, чьюдо. Я есть изучьять народный обычай славьянских стран. Их калтча, культура. Обряды.У нас в Британ есть тоже такой каменный фьеномен — Стоунхэдж, риали. Обряд древний пристс, жрец, священник-друид.Я хотеть икспло, изучьять похожее в Сальюповка.Андерстанд? Понимайт о чьём я говорить?
-Ну хуле не понять-то, чать тоже не пальцем деланные, грамоте обучены, блять,-ответствовал Митяй, нахлёстывая возжами замедлевшего было ход коня. Конь недовольно фыркнул и в знак протеста насрал ещё.
-Эта дирьевня есть Сальюпоффка?-англичанин кивнул в сторону приближающихся унылых строений, до которых по его прикидкам оставалось не более мили.
-Не, это не Залуповка. Это Упырёвка. До Залуповки ещё верст пять отсель будет,-пояснил Комаров.
-Оу, шит,-опечаленно выдохнул разочаровавшийся учёный.
Митяй посочувствовал:
-Да, блять, Джон, хуёво, говно короче одним словом. Но ты не ссы.
-Нье ссы? Уот дас ит мин? Как это не ссы?
-Не боись, вобщем. Можешь переночевать у меня, подкрепиться, а завтра с утречка и попиздуешь к своим хуевым финоменам по светлу.
-Оу, мистер Комарофф, ви есть тоже отшень экселент мэн, ммм-пьестатый, йес?
Мужик слегка засмущался:
-Ну пиздатый не пиздатый, а нехуй по ночам в здешних местах шастать. Мало ли чего случиться могёць. Времена-то нынче неспокойные. Так что счас едем ко мне.
-Сэнкс, мистер Комарофф.
Митяй засунул руку в гущу душистого сена, пошарил несколько мгновений и извлёк бутыль наполовину заполненную мутной жидкостью:
-Ну чё, ебанем за знакомство? Пока суть да дело.
И с хитроватой улыбкой прищелкнул себя пальцами по горлу. Звук получился на удивление звонким.
Всё-таки основательное кембриджское образование давало о себе знать и Джон догадался по совокупности косвенных признаков, что пейзанин предлагает испробовать местного алкоголя. В принципе Гарднер не возражал. Митяй споро раскупорил сосуд. Обтер горлышко рукавом, правда не обратив внимания на то, что именно им он давеча подтирал сопли. Совершив сию процедуру, пейзанин протянул бутыль англичанину:
-Ну давай, мистер Джон, за знакомство!
Гарднер прикрыл глаза, плотно обхватил губами горлышко бутылки и сделал большой глоток. Обжигающая жидкость огненной струйкой потекла в желудок, наполняя его живительным теплом. Но учёный не закашлялся и даже не поперхнулся. Потому что его организм уже был протренирован подобными спиртами за завтраком с Федором Бурлаком.
-Оу, гуд! Карашо! Пьестато!
-А то, бля,-гордо сказал Митяй, принимая бутыль из рук этнографа.
На этот раз он не стал обтирать горлышко, выказывая, вероятно таким образом, высшую степень доверия к иноземцу. Кадык его усиленно задвигался, пропуская внутрь значительно больший объём самогона, чем смог до этого принять в себя утончённый организм выпускника Кембриджа.
-На, ещё тяпни,-милостиво разрешил Митяй, проникнувшийся уважением к бесстрашному исследователю хуевых феноменов или феноменальных хуев.
Джон тяпнул. В голове приятно зашумело. И унылые окрестные пейзажи заиграли новыми, более жизнеутверждающими, оттенками.
-А почемью такой странный нозваний у ваша дирефня, а, Митяй? Упырьеффка, йес?
Митяй выписал в воздухе правой рукой какие-то неопределённые знаки:
-Ну хуй его знает чиво. От старины, блять, идёт.
Но в англичанине неожиданно взыграл азарт исследователя:
-Анюжиал, риали. Необычный нозваний, йес. Я знайт, што «упырь»по-рюски, это как бы -вэмпайэ-вампир, йес? Здес водицца упырь, а, Митьяй? Йес?
Митяй молчал, искоса поглядывая на разухарившегося иноземца. Гарднер ещё отхлебнул из бутыли и продолжал доставать насупившегося мужика.
- Хей, Митьяй, ми едем к вэмпайя, йес? Они будут дринк мой крофь? Да?
Отчего-то мысль встретить вампиров в этой смоленской глуши абсолютно не испугала Джона, а, наоборот, привела в состояние игривого веселья:
-Митьяй, перхэпс, ты есть упыр ту?
Плечи Митяя вдруг нервически передернулись, словно отрезанные лягушачьи лапки в электрических опытах доктора Гальвани. Он резко развернулся всем туловищем к глупо улыбающемуся Джону и со словами:«А то, блять!»со всей силы обрушил на рыжую англосаксонскую голову почти опорожненную бутыль, которая буквально пару мгновений назад служила символом братания между народами. Гарднер глухо ойкнул и обмяк, уткнувшись лицом в сено…
Когда телега въезжала в Митяев двор, было почти темно. Лишь узенькая полоска алого на горизонте, обозначала то место, куда закатилось умирать солнце. В окнах соседских домов виднелись плотно прижатые к стеклу бледные лица, с любопытством и завистью взирающие на добычу Комарова.
-Эх, блять, повезло ж Митяю-то нашему,-цыкнув зубом, прошелестела толстая бабища, жадно облизывая заострённым языком полные кроваво-красные губы,-свежачка надыбал-то. Давно-то у нас уже свежачка не было.
Митяй в это время деловито распоряжался выгрузкой бесчувственного тела пытливого подданого Его Королевского Величества. Он тихо мурлыкал себе под нос песенку:«И от тайги до Британских морей-Красная Армия всех сильней» и время от времени покрикивал на бестолково суетящихся в радостном возбуждении многочисленных чад с домочадцами:
-Эй, Санька, ебический ты хуй, ты эта, блять, аккуратней то со свежачком. Я, бляха, свернутой кровищи не люблю. Да, и не забудь мне завтра напомнить — для Федьки Бурлакова посылочку с оказией передать. Любит наш Федька мозг с печенкой-то, страсть как любит...