Rust : Дед.

Я в сбербанке к банкомату разгребал толпу рукой,
«Эй, дедок! Не стой тут рядом. Ну, ты чё такой немой?»
Дед сберкнижку скомкав прячет, сжавши в кулаке,
Исподлобья глаз таращит, движется ко мне.

И ответил мне он тихо, еле прошептав:
«Хавальник закрой, мудило». Палкой помахав.
«Ёбнуть бы тебя по роже, мелюзга в соплях,
Да видать уж не поможет». И ударил в пах.

Я сложился и по стенке сполз на пол мешком.
Простонал, поджав коленки будто бы в поклон
перед дедом спесь сгорбатив и согнав с себя,
не смотря в глаза промямлив: «Дед, прости меня..»

Протянул он руку сверху и помог мне встать.
«Не понтуйся ради смеху. Понял? Сука, блядь..
Лучше-ка, айда-ка выпьем. Сотка с пенсии гниёт.
Извинения все ёб я! Да ебись всё в рот!»

Обалдевший с его слов я тихо рядом шёл.
Будто шторм шумел прибоем он бурлил и плёл:
«Это ты прости за грубость. Не сдержался я.
Не люблю людскую тупость. Честно, без вранья!»

Взяв поллитру в магазине, мы пошли во двор.
Тут он удивив на вы мне: « Знаете, ведь я был вор.
Отсидел сполна пятёру. В дом вернулся свой.
Месяц пил. Повадки вора крыл уйдя в запой».

«Повезло вам. В дом вернулись. Вы с удачей как друзья,
Пробубнил я вдруг очнувшись. – Честно, без вранья!»
Дед не морщась выпил водки, головой затряс.
Закурил в затяг короткий, и повёл рассказ.

«Рассказать вам про удачу? То как с ней ушли на фронт?
Где под песню «Кукарача» в пляс пускался замкомвзвод?
Как пробитый пулей звонко погибал наш потифон,
и взамен нашли тальянку, залихватскую гармонь!

Лето было очень жарким. Сорок первый на дворе.
Проклинал судьбу-поганку в коммунальной конуре..
Пил в тот выходной я водку. Был на кухне полупьян,
когда в радиоколонке появился Левитан.

Он твердил усталым вздохом то что началась война.
В миг промчалась перепёхом жизнь по гриву как струна.
Всё перед глазами встало: детский дом, конвой, тюрьма.
Биться сердце перестало… вспомнились те времена.

Голос продолжал буровить в голове свою дыру,
ту которую быть может просквозит мне на ветру.
Мысли высыпятся махом охнув напослед,
будто обухом шарахнув подарив семь бед.

Протрезвел я вмиг, втемяшив кулаками в грудь:
«Всех фашистов отхуячим!». Встав, решился: «В путь!»
Всех манаток два прибора: рюмка и бутыль.
Не война б, сдох под забором. То не сказка. Быль.

Коммунальные задворки покидал смеясь.
«Ну, прощайте же, уёбки!»,- крикнул торопясь.
Молча в окна все глядели, в грязных шторках свет,
пальцем у виска вертели, был такой момент.

Пересыльный пункт-ворота с видом на огонь,
там где рвётся в небе что-то и несётся вонь,
будто мясом пережарен воздух по земле,
и народ как обкумарен движется во мгле.

В дыме, сквозь кусты и ямы, мы пришли на фронт,
на «полуторке» упрямой не доехал взвод.
И мы шли вцепаясь в землю рваным сапогом,
свету от ракетниц внемля падали ничком.

То ползли, то вновь вставали, двигая себя.
Мы входя в войну устали нервы теребя.
Наконец вошли в окопы. Не забыть вовек,
тех что там остались с роты, девять человек.

Рваные, черны от сажы. Грязные, что чёрт возьми!.
Каплю страха я замазал частью той святой земли.
И молился я, безбожник, путаясь в словах мольбы,
Тешил мыслью, что быть может убегу я от судьбы.

Мне ведь нагадали в детстве, что погибну на войне.
Ну, вот думал, наконец-то, помирать сегодня мне.
И рвануло, громким эхом землю раскидав вокруг.
В звоне головном прореху я искал на ощупь рук.

Свистом звонким подбодряя, повскакали из окоп,
Землю взрывов разгребая мы пошли на смерть лоб в лоб.
Ветер пуль. Осколки рядом. Крики, ругань, свисты, стон.
Смерть мы гнали кроя матом бесголосо-драным ртом.

Сквозь рассветный луч бежали, прямо к чёрту на рога.
Криком страх свой загоняли под подошву сапога..
Ранен был в бою, но выжил всем чертям назло.
Ошарашен был войною. Но мне повезло.

В медсанбате не сдержался, плакал как дурак,
когда замкомвзод поднялся и вприпляску, кое-как,
под разбитый потифончик, он глухой, слепой плясал,
и ему безногий лётчик «Кукарачу» напевал.

Было всё, и вот удача — выжил я в войне..
Стал смотреть на всё иначе, вроде поумнев.
И однажды в дом вернулся, дверь открывши поутру,
Нет детей. Я ж не женился. В коммуналке и живу..»

Дед усталою улыбкой подытожил свой рассказ.
«Не считай всю жизнь ошибкой»,-дал последний мне наказ.
А потом исчез, с толпою растворившись во дворах.
В душу мне залез, не скрою, став оскоминой в зубах.