shushu : Генератор случайных чисел( 8 - 11)

8.


http://www.litprom.ru/thread35407.html
http://www.litprom.ru/thread36249.html


Унылый трехэтажный барак встречает меня весьма недружелюбно. Стоит лишь посмотреть на хищно выпятившиеся лепестки старой краски, будто бы торчащие из покосившейся подъездной двери, и тут же становится понятно, что ты здесь явно чужой.
Я достаю из кармана бумажку, на которой Круглов написал свой адрес, и еще раз, в надежде на несоответствие, сверяю его с проржавевшей табличкой в самом углу дома.

К сожалению, все верно.

Резкий запах кошачьей мочи бьет в ноздри, стоит только открыть дверь. Освещение нулевое — окна на втором этаже забиты фанерой. С опаской переставляю ноги с одной деревянной ступеньки на другую, балансируя с тяжелой сумкой через плечо.

Со второго на третий подниматься проще — там стекла высадить еще не успели.

Цифру «пять», от руки выведенную краской прямо на двери, трудно не заметить. Тут же болтается и кнопка звонка.

Несколько раз жму на кнопку, поправляя сумку на ноющем плече. Дверь медленно открывается и в образовавшемся проеме появляется сначала исказившееся недобрыми намерениями лицо, а затем и угрожающих размеров туловище.

- Чего тебе?

- Это…… это пятая квартира? – в замешательстве бормочу я.

- Мишань, ну кого там еще, блядь, принесло? – доносится угнетенно- нервический, и явно нетрезвый женский голос.

- Заглохни там, сука! – ревет пропитый баритон и вновь переводит мутный взгляд на меня. – Измором решили взять? Не выйдет! Не съеду я отсюда никуда! Здесь родился, здесь и подохну! Мало я вашему на прошлой недели пиздюлей вкатил? Повторить? Так не вопрос, это мы завсегда…

Похоже, скудное освещение в подъезде сыграло со мной злую шутку, если кто-то, пусть даже и с перепою, еще может принять меня за риэлтора.

- Постой, мужик! – делаю шаг назад. – Я к Круглову, по делу… Мы договаривались…

- А-а-а… – вдруг расплывается в пьяной улыбке. — Ну, если к Анатоличу, то проходи! Это можно..
Судя по резким перепадам настроения данного субъекта, более подходящего момента для взятия крепости может и не быть. Поэтому я без лишних слов пытаюсь протиснуться в дверной проем.

- Э-э, земеля, погоди!
Неожиданно прямо у меня перед носом возникает своеобразный шлагбаум, из упершейся в дверной косяк могучей ручищи.
- Стольничком не выручишь? А я это, потом… — он на секунду задумался. — Через Анатолича передам….

Я роюсь в кармане, извлекаю оттуда несколько мятых купюр и протягиваю ему сотню. Таможня дает «добро».

- Ты не дрейфь, парень, — хлопает меня по провисшему плечу довольный Миша. – Если я говорю отдам — значит отдам. Железно!

- Да я и не волнуюсь… — раздраженно отвечаю. — Какая дверь?

- Крайняя.

Качающаяся на сквозняке лампочка, мерцающим желтым пятном освещает короткий коридор. Указанная дверь оказывается незапертой, и я вхожу в комнату.

Почему не попросился у Татьяны остаться еще на пару дней? Думаю в том состоянии, в котором она пребывала, когда наши пути разошлись, вопрос был бы резонным.

Закрываю дверь и, водрузив сумку на раскладное кресло, осматриваю будущее пристанище.

Слева, на старенькой софе, укрывшись побитым молью пледом, храпит Круглов. Правая стена сплошь увешана самодельными полками, на которых собирают пыль разных лет учебники по математике и прочая никому ненужная макулатура. Прямо под ними покосившийся письменный стол, над которым склонила голову старенькая жестяная лампа. Местами пожелтевшие обои в цветочек, черно-белый телевизор «Рекорд» и маленький холодильник с вычурной надписью «Смоленск 2» невольно погружают в воспоминания из глубокого детства. И только ярко выраженный запах нафталина, коим пропитано все вокруг, накладывает неумолимую печать времени и создает атмосферу безысходной убогости.

