Урусхан : Текинская повесть. Часть 4. Продолжение.

После расправ в Ашхабаде и его окрестностях Фролов двинулся на усмирение Красноводска, а 12 июля 1918 года у него в тылу в Ашхабаде вспыхнул новый мятеж. На этот раз всё было подготовлено гораздо лучше, чем раньше. Сразу же после захвата власти восставшие образовали Закаспийское временное правительство, во главе с Фёдором Адриановичем Фунтиковым.
Ещё совсем недавно Фёдор Адрианович был простым машинистом паровоза, а в свободное от работы время завсегдатаем ашхабадских кабаков. И так бы и руководил он одним только паровозом до окончания дней своих, если бы не революция, которая сделала из него члена ашхабадского Совдепа от партии эсеров, в которую Фёдор Адрианович зачем-то вступил незадолго до революции. Ну, а контрреволюция вознесла машиниста Фунтикова ещё выше, сделав председателем правительства. Министрами в этом правительстве были счетовод, директор реального училища, инженер-путеец, присяжный поверенный, его помощник и управляющий отдела банка. Все они были либо эсерами, либо меньшевиками, либо кадетами. Временное правительство объявило себя единственным законным органом власти на территории Закаспийской области вплоть до созыва Всероссийского Учредительного собрания, а большевистскую власть низложенной. Новое правительство также поддержали и туркмены-текинцы. Вооружённые силы временного правительства возглавил вышедший из подполья Ораз-хан. Туркменские отряды под его командованием вместе с рабочими дружинами Ашхабада и Красноводска окружили и полностью разгромили части Фролова под Кизыл-Арватом.

***
- Ну, что чрезвычайный комиссар, пришёл конец твоей чрезвычайной власти, — зло смотрел на побитого Фролова Ораз-хан.
Фролов, тяжело дыша, с ненавистью смотрел на врага и ничего не отвечал.
- Может, облегчишь душу, расскажешь что-нибудь перед смертью?
- А ты, что священник, чтобы тебе исповедоваться? В Бога я не верю, но знаю, за что смерть принимаю, за счастье народное и за то, чтобы такой сволочи как ты на земле не было!
- За счастье народное? — Ораз-хан схватил Фролова за грудки. – А сына моего единственного ты комиссарская сволочь тоже за счастье народное убил?
- С сыном случайно вышло, — опустив глаза, ответил Фролов. – Не я это, но это неважно, прощения не прошу, это война, вы жену мою на штыки подняли, я не жалуюсь, так, что к чему эта философия, хан, сердар или как там тебя, кончай уже быстрее.
- Тут ты прав, — отпустил комиссара Ораз-хан. — Уведите его!
- А с этими, что, господин полковник? – подбежал к Ораз-хану командир рабочей дружины, указывая на пленных венгров, австрияков и армян.
- С этими? С этими немного поговорим, — Ораз-хан остановился около пленных и, подумав минуту, заговорил:
- Слушай мою команду: господа мадьяры и господа австрияки налево! Господа армяне направо! Вот, так, отлично. Господа мадьяры и господа австрияки для вас у меня плохая новость. Вы на нашей земле чужие, воюете вы за деньги, мы это знаем. Так, что не обижайтесь, пощады вам не будет. Увести! – скомандовал Ораз-хан.
- Будет исполнено!
- Для вас, господа армяне новость хорошая. На днях мы получили известие о том, что партия «Дашнакцутюн» выпустила заявление о полном разрыве союза с большевиками и воззвание ко всем членам партии где бы они не находились начать вооружённую борьбу с большевизмом. Поэтому, вам предлагается либо последовать призыву своей партии, перейти на сторону Закаспийского временного правительства и с оружием в руках кровью искупить свою вину перед народами Туркестана за пособничество большевистским узурпаторам, либо присоединиться к товарищу Фролову и его «интернационалистам». Времени на раздумье у вас нет. Кто за то, чтобы вступить в армию Закаспийского временного правительства?
- А письменное доказательство, что наша партия порвала с большевиками и выступила с таким призывом, у вас имеется, господин полковник? – раздался чей-то слабый голос.
- Ах, да, забыл сказать, господа, просьба представить письменное доказательство, расценивается, как отказ вступить в нашу армию и согласие отправиться вслед за товарищем Фроловым. Прошу прощения, господа, но вам придётся верить мне на слово. Итак, кто «за», шаг вперёд! Все, ну, и отлично, другого я и не ждал. Поздравляю вас с началом новой жизни!

***
В кабинете Председателя Совнаркома снова мерцал свет керосиновой лампы, напротив Колесова вместо Фролова сидел Павел Герасимович Полторацкий.
По велению партии Павел Герасимович приехал устанавливать в Туркестане счастливую жизнь с далёких берегов тихого Дона. В Туркестане в полной мере проявилась его кипучая натура, брался он за любое дело, организовывал отряды Красной Гвардии, руководил хозяйственной деятельностью на посту наркома труда, основал газету «Советский Туркестан». Полторацкий славился своим необычайным красноречием. В этом деле среди туркестанских комиссаров ему не было равных.
- Паша, да ты с ума сошёл, — уже не первый час негодовал Колесов. – Я знаю твоё красноречие, я ценю твою беззаветную смелость и самоотверженность, но ведь есть ещё и здравый смысл! Какая к чёрту мирная делегация? Мы даже толком не знаем, что там происходит, а ты берёшь с собой всего сотню красноармейцев! Твоё предложение это авантюра, нет, это просто самоубийство!
- И всё-таки, Фёдор, я продолжаю настаивать, поездка необходима, надо использовать любой шанс, чтобы переломить настроения закаспийского рабочего класса. Я уверен, не пойдёт рабочий человек за буржуазией и белой гвардией. Не пойдёт!
- Но на чём основана твоя уверенность? – в недоумении развёл руками Колесов.
- А вот, на чём, — Полторацкий протянул Колесову ладони. – Вот на этих, Фёдор, трудовых мозолях основана моя уверенность, я рабочая косточка и я не верю, чтобы таких же рабочих, как я, да, ещё железнодорожников, вот, так, легко и просто можно было бы сбить с пути. Не с этими ли железнодорожниками, Фёдор, мы делали революцию?
- Не с этими, — резко возразил Колесов. — Пойми, Паша, тамошний пролетариат, они всегда были белой костью…
- Позволь всё же рискнуть? Я ведь нарком труда, не Председатель ЧК, — улыбнулся Полторацкий. – Я думаю, мне удастся найти общий язык с тамошними товарищами, возможно, их ловко обманывают, возможно, Фролов там набедокурил…
- Эх, Паша, Паша, — тяжело вздохнул Колесов. — Ты неисправим! Как я могу тебе запретить? Кого берёшь-то с собой?
- Вот список, — протянул бумагу Полторацкий. — Все добровольцы, неволить никого не буду, люди понимают, что идут на риск.

Продолжение следует.