кукольник : Чудо древо

Чудо древо.
Мексиканская народная сказка.


Сколько волка не корми, а у
ослика всё одно побольше будет.

Русская народная мудрость.

Педро по фамилии Чудилио, сидел под раскидистым деревом возле дороги и печально рассматривал горстку золотых песо на своей ладони.
— Да, — подумал он, — вот и кончилась жизнь разбитная, хмельная. Видно время пришло, и пора мне задуматься дюже.
Он тосковал от бездействия и нехватки средств. Жаркое мексиканское солнце припекало, но дерево делилось своей тенью и неким подобием прохлады. Чудилио смотрел на монеты, размышляя, куда бы их вложить, что б ни было мучительно нелепо за бредово прожитый день.
Вдруг на горизонте, там, куда уходила дорога и бесконечные кусты мескалито, появилось облачко пыли. Педро оживился, привстал, и нужная мысль пришла сама собой, как-то внезапно, радостно и легко. Он посмотрел на золото, ехидно улыбнулся, затем ловко рассовал его на сучки и между веток. Сел на прежнее место и стал ждать. И вот он уже смог различить контуры кареты, судя по чистому, лаковому блеску не из бедных.
— Вот и ладно, — сказал он, — пусть не буду я отпрыском знатного рода. Коль не кину сих лохов на сумму большую. Даже прадед Остап, Задунайский который. Вряд ли мог бы реально соперничать с мною.
Карета поравнялась с ним и остановилась, обдав пылью. Из неё вышло трое: он, она, и у него. Сеньор по виду был действительно богат, несмотря на некоторую неряшливость в своей одежде. Он был на голову выше Педры и немногим шире в плечах. Неряшливостью, ничуть не портившая его дорогой сюртук, была не застёгнутая ширинка, из которой торчало и вываливалось. Синьора была одета с иголочки и не обиженна, щедрой мексиканской природой, всеразличными достоинствами. Сеньор не без труда застегнул гульф, скорее даже гульфище, и подошёл к Педре.
— Чё сидишь и скучаешь, ты грустный идальго? Как собака поганый, в кромешной пыли прозябаешь.
Педро не потрудившись встать, ответил:
— Не погань ты меня, толстожопая морда. А не то выбью зубы тебе, буржуа не добитый. И с красоткой твоей мы отслужим разгульно. Панихиду по харе твоей неуместной. – Он зло сплюнул и исподлобья взглянул на сеньора.
Сеньор дружелюбно улыбнулся.
— Не хотел я обидеть тебя, о любезный. Лишь спросить попытался, не нуждаешься в чём ли. Ведь ты грустный какой-то и выглядишь тупо.
— Не нуждаюсь не в чём я, сеньор из буржуев. Потому как неплохо живу и в достатке.
А обиду твою не заметил я вовсе. Просто злой я всегда от немереной ноши.
Сеньор как-то остервенело почесал длинный, красивый с горбинкой нос.
— В чём же бремя твоё, непомерная ноша? Может, я помогу твому горю большёму.
— Не поможет ни кто мне в проблеме дурацкой. Видно мыкаться с тем мне до смерти не скорой.
— Ну, а всё-таки, может, расскажешь причину. Твоей злобы шальной и дэбильного вида?
— Расскажу, если просишь, один хрен сидеть тут. Одному одиноко в пыли и в заботах. Если есть, что хлебнуть расскажу поподробней. Дюже выпить охота и язык развязался б.
Богач подал рукой знак сеньоре, и вскоре она принесла из кареты литровую бутыль портвейна и банку маринованных кактусов на закуску. Все, троя, выпили из горлышка, сеньора глотнула последняя, прекрасно и трогательно порозовев. Закусывать не стали. Сеньор выпив, с силой почесал нос и приготовился слушать. Педро закурив, начал рассказ.
