castingbyme : История создания Пизанской башни

Всё закончилось так же внезапно и туманно, как и началось. Познакомилась я с этой компанией в кафе, или, лучше, в баре, одном из тех заведений, которые называются «In», в них собирается «золотая молодёжь» и те, кто хочет ею быть или казаться. Сначала ребята не произвели на меня никакого впечатления, я даже имена их не запомнила. Обычные пареньки из рабочих предместий, курящие, пьющие коктейли. Ни одеждой, ни особо изысканным стилем поведения они не отличались. Однако в глаза бросалась особая простота общения, доверительность, с какой они беседовали между собой. Похоже было, что они давно знают друг друга. Один из них, Володя, мне небрежно пожаловался, что недавно развёлся с женой, но скучает по ней, хотя ничего вроде особенного в ней нет. Я удивилась такой открытости. «Она из очень простой семьи», — сказал он, — «отец – полковник»… Ну да, простая семья теперь, а раньше полковник – это было очень престижно. Когда настала пора прощаться, так само собой получилось, что я поехала с ребятами. Машина с шофёром привезла всё общество за город, к большому белому зданию, напоминающему тосканские виллы знати. У большого подъезда стояли статуи, почти скрытые ивами, а за деревьями угадывался пруд, застланный вечерним туманом. В доме весь первый этаж занимала большая гостиная, справа на возвышении перед лестницей, ведущей наверх, был расположен бар к уютными креслами и низкими столиками, а у стены находилась сама стойка с разнообразными напитками. Слева было ещё одно крыло, оптически отделённое от гостиной двумя или тремя ступеньками, образующими полукруг, где в полумраке угадывался большой рояль, на котором отражались блики лунного света. Ребята, приехавшие с нами, уже прошли в это лунное крыло. Володя предложил мне подняться наверх. Он показал мне ванную комнату, предложил чувствовать себя как дома. Перед ванной комнатой в коридоре, конец которого терялся вдалеке, стоял диван. Мы сели на него. Теперь, при свете двух торшеров, стоявших по бокам дивана, я смогла его хорошо рассмотреть. У него были густые чёрные волосы и тёмные глаза, но не чёрные, а глубокого синего цвета. Непритязательное на первый взгляд лицо носило отпечаток интеллектуальности. Нежная и тонкая юношеская фигура была мускулистой и отточенной, как римкие статуи. Ему можно было дать как восемнадцать, так и двадцать семь лет. С ужасом и стыдом я почувствовала, как в трусах у меня становится мокро. Во мне стало просыпаться желание. Он обратился ко мне:

- Анна, я с удовольствием приглашаю тебя провести сегодняшний вечер здесь, но, если ты устала, вот твоя комната, — он показал рукой на соседнюю с ванной дверь. – Там ты можешь найти всё, что тебе необходимо. Мы с ребятами будем репетировать, скоро подъедут и другие гости.
- Володя, я с удовольствием принимаю твое приглашение, но мне бы хотелось присоединиться к вашему обществу. Я ещё нисколько не устала. Мне только хотелось бы немного привести себя в порядок.
- Да, конечно, спускайся вниз, мы будем тебе рады, — с этими словами Володя поднялся и пошёл в гостиную.

Я осталась какое-то время сидеть на диване, оглушённая количеством новых впечатлений. Потом решила обследовать весь этаж. Пройдя анфиладу, в которой было ещё несколько закрытых дверей, я уткнулась в кухню, в которой две женщины готовили пищу. Посреди кухни стоял большой длинный деревянный стол, заваленный всевозможными продуктами. На этом этаже всё было из дерева – и обшивка стен, и паркетный пол, и потолки. Пол был покрыт коврами, которые создавали аристократическую атмосферу. Я почувствовала себя Золушкой в замке принца. В спальню, отведённую мне, я даже не решилась заглянуть. Зашла в ванную и посмотрела на себя в зеркало. Да, я оказалась почти в ситуации Долли Облонской, гостившей в имении Вронского, где, чтобы переодеться к обеду, она не нашла ничего лучшего, как поменять кружева на своей залатанной блузке. Но даже этой малости у меня не было. Приняв душ и вымыв волосы, самостоятельно завившиеся в крупные кольца, я решила, что свежесть и естественность – это всё, чем я могу похвастаться.