Поочередно извлекаю из сумки четыре банки, купленные по пути, двумя из которых разбавляю вакуум, образовавшийся в холодильнике. Агрегат тут же отзывается глухим урчанием компрессора, словно голодный желудок в который наконец-то бросили кусок мяса. Зачем вообще было включать его в сеть?

Щелкаю тумблер телевизора и (о чудо!) слышу звук. Плюхаюсь в кресло, срываю чеку.

Круглов просыпается, и какое-то время в недоумении хлопает глазами.

- Доброе утро, страна! – вывожу его из ступора.

- А, уже расположился… — хрипит он, наконец. – Ну и как тебе моя пещера?

- Как ты вообще здесь живешь? – протягиваю ему банку

- Ничего, многие так живут, и ты привыкнешь.

Утолив жажду, и отдышавшись как следует, он ставит полупустую банку на пол и медленно поднимается со своего ложа.

– Ладно, сейчас ознакомлю тебя с местами общего пользования.

Он накидывает полосатый махровый халат, и мы отправляемся в коридор. Миша с супругой, судя по всему, еще не вернулись из магазина, и поэтому здесь на удивление тихо.

Экскурс начинаем с туалета. Пьедестал, на который лучше взбираться с ногами, размалеван рыжими подтеками. Переполненное пластиковое ведро ясно дает понять, что хозяева являются постоянными потребителями рекламных газет и проспектов. Причем интересуются скорее формой, чем содержанием.

В душевой тоже все ожидаемо плохо. Крохотное помещение насквозь пропитано сыростью, о чем свидетельствуют спертый запах и усеянная пинициловыми пятнышками плитка.

- Вентиляция забилась. – шмыгает носом Круглов

Глубокая чугунная ванна, занимающая почти всю площадь комнатенки, покрыта таким слоем ржавой слизи, что принимать водные процедуры в ней чревато самыми непредсказуемыми последствиями.

И, наконец, кухня. Коричневые от векового копчения жиром стены и потолок. Увидев крохотную плиту времен царя Гороха, невольно ловишь себя на мысли, что попал на испытание супермощного моющего средства. Хотя вряд ли кому-то удалось изобрести средство, способное справиться с подобной грязью — проще сжечь все к чертовой матери!

- Вот это наш стол. – Круглов указывает на одну из трех выкрашенных в цвет пола, и, скорее всего, одновременно с ним, тумб.

«Наш», надо отдать должное Круглову, выглядит лучше остальных. А все потому, что им вряд ли когда-то пользовались, о чем свидетельствует серая скатерть из плотного слоя пыли. На остальных тумбах все гораздо хуже. На центральной гора немытых тарелок соседствует с цветущими плесенью банками. На той, что ближе к окну, образовалась настоящая луковая гряда, состоящая из выстроенных рядами обрезанных пластиковых бутылок различных размеров. Плотные бороды из переплетенных в тесных сосудах корней, вызывают неприятные ассоциации с младенцами в формалиновых банках.

- А это кто выращивает?

- Это наша соседка, Нина Николаевна. — улыбается Круглов. – Восемьдесят девять лет, божий одуванчик… Вот, кстати, и она.

Я оборачиваюсь. Из коридора в длинной до пола белой сорочке, бесшумно выплывает седовласая старуха со стеклянными глазами. В ее высохшей руке зажата железная кружка.

- Здрасьте, Нина Николаевна! – кричит Круглов.

Но ужасная старуха никак не реагирует, подплывает к раковине, набирает в кружку воды и уплывает обратно.

- Анатолич, а она по ночам как? Не бродит?

- Нет! – смеется Круглов. – Ее вообще не видать и не слыхать. Я же тебе говорю – божий одуванчик.

- Ну, тогда ладно…

Неожиданно мой взгляд вновь останавливается на газовой плите. Как же я мог упустить такую интересную деталь?

- А это что еще такое?

- Это наша горячая вода. – невозмутимо отвечает Круглов и закуривает.

- Не понял?

- Что же тут непонятного — примени немного фантазии!

- Извини, но моя фантазия почему-то напрочь отказывается работать сегодня

- Стояк с горячей водой нам заглушили еще два года назад, поэтому сосед Миша внес рационализаторское предложение общей сметой в четыреста рублей. А именно, приволок откуда-то вот этот радиатор, присобачил к нему два шланга и соорудил проточный водонагреватель. Вот смотри..

