Феля : Вечор по челябински (с сентиментальными изысками).Часть 1

20:01  01-05-2004
Приятный освежающий ветерок дует откуда-то с востока. На остывающий от летнего зноя город медленно наползает тень приятной ночи. В вышине темнеющего неба поблескивают первые, дарующие надежду на что-то в этой жизни, звездочки.
Мы во дворе моего дома. Обычный такой двор спального района, зажатый между хрущевкой и десятиной моего дома. Однако в этот вечерний час, когда весь день беснующиеся на детской площадке детишки разогнаны по домам и наступает время ночной жизни (первые целующиеся парочки на лавочках возле соседнего подъезда, попивающие пивасика усталые после рабочего дня взрослые люди), мой двор представляется мне каким-то чарующим своей тайной. Я его знаю наизусть, могу с закрытыми глазами пройти. Детская площадка со столиком и лавочками посередине, - миллион раз за столиком играли в карты, потягивая пиво; миллион раз здесь велись серьезные разговоры «на двоих», - был у нас такой обычай разговора по душам (только вдвоем и только серьезно). Левее небольшое пространство с двумя огораживающими площадочку железяками – «ворота», которые миллион раз использовались в качестве футбольных ворот при игре в «богдадский». Здесь же играли и в «квадрат». За «воротами» стоит одинокий гараж с примыкающей к нему голубятней и загоном, где летом обычно обитал петух какого чудика из соседнего дома; прикольно так ночью просыпаться и сквозь открытую дверь на балкон слушать шум ночного города, когда неожиданно кукарекает во дворе, в своем загончике петух. И дивно это – посреди большого, миллионного города слышать ночью голос типично сельского «жителя».
Детская площадка отгораживалась от подъездной к дому дороги небольшим скатом, на котором зимой обычно были катки – и они тоже часть нашей дворовой жизни. Перед домом разбиты небольшие палисадники – детище моего дедушки и одной женщины из соседнего подъезда. Летними долгими вечерами они иногда копались в них, разговаривая за жизнь и просто делясь садоводческим опытом. Иногда я помогал дедушке оттаскивать мусор и тяжелые камни к мусорной яме за гаражами с правой стороны двора. Не дай бог, кому-то из малолеток придет в голову топтать палисадники, сами же мы (подростки) отгоним их играть подальше.
Вообще-то моя десятина – дом стоящий буквой «Г», и на нашу сторону приходится два подъезда этого дома (та часть дома, что свернута,– один подъезд, люди которого вообще чужды жизни нашего двора; у них вообще нет двора, ибо все окна выходят на телефонную станцию («телефонка») с одной стороны и на гаражи – с другой стороны). Около 2-х подъездов нашего двора стоят по две лавочки (+ 4 на детской площадке: что удивительно – за пять лет моей жизни здесь ни одна отморозь микрорайона («микраша») эти лавочки даже не тронула, наоборот, для больших тусовок сюда притаскивали еще две-три лавочки (а они тяжелые, с каменными ножками) из соседнего двора). На этих лавочках вечерами обычно и кипела жизнь, причем сюда приходили тусоваться со всего микраша – двор был космополитичен и без претензий. Когда темнело, над козырьками зажигались две мощные флюоресцетные лампы, под светом которого матчи «богдадского» на другом конце двора затягивались до 2-3 часов ночи. Зимой обычно тусовались в подъезде, что тоже имело свой особый (подчас утонченно эротичный) шарм.
Обо всем этом я подумал, стоя летним вечером (почти уже ночью) как раз около лавочки своего подъезда. У меня защемило на сердце, как только я подумал, что еще неделю и все это кончится. Навсегда.
Тайсон, стоявший рядом и тоже почему-то тихий (а на него это не похоже), внезапно подал голос:
-Ну че, Фил, разливаем? – я посмотрел на покоившийся на скамейке натюрморт: на широких наших папках лежал пакет с пирожками, попкорн, арахис, еще чего-то там и стояла водка с навешенными на горлышко пластиковыми стаканчиками. Под лавочкой, на бетоне стояли три 1.5-литровые бутылки с пивом, и одна полторашка газировки.
Разлив по стаканчикам мы посмотрели с Тайсоном друг на друга и провозгласив тост – «За гениев!»(то есть за нас!) выпили. Хорошо пошла, и пирожок с капустой тоже ничего. Оба не сговариваясь сразу вытащили по сигарете, закурили, и посмотрев друг на друга хитрыми глазами дико заржали (иногда и повода у нас с ним не было, чтобы поржать, просто посмотрим друг на друга и га-га-га, отсмеявшись же, Тайсон обычно улыбаясь говорил мне: «Ну, ты тииип!»). Почувствовав первую волну теплого опьянения мы обычно начинали громко обсуждать итоги НАШЕГО дня (если, конечно, провели его вместе).