В гостиной, в креслах у бара и в левом крыле уже расположилось большое общество. Были и дамы. У рояля стояли все, с кем я познакомилась в кафе. Рояль окружали различные музыкальные инструменты, гитары, саксофон, бас, драмс и другие. Володя представил меня другим гостям. Он водил меня от одной группы к другой, и чем дольше я находилась подле него, тем сильнее мне хотелось спать с ним. В низу живота я уже чувствовала тягучее томление, трусы намокали всё больше и больше. Я присела в свободное кресло у бара рядом с хорошо одетой молодой женщиной, и у нас завязалась беседа. Мне с трудом удавалось сосредоточиться на разговоре. Ангела была парикмахером, это неприятно поразило меня. В таком изысканном доме – парикмахерша? Однако ещё удивительнее было то, что она вдруг открыла портмоне, в котором лежала плотная пачка денег. Я никогда не видела прежде, чтобы женщина носила с собой такое огромное количество денег. Вынув визитную карточку, Ангела протянула её мне. Я взяда маленький сверкающий золотом кусочек картона и, не глядя на него, убрала в сумку.

Между тем музыканты начали играть. Это было совсем не похоже на заявленную репетицию. Под медленный блюз очень хотелось танцевать, я закрыла глаза и представила себе, что качаюсь в танце с Володей. Музыка смолкла. На столике передо мной были разложены деньги. На купюрах были портреты людей, собравшихся в доме. Ангела сказала, что я должна найти среди них мой портрет. Сердце застучало так отчётливо в тишине, казалось, все гости наблюдают за мной. Я увидела себя на одной из банкнот, и мне стало понятно, почему я не сразу смогла найти себя. На портрете у меня была совершенно лысая голова, ни одного волоса, а на голове – маленькое украшение в виде конуса. Неуверенно показала я Ангеле на злосчастный банковский билет. Ангела сказала: «Да. Я так и думала, что ты будешь сегодня избранницей вечера». Она жестом пригласила меня следовать за ней. Взяв со столика бокал с минеральной водой, которую я пила до этого, я пошла за ней. Мы прошли мимо музыкантов в левое крыло здания, через стеклянную галерею, заставленную пальмами, бугевилией и орхидеями, в боковую пристройку. Там был оборудован кабинет, похожий на операционную. Закрыв за нами дверь, Ангела указала мне на кресло, какие стоят в парикмахерских.

- Что всё это значит? Что здесь происходит? – спросила я, будучи почти без чувств.
- Здесь такие законы. Раз в месяц, в ночь полнолуния, здесь выбирают королеву вечера. Ты попала на один из этих вечеров. Королева исполняет то, что указано на банкноте. На твоей банкноте у тебя нет волос. Значит, я должна срезать тебе волосы, — объяснила Ангела.
- Но почему меня никто не спрашивает, хочу ли я этого?
- Ты приняла приглашение хозяина дома, значит, дала своё согласие.
- Меня никто не предупредил, я не желаю! — Воскликнула я почти сквозь слёзы и оглянулась в надежде предпринять что-нибудь для своей защиты. Я была готова отчаянно сражаться за свои волосы, которые были моей гордостью и единственным украшением.
- Посмотри в бокал, — сказала Ангела.

Заглянув в бокал, я увидела свою подпись, которая собиралась из пузырьков газа, растворялась в бокале и появлялась снова. Подняв широко раскрытые глаза на Ангелу, я схватилась за ручку кресла, которое, казалось, плавало в воздухе.

- Ты подписала договор. Ты должна исполнить его. – Голос Ангелы доносился откуда-то издалека. Это было последнее, что я услышала. Собрав остатки сознания, я плеснула бокал ей в лицо, и всё пропало.