Круглов открывает газовый вентиль и поочередно зажигает все конфорки. Затем откручивает кран, предназначенный для горячей воды, и тут же опрокидывает радиатор плашмя прямо на плиту.

- Через пять минут будет кипяток. – с гордостью заявляет он.

- Ужас… – стою, раскрыв рот от удивления, и смотрю на взлетающие к потолку хлопья гари.

Никогда больше не видеть всего этого ужаса во вменяемом состоянии! Ну, или хотя бы сегодня, а дальше посмотрим – глядишь, и иммунитет выработается.

- Анатолич, я пойду прогуляюсь, перекушу где-нибудь заодно…

- А вещи?

- Вещи завтра разберу.

- Смотри сам. В клубе буду в шесть, как обычно. – тушит сигарету под горячей струей и перекрывает вентиль. – Не напивайся только. Глядишь, и удача сама собой подтянется.



9.



- Водки? – удивленно хлопает глазами Катя. – Ты себя в зеркале видел?! пива уже неизвестно сколько выдул – еле сидишь!

- Мне нужно….взбодриться. – едва справляюсь с заплетающимся языком.

- Давай я тебе лучше кофе крепкий сделаю.

С чего бы такая забота? Информация к размышлению, но не сейчас…

- Андрей, пожалей старого больного человека. Если ты сейчас выпьешь водки, то мне точно придется нести тебя на руках. – добавляет Круглов. — Послушай Катюшу, она дурного не посоветует.

Катя хмурит брови. Сочувствует или презирает? Тяжело понять в таком состоянии. Пожалуй, что-то среднее.

- Катя, я вроде … понятно … все …объяснил… – слова вязнут во рту, но я все же обязан четко обозначить свою позицию. – Я ведь и сам…могу…

Пиво. Слабая концентрация спирта и хмель – палка о двух концах. Похмеляться – да, нажираться – ни в коем случае. Отсюда икота, вечно переполненный мочевой пузырь, вялые телодвижения, и заплывшая шайба наутро.

Другое дело водка….

Я пытаюсь встать со стула, но Катя с легкостью возвращает меня на место.

- Ладно, сейчас принесу, а то ведь сам не дойдешь.

Круглов сверлит недовольным взглядом, осуждающе качает головой, но отсутствие на моем лице даже нотки раскаяния, вновь возвращает его к своей тетради.

Они схожи с Катей в своей преисполненной терпения и милосердия заботе о ближнем. Таких, кажется, невозможно ничем обидеть, разочаровать и разозлить. Им обязательно нужно быть выше кого-то, чувствовать статус, поэтому им ничего не остается, как найти кого-то еще более слабого, стоящего на самом краю. В попытках оправдать свое жалкое существование, они будут терпеть его выходки, поучать, наставлять, в глубине души молясь о том, чтобы он продолжал поступать именно так, как поступает.

Круглов опять выигрывает. Абсолютно никаких эмоций. Делает глоток кофе, мерным движением указательного пальца стряхивает ровный столп пепла, выводит очередное число в своей тетради.

У меня же дела обстоят хуже. Три штуки, полученные от Татьяны, улетели даже при ставках на равные шансы, а попытки сорвать куш оставшимися средствами становятся уж совсем призрачными.

«Двадцать шесть. Черное. Делайте ваши ставки.»

Пытаюсь сфокусировать зрение на игровом поле. Чет/нечет – нечет, колонны — третья, красное/черное – красное, малые/большие – малые. Все мимо кассы — минус шестьсот.

Искоса поглядываю на игровое поле Круглова. Тот ловит мой взгляд, улыбается и разводит руками. На этот раз ему тоже не повезло. Но ведь улыбается…. сука!
Еще бы, для него проигрыш такое же исключение, как для меня правило.

- С тебя триста. – констатирует Катя и ставит передо мной два стакана – один прозрачный с водкой, другой мутновато-желтый с апельсиновым соком.

Выдавливаю улыбку и киваю в благодарность. Она намеренно отводит взгляд, театрально разворачивается и уходит.