— От далёкого пращура дерево это, — он указал на дерево, — не простое оно, а волшебное дюже. Вот сижу здесь, как дун-дэбил имбецильный. Охраняю его и видать, что до смерти. Этот груз мне тащить, ни куда мне не деться. Видно доля такая уродская, падла. Древо это, неладным пусть будет. Деньги летом родит, но зимой отдыхает. Вот сижу тут, дурак охраняю богатства. А куда блин, деваться, такая судьбина.
Сеньор зверски расчёсывая нос, сказал:
— Вот те раз, ну загнул ты дурило брехливый. Где же видано это, что б древо рожало. Ни бананы, какие, ни груши, ни фиги. А злотые блин песо с портретом царёвым. Ты мели, да не очень, бессовестный гАда пред тобой не холоп, а дворянский помещик.
Педро встал, подошёл к сеньору вплотную.
— Видно ты не уймешься, глумливая морда. Ты кого обвиняешь во лжи несусветной? Вишь за деревом сныкан топорик с лопатой, ты чего предпочтёшь, оголтелая гнида? Раз не веришь, езжай и сюда не вертайся. Ишь нашёлся здесь сволочь, сопля ожирелый.
Сеньора мгновенно побледнела.
— Слышь, Антонио, пойло наверно, оставим. Да и кактусы тоже, хрен с ними поедем. А не то этот мачо нас в прах укокошит. Мы ж сейчас без охраны, а вот этот… с лопатой.
Антонио продолжал начёсывать нос, от чего всё лицо его побагровело.
— Ладно, блин пошутил я, наверное, что ли. Сам пойми, как поверить в легенды такие. Без обиды, братан, показал бы ты лучше, как же древо вот это бабули рождает. Может быть, интерес в моём сердце проснулся. И куплю я, то дерево если докажешь…
— Я обиды не помню, но и ты аккуратней. Я ж могу не стерпеть, я же нервный в натуре. Что, насчёт доказательств, была блин бумага. Чегивара покойный, в ней сам расписался. Как бывал здесь проездом с эскадроном удАлым. Правда грамота та ща лежит в банке крупном. В Акапулько красивом, где девки задаром. А вообще не поспели пока золотые. Есть наверно немного, но того дюже мало. Впрочем, можно рискнуть, аккуратно. Легонько тресануть его сволочь маленько, не шибко.
Педро глотнул портвейна и направился к дереву. Плюнул на ладони, растёр слюну и бережно потряс ветку, на которой он до того разложил монеты. Естественно они посыпались в низ. Некоторое время он собирал их, а собрав, подошёл к сеньору и сеньорите, протягивая ладонь с золотом.
Лица их преобразились в озадаченные. Затем, озадаченность сменилась восторгом, а затем завистью. Антонио медленно заговорил, начёсывая нос.
— Сколько хочешь за древо, благородный идальго? Говори не тушуйся, заламывай цену. Я куплю это чудо волшебное шибко. Заодно ты избавишься от геморроя. И не будешь ты больше как лох никудышный. Весь в пыли и в жаре тусоваться здесь тупо.
— Зря ты думаешь дядя, что лох вам съискался. Это дерево мне от прадЕда досталось. Неужели ты думаешь, гнида богатый. Что вот так я блин просто с наследством расстанусь? – Педро покосился на лопату. – Что касается гад моего геморроя. Это доля моя, хоть нелёгкая доля. Даже если представить, что мы сговоримся. Что ты сам будешь делать с проблемою этой?
Наступила не долгая пауза, в течении которой все выпили и закусили. Первым озвучился сеньор, продолжая начёсывать уже кровоточащий нос.
— Может, выпьем ещё, побазарим маленько. Глядь, и вскоре придём мы к консенсусу дружно. А куплю если древо не будет проблемы. На фазенду его посажу моментально.
— Что ж, давай потрындим, потолкуем, да выпьем. Только думаю я, что не хватит бабулей. Хоть и выглядишь ты очень знатным детиной. Дюже много просить у тебя собираюсь.
До утра шёл торг, до утра лился рекой портвейн, хрустели за щеками сочные кактусы, а всё-таки сторговались. Не малых денег обошлось Антонио так называемое «чудо дерево».
