Lyalyuk : Слова из трех букв

Сааашаааа! Дааамооой — орала старческим охриплым голосом моя бабушка. На улице стоял жаркий летний день, я занимался своей очередной гениальной постройкой чего-то невъебно внушительного. По моим соображениям это здание должно было дать мне, если не могущество и власть над всем миром, то хотя-бы позволило мне самому себя зауважать. Я подъехал на своем трехколесном самосвале к куче глины, лежавшей у меня во дворе, и рьяно загружал кузов стройматериалом. То, что помимо глины, песка и мелких камушков мне попадались колечки кошачего говна меня ничуть не смущало. Если я замечал такое то брал их в руки и спокойно отбрасывал в сторону.
Эта куча лежала здесь очень давно и от дождей (а может и моя дворняжка Жанка поучавствовала) сильно отверденела, но это меня не огорчало, а скорей еще больше раззадоривало. Руки были заняты тяжелой работой, а голова переваривала, дополняла и совершенствовала проект моего здания. Оно обязательно должно было быть увеньчано статуями шахтеров. В свои три с половиной года, естественно, я не видел ни статуй, ни, тем более, шахтеров. Этот факт тоже меня нихуя не смущал ибо с моим воображением придумать как выглядят статуи шахтеров было проще чем «дурню серед дорогы висратись». Шахтеры — символ могущества моего деда, он не был шахтером, он просто знал загадку про шашки и курил «Шахтерские» сигареты. Особо хочу отметил ту непривзойденную вонь, которая стояла у нас в доме. Каждая выдох состоял из смеси перегара и табака и сопровождался то ли отхаркиванием, то ли хтоническим попердыванием, атмосфера вселенского ужаса накалялась, когда дед засовывал палец себе в носок, доставал его, и деликатно отмечал: «О! Мужиком пахнет». Так он воспитывал мою бабушку, и как бы намекал «хто в цьом доми хазяйин».
Саааашааааа! Саааашааааа! — Опять орала бабушка. До сих пор не догоню какого хуя ей было впадлу поднять свою сраку. Напрягая мышцы глаз и жопы, она легко бы заметила, что я никуда не делся, а сижу себе и спокойненько играю в «песочнице». Я посмотрел на небо и задумался. Мне казалось, что все облака, которые красиво плывут по небу накурил мой дед. Временами, чтобы приобщиться к созданию и модернизации небес я воровал из дома спички и жег костры. Я знал, что дым медленно доходит до неба, что облака плавают и частенько меняются и все это только подтверждало мою теорию. Одного не понимал: почему когда я с Витьком палил спиженный со стройки цыганского дома рубероид, облака у меня выходили все равно белые. Иногда эта мысль вводила меня в секундную тоску и я, раздосадованый отсутвием нужных магических спойлов, подбрасывал в костер пригоршню зеленой травы. Шел белый дым, облака плыли — я радовался.
Сашкооооо! — Внезапно прервали мои философские размышления. Именно восклик «Сашкооо!» свидетельствовал о грядущем неминуемом пиздеце, который в скором времени настигнет мою детскую жопу, и я, спохватишись, побежал в дом.
«Александр Михайлович, пройдите, пожалуйста, в спальню» — сказала мне мама. Сбылись мои худшие ожидания — «Александр Михайлович» от мамы было куда похлеще чем просто «Сашко!» от бабушки. К тому же, это еще и означало, что мне прийдется получать двойную порцию пиздюлей в одном флаконе. Я еще не понимал за какой хуй, но прогноз был плачевным и я пошел готовится к худшему.
Я сидел в спальне — самой дальней от кухни комнате — и слушал о чем спорили мама и бабушка. До меня доносились лишь обрывки фраз и смысл разговора я до конца не понял, но догадался: бабушка строила мать на почве того как она хуево меня воспитует и, как покоцаная циркулем пластинка повторяла фразу «ось дывысь, оооось дывысь». Мама с такой же беспощадной тупостью отвечала: «А ты куда смотришь?». С каждым ритуальным повтором риторического вопроса и риторического ответа, моя наивная надежда на сохранность моего детского человеческого достоинством угасала. К консесусу они не пришли и я услышал как они идут к «виновнику» скандала. Я напрягся до предела.
