zloy09 : Одна ночь в тропиках.

Тропическая ночь. Это что — то особенное. Плотный, душный воздух, кажется можно потрогать. И запахи. В европейских портах так не пахнет. Там пахнет Цивилизацией.
В Порт-де Голль, на затерянном в Индийском океане ничтожном клочке земли с гордым названием Реюньон пахнет, кажется, всеми запахами Востока сразу. Перцем, ванилью, гвоздикой, какими то сверхэкзотическими цветами. В порту к этим запахам примешивается ни с чем не сравнимый коктейль из запахов сахара – сырца, старых канатов, мокрого дерева и гниющих водорослей.
Впрочем, нахуй. Александр Грин блядь нашелся. Впереди двадцатисуточный (тьфу – тьфу, стучим по дереву) и нудный как песня муэдзина переход в континентальную Францию.
Засыпали нас этим самым сахаром – сырцом по самые ноздри. А это значит, тащиться мы будем парадным ходом в четырнадцать узлов. Это при хорошей погоде. Благо хоть сейчас зима. Индийский зимой спокойный как озеро. Без преувеличения. Так что добарахтаемся без траблов. Однако же двадцать суток без пизды и даже без ее изображений – это, согласитесь, пребор для двадцати двух молодых здоровых жеребцов.
Поэтому ночью, кто свободен, собираемся навестить ближайший кабак. Будь это года четыре назад, когда мы работали в родном ЧМП, надрачивали бы яростно, запершись по каютам или в душевых. Блядь, всего четыре года, а совсем другая жизнь. Я – третий помощник капитана английского балкера. Отстоял суточную вахту в порту – и хоть еби, хоть пей, да хоть сам ебись, ни одной живой душе до тебя нет дела. Только будь добр, явись живым и, по возможности, без конвоя полиции. Так примерно мы себе коммунизм и представляли.
- Ну, что Валик, выступим сегодня? – обращаюсь к стоящему у трапа матросу.
Валентин стоит со мной ходовую вахту на мостике с двадцати до двадцати четырех ноль ноль. Такой же коренной одессит как и я, да и почти ровесник. Так что связывает нас нечто вроде дружбы. Во всяком случае, бухать и навещать шлюх, я предпочитаю в его компании и в компании второго механика, с которым заканчивал одну мореходку с разницей в год.
- Так, пацаны, сдаем вахту, в душ, преодеваемся и погнали. Ждать никого не будем. Последняя ночь тут. Завтра с утра начнется – закрытие трюмов, подготовка по- походному, оформление отходных документов у туземной администрации, короче еботни хватит. Поэтому сегодня нужно отвиснуть по всей программе.
Через полчаса мы уже шагаем по пустынному в это время порту. Идти достаточно далеко, а такси тут поймать проблема. Да и цены ломят безбожные. В этом реюньонские таксисты ничем от наших не отличаются. Фифти долларз, сор, и весь хуй. Даже если ты попросишь эту макаку довезти тебя до соседнего склада. И не денег жалко, – зарплаты англичане платят пристойные вполне, – а просто нехуй, ибо принцип.
Наконец быстрым шагом добираемся до более- менее приличного заведения. Над входом надпись на французском языке, которую мы даже не пытаемся прочесть. Дикая грамматика – десять букв пишем, три читаем. Заходим и оказываемся в неповторимой атмосфере места, где царит Его Величество Порок. По крайней мере, так нас пугали помполиты еще пару лет назад. Пидорасы.
Садимся за свободный столик и, по всегдашней привычке заказываем сразу по пиву. Оглядываемся по сторонам, заебись. Четыре шоколадные сучки за два столика от нашего явно на съеме. Таксу местную мы уже знаем – от ста до ста пятидесяти долларов за два часа. Не смертельно. Хотя в Таиланде за эти деньги можно хуй стереть до корня.
Пиво допито. Пора повышать градус. Берем вискарь. Бармен по умолчанию наливает три по пятдесят. Блядь, нужно было двойные брать. Поднимаем дринки, жестом показывая девочкам, что пьем типа за них. Универсальный сигнал для блядей всех континентов срабатывает безотказно. Три грации одновременно, походочкой от бедра, идут к нашему столику. Одна остается сидеть. Видать расписано у них все заранее.