Допив остатки, сеньор с женой сели в карету, но обещались к обеду вернуться с деньгами, а Чудилио пьяный лёг спать под проданное дерево, сжимая в кулаке осчастливившие его золотые.
И снились ему женщины, дородные мексиканские красотки. Они страстно ласкали его, угощали дорогим вином и ещё кое-чем угощали, но всё что они предлагали, было Педре не нужно, он просто хотел пить обычной прохладной воды. И от не человеческой жажды и неконтролируемых домогательств страстных сеньор, не плохой, в общем, сон превратился в кошмар. Педро проснулся. Солнце стояло в зените.
— Пить охота в натуре, хоть жабу сосал бы. Не, наверно, про жабу я метафорой ляпнул. Слишком много средь них ядовитых подвидов. А, не зная породы опасно сосанье. – Он с грустью посмотрел на разбросанные всюду пустые бутылки. – Вот кака незадача, угрюмая сухость, не оставил буржуй ни глоточка напиться.
Педру нещадно мучило похмелье, он снова лёг, но, не успев закрыть глаза, услышал стук лошадиных копыт. Приподнявшись, увидел две приближающиеся к нему повозки. Точнее одно транспортное средство из приближающихся была огромная повозка, с сидящими на ней двумя здоровенными детинами, а другая, уже знакомая, лакированная карета. Педро превозмогая тошноту, встал на ноги. Кортеж остановился, из кареты вышел богач Антонио с перебинтованным носом, на этот раз без супруги, с повозки же спрыгнули два бугая одинаковой, спортивной наружности. У одного в руках был мешок, по-видимому, с барышом, у второго две лопаты. Антонио подошёл к Педре и протянул руку для приветствия, бугаи, кивнув, направились к дереву.
— Ты мешок бы оставил, здоровенный дубина. Иль в обнимку с мешком собирашься работать. Даром, что кик-боксёры, и ногами умеют. Всяки доски и камни об харю крушити. А умом некудышны, как малые дети, вроде репы большие, а ума в четверть песо. — Сеньор влюблено и ласково посмотрел на Педру – Здравствуй друже, заждался наверное шибко. Вижу вид у тебя неуместный какой-то. Пить охота, идальго, похмелится и денег? Всё привёз до копейки, как блин сговорились. Там в карете лежат, и вода и текила. И лимон, и опоссум реально прожарен.
Педро вяло и нехотя пожал руку и ни чего, не ответив, направился к карете. Антонио подняв брошенный бугаём мешок, последовал за Педрой. После не долгих поисков Чудилио достал из кареты припасы, и вот поев и попив, он уже пересчитывает деньги. Закончив через каких-то, пару часов, с умиротворённым лицом обратился к сеньору:
— Что ж, наверное, всё блин в порядке, в полнейшем. Не надул ты меня, всё блин точно как в банке. И пора мне уже, засиделся я тута. Да! Сегодня весьма погуляю не дурно.
Здоровяки уже выкопали дерево и грузили оное на повозку, кряхтя и переругиваясь. Сеньор подошёл к Педре попрощаться, и напоследок спросил:
— Ну, удачи тебе о, идальго, из храбрых. Девок больше дородных и монет умножения.
На последний вопрос я прошу уточнения. Скоро ль деньги снимать урожай не реальный?
И насчёт удобрений хотелось подробней. Сколь говна и нитратов, сколь болотистой жижи?
Педро улыбнулся и ответил.
— Ты ведь мачо буржуйский, не из бедных холопов. Вот найди агронома, мозговитого негра. Он за суп с чечевицей, да за хлеб с отрубями. Дело быстро наладит, негры умные дюже. Только руки ему отрубить не стесняйся, воровать негры так же умеют нехило. Что касается сбора, бабуль урожая. Чрез неделю тряси, и привет сеньорите.
Педро небрежно поклонился, взвалил мешок на плечи и поспешил, удалится.

