дервиш махмуд : Гадость и Благодать (окончание)

Предыдущие главы здесь
1
2
3



-Жизнь (впрочем, как и смерть) человеческих существ состоит из пошловатого, а точнее даже. тухловатого набора банальностей. Мы по умолчанию не интересуемся ни целью, ни правилами игры, и выбываем ещё до начала основных соревнований. А что ты хотел: за просто так нам никто ничего не расскажет, за нужную информацию надо платить, и платить дорого – временем и энергией, всем тем, в чём мы как раз жалкие нищеброды. Вдобавок ещё эти посторонние обитатели в сознании, еби иху мать, со своими инъекциями равнодушия и тумана. Вот и болтаемся тут, полусонные. Суп получается постный и простой, едва съедобный. Нужны пряности, острый перец и соль. Горячительные напитки для возбуждения аппетита. Безумие нужно, безууумие! Пусть погружение в бездну безразличной темноты, содержащей в себе всё на свете, будет сопровождаться хохотом, ибо никто, окромя нас, человечиков, в этой вселенной не умеет – понял, бля!? – смеяться!
-Угу. Дай глотнуть, сенсей.
-Держи.
-Спасибо. Прими обратно.
-Хорошо закрутил?
-Не боись. Смотри не разбей. Спрячь пока хорошенько.
-Что, будут обыскивать?
-Хуй знает. От них всего можно ждать.
-Поставлю в мой специальный полупотусторонний карман.
-У меня тоже такой есть. Здесь, в гитарном чехле. Где Коробка.
-А ты, Виноградова, что не желаешь взбодриться?
-Конечно, да, Фортунатов! Мог бы и не спрашивать! Просто дай сюда.
-Держи, милая!
-Смотрите, пьём из неё, пьём, а тут нисколько не убывает!
-Баха сказал же, что это талисман. Волшебство, ёптить!

Тьма, тьма накрыла плацдарм. Они пересекли локальную свалку – некротическую мозаику отходов, символический тупик бессмысленного движения человечьей расы в чахлое никуда – перебежали, как партизаны, по холмикам мусора. Несколько крупных короткошерстных крыс лениво отползло из-под их ног чуть в сторонку. Крысы были говорящие и ядовитые. Бледные бумажные полотна развевалась в темноте, как флаги стран, навсегда проигравших все войны. Ржавые проволочные усики постапокалиптических насекомых дребезжали на ветру, настроенные на сигналы из низко висящего космоса, в котором уже зажглись слепые, как на картонках декораций, огоньки. Такой космос навевает у наблюдателя мысли о неромантическом, чернушном варьянте теории панспермии. В рытвинах и ухабах копошились плотные жирные призраки. В воздухе носился запах жжёного человечьего волоса, лекарств и вообще – унылой негероической смерти.
Дальше, за забором, через который Фортунатов легко, как белую шахматную королеву, переставил Виноградову, находился фальшиво мирный двор обыкновенного девятиэтажного человечника. Окна здания, как сразу отметил про себя мой внимательный персонаж, светились таким образом, что изображали собой предупредительное сочетание триграмм из китайской книги изменений, сулящее скорое несчастье, обморок, удар судьбы, дурную болезнь. Это мы перевернём, порешил Фортунатов, одетый сегодня в удачу, как во вторую кожу.
Потом был зигзагообразный поворот и лестница вниз. Если не знать, то и не отыщешь. Невыразимая металлическая дверь угрюмо чернела в полумраке. Казалось, что никто из людей ни разу не открывал её, так она мёртво и враждебно стояла там, внизу, и молчала. Стучать надо было особым стуком и с нужными паузами. Хьюго долго и сложно скрёбся, долбил ногой, отходил в сторонку, курил, потом возвращался и снова продолжал сигнализировать. Подполье молчало, переваривая послания. Идёт, пояснил Хьюго, обычная конспиративная проверка. Фортунатов совой сканировал пространство. Пятна тьмы различной интенсивности шевелились вокруг, аки осьминоги.
Наконец, дверь приоткрылась на ширину человеческой ладони. В щели торчало угрюмое лицо отошедшего от дел профессионального убийцы. В руках он держал зажжённую свечу.
-Чего надо?- прозвучал глухой враждебный голос.- Кто здесь? Приглашение есть?
-Не узнаёшь что ли?- Хьюго оскалился.- Я к Вдове. С певичкой. Нас ждут. Назначено.
Охранник поводил свечой.
-Вас двоих я знаю. А вон тот чо за хуй? Я не получал никаких распоряжений насчёт гостей.
-Это с нами. Друг.
-Он может быть вашим другом, но недругом хозяйки,- упрямился цербер.- Вы ведь знаете наши строгие правила. Вас двоих я могу впустить. Мне хорошо платят, чтобы я хорошо исполнял свои обязанности. Я не знаю этого человека.
Фортунатов выдвинулся из тени.
-Да знаете вы меня, Макмурдо, знаете. Я надеюсь, вы не забыли наши встречи на ринге! Помните, в Улан-Удэ, два года назад?
Охранник высунул голову. Чёрный рот разошёлся в улыбке.
-А, Шерлок Холмс! Как же это я вас не узнал сразу! Нанесли бы мне свой знаменитый встречный в челюсть, я бы ничего и не спрашивал!
-Ха-ха-ха!