Очнулась я от того, что Ангела поднесла мне нюхательное средство, может быть, это был нашатырный спирт. Первым делом я провела по голове. На ней не было ничего, ни одного волоска.

- Тебе повезло. – Сказала Ангела. – Видишь эти хирургические инструменты? Некоторые избранницы – или избранники, потому что королями вечера могут быть и мужчины – теряют или приобретают больше, чем ты. Кому-то делают пластическую операцию по изменению формы носа, или губ, или грудей, были даже такие, кому пришлось поменять пол. А волосы – отрастут. Теперь мы оденем тебя.

Ангела принесла великолепную робу из парчи работы Валентино и туфли на платформе Маноло Блахника. Платье сидело как влитое, и туфли были точно моего размера. Это была наверняка разыгранная как по нотам игра. Наложив макияж, Ангела проводила меня назад в зал. У меня в голове стоял шум, мешавший мне сосредоточиться и уловить хоть какую-нибудь мысль. Два приятеля Володи подошли ко мне и подняли меня на возвышение, воздвигнутое за время моего отсутствия. На голову мне поставили золотой колокольчик изящной флорентийской работы. Раздался тот же завораживающий блюз, играемый всеми инструментами. При каждом сольном номере ударника из духовых инструментов в воздух вылетали мои локоны и медленно кружились в такт. Одновременно позванивал колокольчик на моей голове. Я почти не чувствовала своего тела, но, тем не менее, стояла прямо, чтобы удержать колокольчик. Погас свет, и музыка поплыла лунной дорожкой, заканчивавшейся у моих ног.

Издалека послышался шум моря, потом оно надвинулось, и гордая эскадра из пятидесяти кораблей вошла в устье Арно. Каждый корабль был украшен позолоченной галионной фигурой орла, символа могущества и богатства Пизы. Корабли проплыли оставшуюся дюжину километров до Кампосанто. Святую землю Голгофы, пропитанную кровью Христа, из трюмов выгружали поверженные Пизой и Амальфи сицилийские сарацины на центральное кладбище пизанцев. Всё это действо я могла наблюдать в высокие окна виллы, распахнутые настежь. Музыка не прекращала играть, но звуки плыли мимо меня к стене кладбища и застывали на ней чудесными фресками.

Потом налетел ветер, корабли исчезли, и я почувствовала, что лежу раздетая в большой кровати, и меня обнимает мускулистый и стройный мужчина, о котором я мечтала весь вечер. Архиепископ Убальдо, возглавлявший флотилию, ласкал меня руками, губами, токи пронизывали члены, пробегая горячими огнями в пальцы ног и рук, и гасли видимыми искрами на простыне. Никогда ещё я не испытывала такого блаженства, никогда ещё я так не задыхалась от испытываемой всеми порами моего тела любви. Надо мной проходили годы и десятилетия, это блаженство начинало переходить в боль, сгибающую, ломающую мой позвоночник. Я утопала в песке, в болоте, которое всё сильнее прогибало спину.

Когда я уже не могла больше переносить боль, любовь покинула моё тело, и я оказалась вновь на возвышении в центре огромного зала. Я стояла выше всех предметов, находившихся в зале, потолок, вознёсшийся в небо, скрылся за облаками, и я почувствовала, как каменеют мои члены, одеваются в серо-белый мрамор, опоясываются ярусами, прогнутый позвоночник медленно выпрямляется, зато я наклоняюсь и нависаю над мраморной площадью. Жуткое осознание того, что я стала колокольней Пизанского собора, пронзает меня, и я снова, в который раз за этот удивительный вечер, теряю сознание.

Всё исчезает в памяти, но утром, включив компьютер, я вижу переписку Владимира с архиепископом Убальдо в ящике моей электронной почты. В письмах, которые я читаю по-итальянски, планируется морской поход против Флоренции. Поправив упавшие на глаза волосы и немного подумав, я нажимаю кнопку дилит.