Мысленно разделяю содержимое прозрачного стакана на три части и делаю нормированный глоток. Витамины и молекулы спирта отнюдь не равнозначные для меня вещи, поэтому сок я пью не жалея, пока кисло-сладкий вкус полностью не вытеснит спиртовое послевкусие. Часто и глубоко затягиваюсь, фокус сбивается, и мне уже тяжело различать на слившейся красно-черной панораме экрана какие бы то ни было числа, поэтому я просто подтверждаю предыдущую ставку.

«Двадцать два. Черное. Делайте ваши ставки.»

Опять по нулям.

Круглов опять выигрывает, опять записывает…

Сердце колотится, кровь закипает от злости, зависти и обиды… Все разом навалилось — Аня ушла, работу просрал, живу черт знает где…А этот все снимает! Ну почему же так не везет?!

Опрокидываю стакан залпом, проталкиваю остатками пива. Глаза слезятся то ли от паров спирта, то ли от жалости к себе, но дышать становится легче, как будто второе дыхание открылось.

Делаю глубокий вдох в предчувствии гигантской волны опьянения, и тут же получаю мощнейший удар в голову. И это не удар извне — взрыв внутри черепной коробки. Волна закладывает уши, а глаза выдавливает наружу, как пробку из бутылки.

Меня охватывает паника, я пытаюсь пошевелиться, но не могу — конечности застыли в мертвом оцепенении, и напрочь отказываются мне подчиняться. Пытаюсь крикнуть, но с ужасом осознаю, что парализованы не только конечности, но и внутренние органы – легочные мешки вобрали в себя воздух и отказываются его выпускать, игнорируя мои команды.

Прошла, как мне кажется целая вечность прежде, чем появилась вспышка, яркий ослепляющий зрительный импульс…выдох.… и вновь реальность.

Странно, но первое впечатление – это абсолютная трезвость, ясность в мыслях и общая бодрость во всем организме. Неописуемая легкость, эйфория. Наверное, вот так должен чувствовать себя человек, родившийся заново.

Сколько длилось это безумие?

Я поворачиваю голову. Круглов, как ни в чем не бывало, следит за шариком, Катя болтает со сменщицей, сигарета все еще тлеет… Считанные секунды.

Абсолютно без всякой на то причины, неизвестно откуда в голове проносится короткая, но весьма интересная по содержанию мысль.

- Пять. Красное. – шепотом озвучиваю я.

«Пять. Красное. Делайте ваши ставки.» — дублирует запоздалое электронное эхо.


10.

Полуденное солнце пробивается в комнату золотистыми пятнами сквозь старенькие шторы с прозрачными и нелепыми узорами. Одна из ярких проекций застывает на моем лице, и я потягиваюсь на продавленном своем ложе. Позвонки отзываются недовольным хрустом, спина ноет после первой ночи на новом месте, а в голове все еще шумит после ночного сабантуя в шашлычной.

Круглов кряхтит и ворочается на своей софе, иногда неприятно чавкает. Перебрал вчера, водопады сняться – сушняк…

Я же чувствую себя вполне сносно, несмотря на то, что вчера выпил явно больше него. Вообще, тот мистический приступ, случившийся в клубе, кажется теперь игрой моего же воспаленного воображения. Поэтому, дабы сразу придушить зарождающиеся где-то внутри противоречия, я встаю и тихо крадусь к висящему на спинке стула пальто. Во внутреннем кармане прощупывается плотный пресс, и я давлю зарождающийся в груди восторженный крик.

Так и есть, значит не сон, значит сорвал таки куш. Поставил на заведомо выигрышное число все оставшиеся деньги. И выиграл! Семьдесят с лишним тысяч – голова идет кругом. А потом, увлекаемый Кругловым, который, как мне показалось, радовался выигрышу больше моего, отправился пьянствовать в шашлычную. На космических скоростях мы осушили три бутылки коньяка – я был вполне себе ничего, и по окончанию пьянки умудрился даже тащить на себе его безнадежно расклеившееся тело.

Достаю из холодильника банку, делаю глоток и пытаюсь вспомнить самую важную деталь – не выболтал ли в радостном порыве свою тайну?