Они прошмыгнули внутрь. Спустились ещё ниже. На узком лестничном пролёте Фортунатов обнял Виноградову за плечики и прошептал ей в прохладное ушко: «Смотри не потеряйся здесь. Держись за мной. Мне тут не нравится. Я чую опасность.» Виноградова кивнула и, обхватив Фортунатова за шею, прошептала горячими губами ему в ухо: «Хо-ро-шо». Всё внутри подвального помещения было, конечно, чёрным-чёрным – стены, пол, потолок. Фортунатов увидел небольшой зал, столики и сцену, чуть подсвеченную красными фонариками. На сцене стоял большой портрет, вроде бы Гитлера. То есть так посмотришь – Гитлер, а эдак – женская пизда.
Внутри стоял туман. На стенах висели картинки местных художников, занятные картинки – составленные из консервных банок, бритвенных лезвий, написанные кровью, спермой, гамном.
За столиками сидело с десяток-другой фриков – кто с ирокезами, кто в цилиндрах, кто в голом виде, кто обдолбанный в труху человеческую. Над головами этих колоритных статистов клубились маленькие облака, как пока ещё пустые пространства для мыслей. Бармен – худющий тип, почти скелет – неподвижно стоял за стойкой и разговаривал сам с собой. Фортунатов нагло схватил со стойки неприкаянный одинокий стакан с прозрачным напитком и выпил. Что-то на травах.
-Жажда,- объяснил он бармену.
Тот посмотрел покойницкими глазами и ничего не сказал.
Хьюго взял Фортунатова под локоток.
-Ты поосторожней. Они тут все нервные и слегка ебаквакнутые.
-Я и сам не подарок.
-Хихихи. Пойдём в каморку, дорогой.
Они прошли через зал, потом через совершенно тёмный коридор. Юркнули куда-то. Виноградова шла, уцепившись рукой за собранные в хвост волосы Фортунатова, так и держалась всё время, не отпуская. Каморка была похожа на вагон. Вдоль стен полулежали другие фрики, ещё страшней и смешней прежних. В углу комнатки стоял небольшой гробик, в котором лежал и курил себе потрескивающую самокрутку некий мертвец. В обитом кожей кресле по центру комнаты сидела полноватая баба, абсолютно лысая. Её голова была как бы усыпана тонким слоем пудры и казалась пришитой к туловищу.
-Вдова,- шепнул Фортунатову Хьюго.- Хозяйка всей этой камарильи. Я её поябываю время от времени, хихихи. А за это имею некоторые маааленькие привилегии. Ты не боись, она добрая. В глубине пизды, виноват, души.- Оказавшись в Чорной дыре, Хьюго сразу стал работать зачем-то под откровенного дурачка.- А этот, который в домовине лежит, муженёк еёный.
-Муж вдовы?
-Ну да. Вдовец, так сказать, хыхы.
Лысая тяжёлым взглядом смотрела на Фортунатова. Людишки у стен громко переговаривались друг с другом на внутреннем диалекте. Перед креслом хозяйки стоял чистый стеклянный столик, на нём – несколько линий порошка.
Фортунатов, снова включив наглое, наклонился, взял трубочку и вдохнул полноценную порцию.
-Смело!- прокомментировал громко Хьюго, потирая ручки и бегая вокруг кресла со своим гитарным чехлом, как с пулемётом.- Тока это не кокс. А ты, наверно, раскатал уже губы-то. Герыч. Но ты не бойся, опять же. Чистый. Для своих.
Вдова глядела на Фортунатова, не мигая.
-Это кто такой?- наконец вымолвила она глубоким грудным, похожим на звук музыкального инструмента туба, голосом.
Хьюго подобострастно наклонился к ней и заговорил дурашливым баритончиком:
-Это вот, рекомендую вам, Настенька Петровна, специальный человек… редкой души человек… это, знаете ли…
-Певец ебической метафизики Фортунатов,- перебил Фортунатов излияния Хьюго и чуть поклонился, шмыгнув носом.
-Шустрый,- оценила Вдова.- Сильно не мельтеши. Сядь пока где-нибудь в уголку. Скоро выступать начнут. Ты тоже выходишь.
-Спасибо, мадам.
-Не за что, мальчик. Зови меня Анастасия Петровна.
-К вашим услугам.