* * *
Он сидел на берегу не большой речки. Алкогольное опьянение умиротворяющее убаюкивало. Неподалёку стояли две, десяти литровые бутыли крепкого, мексиканского портвейна. В голове приятно шумело и ухало, жизнь обещала радость и благополучие. Деньги, вырученные от продажи «чуда дерева», укромно прятались в душной латиноамериканской почве, о том Педра, помнил, не переставая, и скромно радовался, своему спрятанному счастью. Вокруг пели безумные и пёстрые птички, он прилёг и, почёсывая свой мохнатый живот, мурлыкал древнюю песню своих, давно утихомирившихся в земле предков. Песнь сия была одновременно грустно-задушевной и разгульно-разухабистой. Вот она:

Эх, как поймаю крокодила
Насажу его на палку
Раскручу его дурилу
Да закину к звёздам гаду
Эти звёзды греют душу
Звёзды эти знают дело
Как губить людей, животных
И подруг моих суровых…

И так далее и тому подобное. Вскоре голос его стал не разборчив и тих, Педру окутали сон и счастливое забытьё.
Удар по голове не смог разбудить, ибо он был такой силы, что Педра потерял сознание, не приходя в него. Через какое-то время он очнулся от вылитой на лицо воды. Сквозь щели меж веками (глаза целиком не открывались, видимо били ногами и палками), он различил силуэты, двух одинаковы бугаёв. Пытаясь, пошевелится, он понял, что крепко связан. Педро нечеловечески заревел, от отчаянья и беспомощности.
— Покричи перед смертью, дэбил неуместный. Дюже страшно, небось, подыхать как козлина. Будешь мучиться, гнида, покуда не скажешь. Где монеты сеньора в мешке, что ты стырил. Можешь падла молчать нам по херу однако, есть приказ укокошить тебя по любому.
Сказал один из бугаёв, крепко пнув вязаного ногой в печень. Второй остановил напарника.
— Э, гляди-ка, бухло здесь стоит дорогое. Отдыхает уродец за счёт блин сеньора. Ну, да ладно, пихаем козла в мешковину. Да и бросим его на покушать пираньям. Но наверно не ща, а попозже маленько. Пусть горюет пока в мешковине вонючей. Сами ж, сядем и выпьем конкретно и чинно. Да помянем придуркка, покойного вскоре.
Одинаковые принялись дружно, с усердием запихивать связанного Педру в мешок. Он сопротивлялся из-за всех сил, но был нещадно бит. Мешок с обречённым лежал в кустах, а бугаи принялись пьянствовать, порешив закончить дело чуть позже. И всё-таки во время возни Педре удалось ослабить тугие путы, и он с помощью отточенной медной монеты потихоньку высвобождался.
А спортсмены только входили в пьяный раж, сперва боролись меж собой тешась силой богатырскою, вскоре изрядно захмелев затянули песню.

Оп, клёп вынь глаза
Закопаем блин козла
Золотую ручку шлёп
Получи маслину в лоб.
Опца дритца оп цаца
Ухайдохаем козла
И не путай блин рамсы
Опца дритца бум цаци.

Вскоре пьяные песни стихли. Чудилио покинув мешок и тихо приблизился к спящим. Поразмыслив не более минуты, он принялся за дело. Сняв всю амуницию с лошадей, привязанных к вековым кактусам, сложил её в мешок, в котором ему не суждено было погибнуть. Положив оное на прежнее место. Затем он ограбил спящих бугаёв. Добычей стали два кошеля наполовину наполненные серебром, две нашейные цепи толщиной в палец и два увесистых золотых перстня, которые не без труда, но с изящной ловкостью были сняты с толстых пальцев верзил. Допив остатки вина, для поправки здоровья и для сугреву, Педра спрятался в густом кустарнике у реки. Осталось только подождать.
Бугаи проснулись одновременно. Один постанывая, заговорил:
— Ух, и суровый портвейн оказался в натуре. Вся блин репа гудит и во рту непотребно. Словно скунс озверелый, вонючий падонок. Там нагадил изрядно поганою жопой.
— Э, братишка хорош, ты как баба какой-то. Не в первой пади жрёшь алкоголь крепкий дюже. Ты, конечно же прав, но доделывать надо. Работёнку блин нашу, что мокрой зовётся.
Одинаковые дружно схватили мешок с лошадиными прибабахами и закинули его в реку. Проводив взглядом последний пузырёк они начали собираться, но…
— Блин, братан, нас кажися обули. Как последних лохОв и какая… в натуре!
— И голду всё подрезали, бабки и сёдла. Ни чего не осталось, какая блин падла! Вот найду, коль позорную гнусную крысу. Все блин яйца обрежу, да и в жопу засуну!
— Я пилой отрублю ему руки и ноги. Да насру на хлебало и в кактусы брошу. Пусть москиты, жуки и огромные мухи обгрызут ему харю крысячую шибко.
И тут раздался Педрин голос, выходящий как будто из реки:
— Вы кого тут страшите мордожопные твари? Нынче дух я болотный и вам неподвластен.
Вы б валили б отседа, по добру по здорову. А не то раздеру вас как тузик мочало.
Бугаи, бледнея, попятились к лошадям. Один шёпотом вещал другому
— Чёта стрёмно мне брат, и посрать захотелось. Завязать надо срочно и с бухлом и с кокосом. А не то эти духи, да блин вурдалаки. Затиранят меня молодого в натуре.
Вскоре от суровых парней осталось лишь облако пыли на горизонте. Педра же залез в реку, предварительно приметив, куда был кинут мешок, достал добро, слегка искупался, затем вздремнул часок другой и отправился на ближайшее ранчо, дабы продать лошадиную амуницию и поиметь ещё немного золотых.
Вечером же он сидел в дорогом ресторане, славного города Акапулько и пил текилу, обнимая двух роскошных мулаток, по золотому каждая (почти даром). Он был богат, счастлив и доволен собой.


В.К Ноябрь 2006г.