Нет, точно. После того, что произошло со мной в клубе, я весь вечер не мог отойти – коньяк даже лошадиными дозами не пробирал. Держал, значит, метелку на привязи… Уже хорошо, а то ведь сядет на хвост, не отвяжешься. И вообще, если кто-то из небесной канцелярии наделил мою скромную персону столь необычайными способностями, то и относиться к ним нужно с особым трепетом и осторожностью. Никак нельзя поддаться минутной слабости и спалиться.

Мне почему-то еще раз захотелось взглянуть на выигрыш, еще раз ущипнуть себя, убедиться, что все это реальность.

Осторожно достаю из кармана деньги, раскрываю их разнокалиберным веером, и с горечью вдруг понимаю, каким бездарным и нелепым способом тратил прожитые годы на одно лишь глупое занятие — добычу этих ничего не стоящих теперь бумажек.

Приободренный собственными мыслями и рассуждениями, я чувствую неотвратимое желание к действиям. Не без опасений запускаю импровизированный нагреватель и отправляюсь в душевую.

С чувством легкого отвращения после грязной ванной, но все же чистый и гладко выбритый, решаю пойти в торговый центр.

Яркое уже солнце и свежий весенний ветерок только укрепляют мое приподнятое настроение, и я с огромным удовольствием от короткой прогулки дворами, добираюсь до торгового центра.

Бегать долго не пришлось. В спортивном магазине останавливаю выбор на легких кроссовках и черной ветровке, а в соседнем бутике покупаю новые джинсы. Во все это я облачаюсь прямо в магазине, а отслужившую свое ветошь гружу в большой пакет и без сожаления отправляю в урну. Воспринимается это, как некий символичный обряд – сбросил старую шкуру весной, а вместе ней отправил в утиль и тяжелое прошлое.

Прогулка на свежем воздухе, и банка пива натощак расшевелили аппетит, поэтому я отправляюсь на четвертый этаж, чтобы съесть кусок пиццы. Но там сталкиваюсь с вечной проблемой очередей. Что поделать — потребительский ажиотаж выходного дня.

- Привет! – пробивается сквозь гомон толпы. – Тебя и не узнать!

Оборачиваюсь и вижу Катю.

Странные ощущения возникают, когда сталкиваешься с ней вот так в обычной жизни, а не вечером в клубе. Как будто это две параллельные вселенные, где люди и предметы существуют четко в пределах отведенной им территории и не в коем случае не пересекаются.

А она цветет и благоухает! В изящных лакированных сапожках на высоком каблуке, в легком весеннем плаще, который, кажется, вот-вот разойдется по швам от стремящихся вырваться наружу прелестей. Эх как же все это воздействует на больной похмельем организм, обостряя чувствительнейшее до крайней степени либидо…
Даже макияж при свете дня кажется более выразительным. А еще говорят, что они кажутся красивее после пары-тройки опрокинутых рюмок. В этот момент падает личная самооценка, а вот верх плотских желаний… этот предел в полной мере, до дрожи в конечностях, можно ощутить лишь с похмелья!
- Ты один, без Владимира Анатольевича. Вы прямо не разлей … – улыбается. – Ты понимаешь, о чем я…

- Да, понимаю… — тушуюсь. — Он спит еще. Вчера выигрыш мой обмывали.

- Поздравляю, кстати. У нас не часто выигрывают подобные суммы. Скорее даже наоборот.

- Да я и сам не ожидал…

Разговор вязнет. Мысли сплетаются в сумбурный клубок, и я невольно краснею от осознания того, что давно разучился общаться с противоположным полом. Аня, естественно, не в счет, потому как после первого же акта совокупления, не особо задумываешься над тем, что должен говорить. Да и когда это было…

- Может, прогуляемся? – предлагаю я, в надежде выбраться из этого душного муравейника в уличную прохладу.

- Можно.– пожимает плечами. – У меня сегодня выходной, на работу только утром. Тем более погода просто прелесть!

По эскалатору спускаемся молча, похмелье вновь мелькнуло на горизонте и былое настроение начало потихоньку гаснуть.

- Как насчет пива? – в надежде предлагаю я.

- Почему бы и нет?

Через минуту я уже несу в одной руке изящный флакон для нее, и две тупые болванки себе.