Тем временем за стеной со стороны зала нарастала волна звука. Видимо, близилось поэтическое действие.
-Все в сад!- скомандовала Вдова, и уродцы – кто ползком, кто на полусогнутых, проследовали.
В зале, в районе сцены, стало чуть светлей. Унылого вида звукооператор копошился в проводах, настраивая. Поставил белый микрофон и рядом – синий пластмассовый таз. Все, кто мог сидеть, расселись вокруг столиков, кто не мог – легли так.
Звуковик – он же конферансьё – не меняя мрачного выражения, объявил:
-Щас поэты-ебанушки пропоют свои частушки.

Наша тройка села за столик спецобслуживания – вместе со Вдовой и покойничком-мужем, оказавшимся неприятным хлыщом, похожим на неисправного робота. Где-то в закулисье ударили в гонг. Стало тихо. На сцену выпрыгнул первый участник – длинный бородатый человек. Он подошёл к микрофону, смешно, как обезьяна, размахивая руками. Поднял ногу и долго стоял так цаплей, сосредоточенно глядя в чёрный потолок. Затем блеванул – длинно и продуктивно, прямо в таз. Блеванул ещё раз. Послышались жиденькие аплодисменты. Дядька не стесняясь, утёрся подолом рубахи (на бороде остались-таки потёки рвотных масс) и сошёл. Ведущий, размахивая микрофоном, объявил публике:
-Это был Митя Реформаторский собственной персоной.
Публика похлопала ещё. На сцену пополз голый карлик, дополз до тазика и прилёг рядом, похожий на короткую ящерицу. Распорядитель услужливо примастырил стойку на нужный уровень. Карлик стал выть, выл, выл и тоже проблевался. Нечисто, как больное поганое животное.
Публика засвистела и затопала.
-Хуёвые у тебя стихи! – крикнули с места. – Иди проштудируй классиков!
Карлик обиженно уполз прочь, куда-то под сцену.
-Сеня Янкель не в лучшей форме, простим ему,- прокомментировал ведущий,- вы все знаете — недавно он потерял жену-собаку Нору…мы все любили её как дочь….
-Ладно, простим,- отозвались зрители.
Походкой пьяной манекенщицы поднялась на сцену девица – длинная и тонкая, как твой шнурок.
-Стихотворение называется «Трансформация»,- произнесла она томным ебливым голосом, повиляла бёдрами и стала сложно и болезненно блевать.
Зааплодировали. Да, деваха была лучше всех, надрывней.
Она кончила, кончила, кончила и поклонилась.
-Люба! Мы любим тебя! – заорали любители.
-Люба Белая! Муза нашего паноптикума!– провозгласил звуковик-распорядитель.

