sevastopolec : Жизнь прекрасна.

Поднявшись на последнюю ступеньку лестницы, С., удерживая обеими руками пакеты, оттопыренным мизинцем потащил на себя обшарпанную и покрытую несколькими слоями краски дверь. С трудом протиснувшись в получившуюся щель, он тут же получил подпружиненный пинок в спину, втолкнувший его в темноватый коридорчик.
С. на ходу кивнул дежурной и пробурчал что-то приветственное.
Пройдя мимо ставших до боли знакомых плакатов «Рабочие будни урологического отделения» и инструкции по мере безопасности при общении с больными СПИДом, С. подошел к стоявшей в углу стойке с матерчатыми халатами. Привычно напялил один из них и, упаковав ноги в целлофановые бахилы, повернул по коридору к первой палате. Дверь была прикрыта, и за ней почти физически ощущалось движение, такое привычно-пугающее, что, заглядывая внутрь, С. уже был готов к тому, что увидит. В помещении, за последние несколько месяцев ставшим знакомым, как собственный рабочий кабинет, возле почти родной койки стояли две медсестры. С. успел увидеть его серо-белое лицо, искаженное тревогой, прежде чем короткое «выйдите» вернуло его в коридор.
Опять. Снова кровит.
Минут пятнадцать С. мерил шагами расстояние от стенки до стенки, шурша пакетами и машинально читая медицинские агитки. Некоторые имели инвентарные номера еще советских времен. Более современные, со схематически нарисованными человечками, не советовали заниматься анальным сексом без защиты. Это почти забавляло.
Наконец скрипнули петли, и мимо С. пробежала невысокая молоденькая сестра, держа в руках изогнутую эмалированную мисочку. Скользнув взглядом по полуприкрытому маской лицу, С. снова не удержался и поглядел на то, что плавало в растворе фурацилина. Больше всего это напоминало огромных темно алых червей. От движения жидкость подрагивала, и казалось, что черви живые и пытаются выползти наружу, окрашивая желтизну лекарства своими выделениями.
Медсестру звали, кажется, Зарина. Еще совсем молодая, с бархатными черными глазами, эта симпатичная татарочка работала посменно, и С. видел ее каждый третий день. Чем-то она ему нравилась. Возможно тем, что категорично, до ругани отказывалась брать деньги, которые они всей семьей пытались давать сестрам после каждой такой процедуры.
А черви в миске – это загустевшая кровь. С помощью большого шприца, наполненного фурацелином, ее при кровотечениях вытягивают через пластиковую трубочку, вставленную в мочевой канал. При толщине трубки почти сантиметр иголки под ногти кажутся шуткой. Когда его прошлый раз отпускали домой, во время приступа С. пришлось, разорвав трубку, вытаскивать такой застрявший сгусток руками, чтобы очистить забившийся проход. Это не помогло, и вот он снова в больнице.
Окончив перевязку, вышла и вторая сестра. Бросив на ходу «входите», она быстро спряталась в ординаторской. Так, теперь спокойно. На лицо – легкая озабоченность. «Что такое? Что случилось? Вот зараза! Ты что, поднимался? А сейчас полегче? Вот и хорошо».
Осторожно помогая ему приподнять истощенное тело, чтобы присесть на кровати, С. старается не задевать торчащие из-под одеяла котетторы. «Ну вот и присели. Удобно? Или поправить?».
Напуганный и расстроенный, сегодня он ест очень плохо. Постоянно притрагивается к пеленке, прикрывающей пах, и морщится от каждого неосторожного движения. Главное, постараться отвлечь. «Аршавин опять неважно сыграл. Непостоянный, конечно, перец… Юля опять начинает волну гнать… Россия до сир пор тянет с расследованием смерти польского президента…». Господи, что он несет. Надо что-то совсем нейтральное. Но слов нет. Что-то попроще. «Ну как, вкусно? Это тебе не здешняя еда?.. Ну конечно, мама старалась…она же у нас такая… Да, конечно, сегодня придет…»
У него рак. Лечению не поддается. Следы обнаружили еще после удаления аденомы, а теперь опухоль на правой почке уже плотная как камень и постоянно болит. Трижды в день – омнапон. Ему никто не говорит, но, кажется, он начал догадываться. Трудно оставаться клоуном.
Убрав посуду в пакет, С. помогает ему улечься и поправляет пеленки. Они немного запачканы желтыми пятнами после прочистки, но не сильно. Менять не стоит. Но нужно купить новую пачку. Вместе перепроверили лекарства, аккуратно сложенные на тумбочке для имитации лечения. Всего хватает. Ну и хорошо. Обед заканчивается. Пора на работу. И так уже опоздал. С. наклоняется и целует покрытую легкой щетиной щеку. «Ничего. Не расстраивайся. Все будет нормально! Скоро будешь бегать по девочкам! Ну мне пора. До вечера, пап».
После жуткой и душной палаты, забитой людьми, громко обсуждающими свои болезни, коридор кажется оазисом спокойствия. Помахав на прощанье, С. заставляет себя улыбнуться. Переодевание и поход к выходу забрал последние силы. Ничего не хочется. Подойдя вплотную, С носком ноги пнул дверь, открывая выход к солнцу.
«Дома у себя так пинай! Тоже мне». Резкий голос полоснул по остаткам нервов. Обернувшись, С. уставился на крупную полную женщину, возмущенно поблескивающую очками в толстой розовой оправе. Нянечка. Не, вообще она нормальная, но сейчас не к месту. С. накрыла волна бешенства. От боли, отчаянья, постоянной тревоги, походов по кабинетам и аптекам, от его капризов и своей усталости, от всего навалившегося и не отпускающего. И от этого вполне законного замечания. Появилось дикое желание ударить. С правой. Сильно. По зубам. Чтобы валялась и харкала на этот чистый линолеум кровью. Алой, как те черви.
Заметив его сумасшедший взгляд, нянечка быстро отвернулась и деловито зашагала к кухне. Чуть-чуть суетливо.
Понемногу туман перед глазами рассеялся и С. вышел на улицу. Осторожно прикрыв за собою двери, он глубоко вдохнул свежий воздух со всеми ароматами наступившей крымской весны.
Жизнь прекрасна. По крайней мере, до вечера.