Мы быстро проходим плачущие талым снегом дворики и ныряем в ворота парка. Неловкость улетучивается вместе с легким ветерком и первой банкой. Теперь мне хотя бы уютно, как будто мы давно знакомы. А она? Ей и до этого было комфортно.

- Андрей, а ты где работаешь?

Опа!

- Да не пугайся ты так! – смеется, едва заметив мою настороженность. – Для меня это не главный критерий оценки потенциального молодого человека.

«потенциального молодого человека»? Как, однако же, быстро развиваются события! Мне то, естественно, все это на руку, так и до койки недалеко… Только вот с чего бы такая навязчивость? А как отчаянно она боролась в клубе за мою трезвость! Это меня, помнится, еще тогда насторожило… Любовь? Давно не верю я в это светлое чувство. Да и как можно влюбиться в небритую, неряшливую и вечно пьяную рожу, из уст которой порой и слов невозможно было различить, сплошное нечленораздельное мычание…

- Зачем же тогда интересуешься?

- Просто думаю, где должен работать человек, который по нескольку часов в день посвящает азартным играм? Это ведь, насколько мне известно, развлечение не из дешевых.

Скручиваю голову второй бутылке и напрочь сметаю предательские мысли. Это все похмельная паранойя, усугубленная последними событиями.

- С недавнего времени, азартные игры и являются основным источником моих доходов. – с напускной важностью отвечаю я и прибавляю, вспоминая пьяную тираду Круглова. — Риски оцениваю, вероятности просчитываю… по системе мартингейл...

– Сдается мне, что совсем недавно я кое-кому объясняла, что означают черные и красные квадратики…

- Ладно, поймала. Поперли меня с работы. В поиске пока…

- Так бы сразу и сказал. А то вероятности он, понимаете, просчитывает. Я же тебе сказала, что для меня это не главное. А вот вранье больше всего ненавижу.

Мы еще немного поболтали о нелегкой судьбе рядовых работников индустрии развлечений и сами не заметили, как вышли из парка.

- «Черри слотс.» – указывает Катя на игровой клуб, неожиданно показавшийся на горизонте. – У меня там подружка работала. Бывал уже?

- Как-то не приходилось. – отвечаю и не могу отвести взгляда от приветливо моргающих на вывеске вишенок. – Я кроме «Бонуса» вообще нигде не играл.

- Зайдем? – неожиданно предлагает она, а у самой в глазах уже играет хмельной огонек. – Почти год работаю, а играть ни разу не пробовала.

- Конечно.

Допиваю пиво и протягиваю ей пару тысяч.

- Зачем? – отстраняется она. – У меня ведь есть деньги. Я просто хотела…

- я же по-моему теперь смело могу называть себя твоим молодым человеком, если конечно не ослышался… Так что принимай теперь со всеми вытекающими… То есть я хотел сказать, в таком случае у меня тоже есть определенные обязанности..
Разговор вполне ожидаемо прервался на неловкую паузу. Язык мой – враг мой.

- Вообще-то я сказала «потенциального», если кто-то не расслышал. – нарушила она, наконец, мимолетную, и в то же время гнетущую тишину. — Но отпираться не стану.

Зал здесь вдвое меньше, рулетка всего одна, да и пива бесплатного не наливают. Но все это для меня теперь не имеет ни малейшего значения.

Первым делом двигаемся к барной стойке. Я беру себе сто пятьдесят коньяка, Катя останавливается на неизвестной мне безалкогольной байде. За рулеткой какой-то толстяк, ни на секунду не выпускающий из рук барсетки. Играет стоя, даже не сняв куртки. Такое ощущение, будто он вот-вот собирается уйти, но что-то его все же держит.

Я усаживаю Катю за игровое поле, а сам наслаждаюсь коньяком и поглядываю за толстым. Он потеет, ставит, а сделав ставку сразу же ее отменяет. Слушает охранников, советующих наперебой, и ставит вновь.

Необычное ощущение — я чувствую власть над ним, и это доставляет мне огромное удовольствие. Одно несчастное слово, брошенное по моей прихоти и этот толстяк уйдет домой с набитой по самую молнию барсеткой. Но я не вмешиваюсь, не гневаю фортуну, а тихо наблюдаю за его обреченными на провал ходами.