Войдя в комнату, бабушка протянула мне обрывок листа на котором было перерисовано три слова: лох, хуй и RAP. «Осьььь. Твойе?» — ехидно проскрипела бабушка — я молчал. Но тут же узнал этот лист. Несколько дней назад я со своей сестрой (Ирой) стоял на балконе и с изумлением рассматривал новенький бетонный забор нашего ПМС-34. (Для тех, кто в танке ПМС — путейно-монтажная станция :) ). На заборе свежей краской были написаны незнакомые мне слова, фраза «это плохие слова и запоминать их нельзя» была воспринята мной как руководство к действию. В тот же вечер я педантично зарисовал «плохие слова» и, если нечаянно забывал их, моя шпаргалка была всегда рядом. Именно так в мою жизнь влился интерес к словам из трех букв. Выбирал я их по простому признаку — они все состояли из одного слога и ошибиться в расстановке ударения было невозможно. При встрече с друзьями я был намерен выебнуться знанием запретных слов, а обговняться при взлете в мои планы не входило.
Мама пилила меня взлядом, как бы упрекая меня в том, что я не оправдал ее надежды. Бабушка в душе радовалась ибо у нее был прекрасный повод обложить хуями собственную дочь и таким образом самоутвердиться. Я тупо сидел на краю кровати смотрел в пол. Их я не видел, но само настроение этой комнаты рисовало их фигуры. Обе они стояли чуть наклонившись ко мне и выпячив вверх жопу, их анус направлял в космос луч бурлящего поноса. Мое лицо налилось кровью и внезапно я почувствовал дикое чувство обиды. Меня предали. Бабушка, когда я спал, нагло залезла в самую глубину кармана моих штанов, где я хранил свои сакральные записи. Пиздоболка блядь! Эта гнида сегодня же грязно наебывала меня: «Ты мий любимый внучок. Я твой луччий друг». Суки!
Хлопнула входная дверь, — это дед вернулся в дом после обеда. Он сыто рыгнул и этот звук был подобен спасительному грому Зевса. Дедуля меня свято любил. Даже если бы я насрал ему на голову он воспринял бы мое говно как благодать небесную. Я тут же вскочил и побежал к деду. По дороге я за доли секунды привел себя в порядок. Дед был настолько большим, что я Димка и Витек могли спокойно усесться у него на одной руке. Когда подбежал я уже был маленьким ангелочком и со всех сил подпрыгнул и обнял дедулю за большущее мягкое пузо. И бабушка, и мама изрядно побаивались деда. Если он видел любой признак моего расстройства, то готов был вывернуть матку моему обидчику. Эта парочка нихуя не хотела схватить горячей пизды по ебальнику и тут же вдохнула анусы и стала наглядно демонстрировать всю ту опизденительную любовь ко мне.
Шахер с дедом у меня прокатывал уже не первый и далеко не последний раз. Но я ни маму, ни бабушку не сдавал. Да и вообще я почти никогда не стучал. Сам дед не раз учил меня ненависти к предателям, рассказывал мне о войне, о власовцах, о своих операциях.
К вечеру страсти поутихли. Дабы эта провокация не продолжалась бабушка сожгла его вместе с мусором. Мама забрала меня домой, на овощную. Семья сидела у телевизора в зале. Кто-то спал, кто-то проводил профилактику ФГМ как-бы участуя в «Поле чудес» по эту сторону экрана. Я подставив стульчик еле высовывался за перила балкона и я с бетонных листов впитывал новую, такую непонятную мне форму речи:
RAP — это сила!
RAP — это класс!
Мы любим RAP!
А RAP любит НАС!
Fack YOU! — соригинальничал я :)