Подойдя, девчонки непринужденно устраиваются за нашим столиком, а одна, самая смелая, надо понимать, залазит ко мне на колени. Немедленно исследую ее промежность на предмет яиц. Нас не наебешь. Мы после Таиланда ученые. Нет, порядок. Промежность горяченькая, чуть влажная уже. Хотя девица вполне может и трансом оказатся. В лице абсолютно ничего мужского. И руки. Смотрите господа всегда на руки. Их изменить невозможно. Тут тоже порядок – тонкие длинные пальцы, очень нежная кожа и бесцветный лак. Никакой вульгарщины. Приятная девочка. И молодая. Едва за восемнадцать. Скашиваю взгляд на Валика. Этот вцепился в сиськи своей мадам как доярка в вымя коровы – рекордистки. Дурень, не там ищешь. Ну, да хер с ним. Заказываем еще виски и жестом предлагаем дамам тоже заказать что нибудь. На их гортанный возглас бармен приносит три бокала зеленоватого пойла. Хуйня какаянить местная.
Пора уже определятся. Лучше всего к нам на пароход. Объясняем это девицам жестами и не встречаем возражений. Жестами, потому что тут даже те, кто знает английский, тут же прикидываются глухими. Впрочем, как и в континентальной Франции. Говорим бармену, чтобы вызвал такси. Девки на каблучках, и два примерно километра до порта им не одолеть. Усаживаемся в умеренно убитый Пежо и по пустой дороге через пять минут уже у ворот порта. Без малейших затруднений минуем проходную и поднимаемся по трапу.
Веду свою красотку на офицерскую палубу, не боясь ненужных встреч. Похуй. Единственный, кто может сделать замечание – Капитан. Ибо старший помошник такой же распиздяй как и мы. Но Капитан, предпочитает сидеть по вечерам в каюте, наученный горьким опытом. Все в том же Таиланде, в ответ на замечание мотористу, который тащил в каюту девку, он получил полновесную пиздюлину. Моториста тут же отправили домой за свой счет, но Мастер с тех пор не обращал внимания на наши сексуальные подвиги.
Заходим в мою каюту, и я в который раз убеждаюсь, что свой санузел – это благо. Девица тут же стягивает платье через голову и идет в душ. На пороге оборачивается и, улыбаясь, делает приглашающий жест. Долго меня уговаривать не надо. Через минуту ее намыленные руки скользят по всему моему телу, не пропуская ни сантиметра. Бляяяя, какой же это кайф. Касаюсь дубовым буквально хуем ее тугого, светло – шоколадного бедра и понимаю, что долго эту пытку не выдержу. Она это тоже понимает, и, смыв с меня мыло, опускается на колени. Мой член почти полностью исчезает в ее рту. Надо же, такой маленький аккуратный ротик, а вбирает до корня. Проходит меньше минуты, и как только она начинает массировать рукой яйца, я кончаю в ее рот с силой и давлением пожарного гидранта. Высосав меня досуха, она деликатно отворачивается и сплевывает сперму в умывальник. Профессионалка все — таки. Я выжат к ебеням. Впечатление, что хуй не встанет больше до Страшного Суда. Я недооцениваю свою временную подружку. Кое — как вытеревшись, добираемся до койки, и тут я охуеваю окончательно. Она, не теряя времени, снова начинает сосать. Но длится это пару секунд. В следующее мгновение, ее язычок, оставив в покое хуй, начинает легкими движениями вылизывать мне анус. А-а-а-а….моим хуем опять можно поросят убивать годовалых. Разворачиваю ее задом с недвусмысленным намерением засадить ей этот кол уже хоть куда – нибудь. Безразлично.
Но не тут то было. Потянувшись и достав из сумочки на столике презерватив, она берет его в рот и одевает одним движением мне на член. Знакомый фокус, но ощущения все равно обалденное. Наконец я дорвался….Трепещи, несчастнаяяяяя. Мое тело превратилось в копер, забивающий сваи в грунт, в отбойный молоток. А-а-а-а-а ….Я был Стахановым, добывающим хуйзнаеткакую тонну угля. Пошли нахуй все ревнители морали, сидящие плоскими геморройными жопами в креслах и пиздящие про вред проституции.
Пошли нахуй высохшие от добродетели феминистки и свиноподобные домохозяйки. Пошли нахуй пасторы, с вашими хорошо оплаченными проповедями. Высшая добродетель сейчас сосредоточилась в нас – стройной темнокожей девушке с далекого, почти сказочного острова, и во мне – простом русском моряке, пьянице и дебошире по вашим жалким блядь, представлениям. Я вас даже не могу ненавидеть сейчас. Вы просто не существуете.
Я не знаю, сколько прошло времени. И что такое было Время. Где я находился? Мне было так хорошо, что становилось даже немного страшно. Мне жаль было расставаться с ней.
Но два часа подходили к концу, судя по тому, как она посматривала на висящие на переборке часы.Я на них смотреть не хотел. Мы оделись, не глядя друг на друга, и я украдкой сунул двести долларов в ее сумочку. Мне почему-то было стыдно.