Толстяк забивает тысячу на третью колонну и еще четыре россыпью на числа в самом конце таблицы. Быстро моргает, часто затягивается, ожидает вердикта.

«Ставок больше нет»

Шарик делает несколько кругов и залетает в нужный сектор.

«Семь красное. Делайте ваши ставки.»

На этот раз толстяка уже ничего не держит, проигравшись в пух и перья, он хватает свою барсетку и с каменным, налитым кровью лицом быстро покидает зал.

- Семь. – виновато хлопает глазами Катя.

- Ничего страшного, повезет в следующий раз. Играй, а насчет денег не волнуйся.

Охранники, заслышав волшебное слово «деньги» тут же, как бы невзначай сокращают разделяющую нас условную дистанцию. Спекулируют на человеческой радости. Вот уж для кого это действительно беспроигрышная лотерея.

- Видел? – шепчет долговязый. – Двадцать с лихуем спустил.

- Каких двадцать! – шипит его напарник. – Только пока ты в сортир гонял, он семь штук укатал!

- Ясно, мужики. Благодарю за ценную информацию. – перебиваю назойливых дармоедов. — Посмотрим, вдруг у меня получится.

- Может не стоит? – опасливо отзывается Катя.

- Все нормально. А ты играй и не волнуйся.

Сажусь за соседнее поле, отстегиваю от изрядно уже истощавшего пресса пятитысячную и отправляю в купюроприемник. Охранники переглядываются и встают позади меня глухой и безмолвной стеной.

Через полчаса долговязый ловит такси, а его напарник услужливо открывает перед нами двери.



11.



Всего два часа назад Катя неохотно проснулась и отправилась на работу после насыщенного вечера и утомительно-сладостной ночи. Я же захлопнул за ней дверь, приложился к початой бутылке коньяка, которую прихватил вчера из ресторана, и вновь погрузился в тревожный сон.

Боль в правой стороне, где-то под ребрами, появилась внезапно. Тихая и неприметная вначале, она постепенно окрепла, пока не превратилась, наконец, в тянущую и монотонную, с периодическими волнообразными всплесками, которые заставляли меня вздрагивать во сне, а сейчас и вовсе проснуться. Эта боль, по природе своей в чем-то сродни зубной, расшатала нервы настолько, что я со злости, превозмогая обратные толчки желудочной помпы, вновь глотаю коньяк.

Я лежу без движений, переходя во власть горячего и стремительного алкогольного прихода. Боль медленно покидает пределы видимости, все еще ощущается, но уже не так сильно и явно, слышны лишь отголоски.

Мятая и скомканная простынь, вывернутое одеяло — остывшее поле битвы. Обрывки ночных воспоминаний всплывают короткими и содержательными кадрами, вырезанными из общего контекста пьяным восприятием. Что же меня так возбуждает в ней? Или это уже было? Похожие формы, привычные позы, только теперь все по-другому, потому как все мы пользуем не тела, а сущности. Отсюда животная страсть, исследовательский инстинкт, и как следствие, многократное семяизвержение. Не исключено, что в недалеком будущем ее ожидает та же неминуемая участь, что и Аню. Но пока формы, движения, и поступки остаются для меня чем-то новым, все будет продолжаться в том же ключе.

Нудный и протяжный гул пылесоса, доносящийся из соседнего номера, вырвал меня из размышлений и вернул обратно на землю.

День обещает быть насыщенным, ведь сегодня мне просто необходимо навестить Круглова, который, скорее всего уже бьет тревогу. Ведь я не появился в «Бонусе», а старенький самсунг сдох еще вчера. К тому же нужно заняться поисками достойного жилья — проживание в бараке почти с двумя сотнями тысяч на кармане видится мне верхом идиотизма.

Наспех приняв душ, и употребив в качестве обезболивающего некоторое количество коньяка, я прыгаю в такси и уже через полчаса оказываюсь на месте.

Небо затянуто пеленой серости, отчего умирающий барак кажется еще более убогим. Поднимаюсь на третий этаж и шарю по многочисленным карманам ветровки в поисках ключа.