В этот момент бармен поднёс Фортунатову на белом блюдце гранёный советский стакан, какой тот давеча, когда только вошёл, уже опрокинул в себя. Фортунатов, не утруждаясь, что называется, гнилой интеллигентской рефлексией, проделал свой нехитрый фокус-покус сызнова. Залпом. И не моргнул.
-А теперь – дебютант нашего клуба! Маэстро Фортунатов!

Ничуть не смущаясь, Фортунатов одним прыжком выскочил на сцену, подхватил микрофон, и, сделав пару вступительных движений телом, излил с трёх метров прямо в таз порцию фосфоресцирующей зелёной блевотины.
-Браво, Фортунатов! -Заорали зрители.- Уделал старожилов!
Долго хлопали. На бис выйти он отказался.
-А теперь пьянка до утра! – скомандовал сценический человек и указал рукой в направлении бара.
И зазвенело подполье стаканами, загомонило. И заиграла разрушительная музЫка. И началась суета.

Мы с Виноградовой выбрали первый попавшийся миг свободы и уединились в административном, директорском, так сказать, туалете. Чёткий был туалет. Стоит ли говорить, что весь чёрный. Там даже ванная была зачем-то. Тоже чёрная. И унитаз, как негр. Я погладил девочку по волосам и, глядя ей в глаза цвета фантастического йода, поцеловал осторожно в губы. Мы сняли одежду. Она стояла передо мной совсем голенькая. Это было зрелище для избранных. Я приподнял её, и она крепко обвила меня ногами и руками. Стоя было бы неудобно, но она была лёгкая, как инопланетянка.
Потом я не помню, а если и помню, то не скажу. Это длилось. Это продолжалось всегда.
Мы воспользовались чёрным душем. Наши тела после любви приобрели почти видимое фиолетовое свечение. А когда мы оделись, я услышал из-за двери крики.
-Сколько времени?- спросил я Виноградову.
Она поглядела на маленькие часики.- Опоздали!