Неожиданно внимание мое привлекает разговор на повышенных тонах, доносящийся прямо из-за двери. Характерный, с хрипотцой, баритон может принадлежать только Круглову, а вот интонация и манера, хоть слов и не разобрать, явно чужда его невозмутимой корректности. Странное предчувствие и любопытство берут надо мной верх. Я медленно проворачиваю ключ, как можно тише открываю входную дверь, делаю шаг и замираю в коридоре.

На площадке мне показалось, что у Круглова гости, теперь же я четко различаю каждое слово и понимаю, что он просто разговаривает по телефону.

- Да погоди ты, бля, орать! Мы че с тобой, первый день знакомы? А? Скажи мне…

- Просрочил, есть за мной такой косяк, ну так я ведь и не съезжаю. Или я тебя наебывал когда-нибудь? Было? Скажи мне…

- Я знаю, что немалая, и сроки вижу, не слепой!

- Проценты?! Да ты охуел?! Я тебе отвечаю, что ровно через неделю, к часу дня все тебе привезу! Слышишь?

- Да, полностью…

- Это уже мои вопросы, как и чего… Бабки уже на подходе… Все, лады… Давай…

Учитель математики? Глотаю образовавшийся в горле ком, хлопаю входной дверью, и как ни в чем не бывало, шагаю по коридору.

- А-а, привет! – выдавливает улыбку Круглов, как только я пересекаю порог. Но его побледневшее лицо и блуждающий где-то за пределами этих стен взгляд, выдают последствия неприятного разговора. – О, объявился… А то как ушел вчера, так и с концами — даже в клуб играть не пришел.

Шестое чувство подсказывает мне, что нужно сделать вид, будто я ничего не слышал.

- Весна подкралась неожиданно, вот я и решил вчера шмоток прикупить, пока деньги есть. – спокойно отвечаю я. – а там девушку встретил, ну и …

- Да уж, понимаю, весна! – усмехнулся он, и лицо его постепенно начало обретать естественные тона. – Симпатичная хоть?

- Ты ее знаешь – Катя из «Бонуса».

Он как будто ожидал этого ответа.

- Катя – замечательная девушка. Красивая, добрая и неглупая, а главное на деньги не падкая. Редкое сочетание качеств в наше непростое время.

- А тебе откуда знать?

- Годы, Андрей, и опыт. Знаешь, сколько я людей перемолол, разного сорта и качества. Взгляда одного порой достаточно, чтобы всю подноготную рассмотреть.- говорит он задумчиво, как будто про себя, но вдруг бросает взгляд в мою сторону. — Ты вот, к примеру, не так прост, как кажешься.

Внутри у меня будто что-то оборвалось, сердце забилось чаще, а на лбу в один миг выскочила предательская испарина.

Неужели он все знает? Быть не может! Я ведь даже поводов не давал. Ну, повезло один раз, сорвал куш – с кем не бывает.

- Ты это к чему?

- А к тому, что изо дня в день, прямо у нее перед носом ты крутился во всей своей красе. А смотри, клюнула, приняла такого, какой есть! Значит, все-таки, не так ты прост, как кажешься! А? Женщины, они ведь как кошки перспективу чуют, на интуитивном уровне.

- Во всех отношениях положительные женщины, зачастую падки на отъявленных негодяев. – сухо отвечаю я. — А кошки так вообще любят тех, кто их кормит. Так что это не показатель. А вообще, Анатолич, я пришел поблагодарить тебя за помощь в трудную минуту и сказать, что не могу тебя больше обременять. Короче я съезжаю сегодня, поеду сейчас квартиру искать.

- Смотри сам. Но, если не срастется, то всегда можешь рассчитывать на мою берлогу. И в «Бонус» не забывай заглядывать.

- Спасибо, конечно. Сумку со шмотками пока у тебя оставлю, хотя и не факт, что я за ними вернусь…

- Добро.

Из бокового кармана сумки достаю отцовские часы, без одной стрелки, с осыпавшимся стеклом, и аккуратно кладу их во внутренний карман куртки.

Распрощавшись, я выхожу на улицу с неприятным осадком на душе. Колючий ветер коробит до мурашек, и я с горечью вспоминаю о нелепом, тяжелом, но все же таком теплом пальто, которое без оглядки и сожаления затолкал в урну.

(продолжение)