Они выбежали в коридор, где в тусклом, как в ночном поезде, точечном свете увидели, что Хьюго лежит на полу, и над ним нависает некто, похожий на чёрного лоснящегося осьминога. Да, рук у этого существа было точно больше, чем две, и они, эти конечности пребывали в почти неуловимом для глаз быстром движении. Хьюго отчаянно отбивался, но руки-щупальца легко справлялись, припечатывали его к полу. Одновременно злыдень потрошил гитарный чехол, буквально разрывая его на клочки. Гитара валялась рядом, у стенки. Фортунатов бросился. Хьюго увидел его и ловким движением швырнул ему предмет, извлечённый как будто бы из воздуха. Тот поймал и быстро спрятал в потайной карман, где уже стояла волшебная водка. Человек-осьминог, шипя, поднял на Фортунатова свои хрустальные линзы, и они злобно сверкнули. Всё лицо его, кроме глаз, было закрыто чёрной материей. Существо двинулось, колышась, как студень, к Фортунатову и перед этим, последним ударом, не глядя, поразило Хьюго чем-то острым в область сердца. Хьюго успел поднять на Фортунатова взгляд и прошептать: пропали…беги, дурак. Затем уличный пёс дёрнулся и затих. Он был мёртв. Осьминог скользил к Фортунатову. Тот рванулся к гитаре, схватил её за гриф и изо всех сил наебнул врага по кумполу. Существо зашаталось, нырнуло куда-то во мрак и растворилось в нём. Фортунатов схватил Виноградову, которая стояла, в оцепенении вжавшись в стену, и они нырнули в каморку. Там никого не было – контингент продолжал гомозиться в главном зале.
-Так, так,- проговорил Фортунатов, присаживаясь на диван,- надо действовать очень быстро.
-Что делать мне?
-Встань на входе. Следи, он или они в любой момент могут вернуться. Бог знает, как это будет выглядеть в следующий раз.
Фортунатов достал из кармана Красную Коробку. Она была довольно тяжёлой и мерцала. Фортунатов повернул Коробку нужным образом, чтобы иероглифы, живущие на кубических гранях, располагались соответственно направлениям вселенских течений. Время запнулось и приостановилось. Маятник качнулся в правильную сторону и не спешил падать обратно. Открывать Коробку прямо сейчас не было необходимости, потому что там внутри находилось хрупкое живое существо, трансформатор, он же ретранслятор, он же тьманник, который может оставаться живым лишь пребывая в своей особой среде. Надо было, наоборот, в каком-то смысле попасть туда, внутрь, самому. Нужно было произвести настройку. Фортунатов скрутил тело в специальной асане, завернул язык в сторону нёба. И приступил к процессу. Он услышал как бы множество голосов, говорящих на умерших или вовсе нечеловеческих языках. Почувствовал миллион запахов и увидел бесчисленное количество картинок. Это транслировался из Коробки всеобщий энергетический поток. Обычный человек был бы уже мёртв, его воспринимающий аппарат выгорел бы к чёртовой матери дотла от многократного превышения дозы. Теперь нужно было сосредоточиться. Во-первых, выключить личность (но аккуратно, дабы потом, по возвращении, вспомнить себя опять, а то некоторые не помнят и распадаются нахуй на шизоидные компоненты). Во-вторых, надо было блокировать – хотя б на время – паразитов сознания. Он выполнил. Он сумел преобразить энергетический поток в простой текст, который с сумасшедшей скоростью разворачивался свитком перед его внутренними глазами. Эйч дал необходимую скорость, чтобы суметь вычленить из хаотического громождения символов хотя бы один абзац. И Фортунатов сделал это. Он прочёл ровно столько, сколько нужно было для продолжения борьбы. Это были простые, как команды, сведения о свойствах мира, которые главный Настройщик сообщает нам всегда, в любой момент. Другое дело, что для принятия послания мы не обладаем ни фантастической быстротой, ни безумным желанием, ни запредельным умением. Бывает, что в результате травмы, или во время выполнения некоторых видов медитаций, или под воздействием сильных препаратов человек принимает пару из миллионов бит этой информации. В этом случае с живым организмом происходит энергетический удар, заканчивающийся, как правило, смертью или безвозвратным сумасшествием. Это тебе, браток, не ванну ссать. Но Фортунатов был подготовлен и выдержал. Он вернулся и вспомнил, кто он такой и в каком мире находится. Теперь он мог включать. Он стал, в некотором роде, всемогущий дядька. Временно. Он открыл глаза и оглядел пространство, ставшее будто бы промытым, абсолютно новым.
-Где ты? Ты исчезаешь!- шёпотом проговорила Виноградова у него над ухом.
Фортунатов вернул тело в нормальное положение.
-Я здесь.
-Они идут сюда! Вдова и остальные! Что делать?
-Вряд ли это они. Пусть войдут, а там посмотрим. Не разговаривай с ними, встань в тень и молчи.

Они вошли и расселись по местам. Вдова угнездилась в кресле. Фортунатов встал посреди комнаты, перед столиком, дабы иметь место для манёвра.
Они все выглядели не так, совсем не так. Что-то (впрочем, известно что – блядское оголтелое зло) овладело телами и душами безобидных маргиналов.
Вдова, не улыбаясь, достала из кармана маленький пистолет и направила на Фортунатова.
-Давай сюда Коробочку! Быстро!- проговорила она не своим, а тонким и визгливым мужским голосом.
Вурдалаки тут же окружили Фортунатова, готовые броситься по первому сигналу.
Фортунатов поднял руку с Коробкой вверх. И тут Виноградова, которая оказалась за спиной Вдовы, ткнула её головой стеклянный столик. Полетели осколки. Подняв окровавленную башку, Вдова обернулась и в упор выстрелила в Виноградову, но тут Фортунатов включил замедление, молнией пронёсся по каморке, сбил ногой пульки, схватил подругу и усадил её себе на плечи. Напоследок он с удовольствием заехал кулаком в педерастическую ебучку вдовца-покойничка, бросившегося было на помощь своей одержимой бесом бабе. Они выскочили в коридор. Фортунатов подлетел к лежащему в липкой луже мёртвому Хьюго и включил оживление. Гитарист зашевелился, но возиться с ним дальше было некогда. Потом придёт в себя сам. Они поскакали через зал. Фортунатов нанёс бегущему наперерез охраннику тот самый знаменитый встречный в челюсть. Разбил о голову бармена снова наполненный, стоящий на стойке дежурный стакан, и они выбежали, и опять выбежали, и побежали, и опять побежали, и побежали-побежали, шибко побежали.
И снаружи была темнота и прохлада и свежесть божьего мира. Срез реальности блестел, как нож. Они нырнули во двор и неслись прочь, прочь отсюда, как два последних человека на всей земле.
Из подвала со зловещим безмолвием высыпались разнокалиберные подонки и толпой потекли за ними. Фортунатов с Виноградовой на плечах уносился по тротуару. Банда догоняла, оснащённая дополнительной бесовской мощностью.

И тут нам навстречу выехал из мрака мотоцикл с люлькой.
-Стой, друг!- закричал мотоциклист.- Это я, Баха. Шашличник! Давно ищу тебя! Весь ночь! Давай увезу тебя отсюда!
Я обрадовался спасению и уже посадил в люльку девочку, как вдруг вспомнил восточный совет про белого ишака и посмотрел: мотоцикл – да, был-таки именно белый. Я быстро достал из кармана бутылку волшебной водки и с маху отоварил ложного Баху по черепу. Бутылка разлетелась на тысячи калейдоскопических зеркальных метеоритов. Херов осьминог, творец трёхмерных проекций, вместе с мотоциклом просочился в асфальт.
-Мама!- проговорила Виноградова.
-Нам нужно вверх!- дал я команду.- Вверх, к благодати!
Мы подбежали к стене дома. Я подбросил маленькую подругу свою сердешную вверх, она уцепилась за нижнюю перекладину лестницы, ведущей на крышу, и быстренько поползла. Потом подпрыгнул сам. И мы, как паучки, полезли вверх.
На крыше бесновался срывающий дыхание ветер, и это было хорошо, и свобода была близка. Мы дошли до самого дальнего края. Вурдалаки выползли следом и теперь медленно, зная, что деваться нам некуда, приближались, ворча и скрипя зубами. Впереди скользил одетый в бесформенный плащ осьминог и указывал на нас щупальцем, дескать, ату их, ребята.
Я извлёк из кармана Коробку.
Во время сеанса настройки, я уловил от тьманника ясный и чёткий мессидж. Ретранслятор, который пребывал в заточении не первый миллион лет, просил освободить его. Открыть Коробку и выпустить на волю.
Ключик находился у меня в голове, с самого моего рождения он был там – и я достал его рукой – маленький синенький ключик. И вставил в скважину и повернул три раза. Я посмотрел внутрь Коробки. Там вибрировал и искрился маленький радужный кругляш – негуманоидного типа существо, извлечённое некогда неизвестно кем из следующего по списку сразу за нашим мира. Оно издало звук, от которого у меня заложило уши. Соприкосновение со средой нашего места обитания убивало физическую оболочку тьманника, и он, раздувшись, лопнул, как глубоководная рыба. И только запах – совершенно неземной, ни на что не похожий, остался в воздухе. Главный Настройщик забрал создание туда, в свои мысли, туда, где ждут нас всех.

Ведомые трясущимся от злости молюском, упыри подходили. Они проиграли, и теперь им оставалось только наброситься на моих любимых людей и разорвать их голыми руками на лоскуты.
У Фортунатова оставалось всего лишь одно – подарочное, лично от тьманника – включение.
Они встали на самый край. Он держал золотоволосую девочку за руку. Её глаза сияли чистым, как спирт, восторгом. Фортунатов вдохнул в себя ночной ветер, включил полёт, и они полетели.