rylcev : Личность

ПакМак сидел на старом стуле, знаете такой старческий, который катается. Ему было мучительно скучно в этот отвратительный августовский день. Солнце палило, окончательно потеряв стоп, а осадок не было уже 4-ю неделю. Пакмак жил один в маленькой однокомнатной квартире на пятом этаже пятиэтажки старого квартального дома, которую он снимал у какой-то Иеговской бабки. Старуха приходила раз в месяц забрать деньги и посмотреть, все ли в порядке, а затем убиралась восвояси, тратя на секту ценные пожитки. Кем была эта старуха, Пакмак и понятия не имел. Также, не имел понятия он и о том, есть ли у старухи дети, родственники и вообще, где она живет. Старуха исправно приходила каждую последнюю пятницу месяца, брала деньги и уходила, зачастую не обронив ни слова. Но в этот раз старуха почему-то не пришла… Пакмак прождал ее весь день, потом весь следующий день и все воскресенье. Такого не было еще никогда. Пакмак уже начал подумывать, что старуха отправилась к праотцам, а поскольку у нее никого нет, то и искать ее никто не будет, и вот, лежит она сейчас где-то там и плохо пахнет, и никому до этого нет дела… даже падальщики сыты.
И вот теперь Пакмак сидел и думал, а что, собственно, ему теперь делать. Вариантов было два: либо взять часть денег за квартиру и напиться, либо подождать еще один день. С одной стороны, Поэту очень хотелось вина, а с другой — денег у него было только на то, чтоб заплатить за квартиру и не более того, а зарплата предстояла еще не скоро, точнее даже никогда. Кем работал Пакмак, я не знаю, да и ни к чему это особо знать, так как к делу этот факт не относится. Но вероятней всего он работал грузчиком в темном порту. Почему? Старый порт добавлял изюминку городу, огромные рыбацкие корабли и лодки привозили рыбу, а неудачники, бродяги и бывшие заключенные пытаясь не умереть с голоду, грузили вонючую рыбу в ящики на берегу. Тем более, что Пакмак и сам этого толком не знал. Он знал только, что раз в двое суток, ему нужно куда-то идти и находиться там двадцать четыре часа. И еще, что после каждых десяти посещений этого места, у него в кармане появлялись деньги, которых ему хватало примерно на месяц. Чем занимался в этом месте Пакмак, он просто не помнил. Его мозг как будто включал автоматический режим работы на это время, зомбировался на действия, впрочем, это вполне устраивало его. В остальное же время, Пакмак занимался своим основным делом — то есть выращивал ганж. Нет, не в целях обогатиться на материнских слезах, так чисто для себя и по выходным. Правда один раз он накурил попугая… Своих творений Пакмак не показывал никому. Да и кому было их показывать? Друзей у Пакмака никогда не было, подруги тоже. Не бродягами же, с которыми Пакмак иногда пил и не шлюхам, которых он иногда водил домой… Кем были родители Пакмака и живы ли они, он также не помнил, ровно, как и то, сколько ему лет, как он оказался в этом городе, и даже, что это за город. Однако это опять же нисколько не смущало. Он растил стебель жизни. Удобрял, подпушивал, пересаживал на чисто окончательный вариант, а потом складывал в большую черную коробку, подсушивал и забывал себя в параллельных мирах, где он чувствовал себя королем, гением, творцом… Только очень редко, примерно раз в год (обычно, это случалось под Новый Год), Пакмак доставал свою черную коробку и собирал семена свои, дабы первого посадить новую партию. Задумывался, словно пытаясь вспомнить о чем-то, а потом возвращал свою коробку на прежнее место. Особенно много и часто Пакмак раскуривал в осенне-зимний период. Весна с ее жизнерадостным таяньем снегов, пением птиц и теплым ласковым солнцем Пакмака не вдохновляла. В это время он обычно много пил и слонялся по улицам без всякой цели. Лето же вообще было для Пакмака кошмарным временем. Он просто не выносил жары, а от яркого солнечного света у него нестерпимо болела голова и бледная кожа мгновенно становилась красной, дряблой тряпкой. Спасало его в эти дни только одно — ганж. Вот и сейчас, самое время было сходить до ближайшего пункта и купить пару пяточек (для начала), но Пакмака все еще раздирали сомнения. «А вдруг, старуха все-таки придет?.. Ладно… Придет, отдам, что есть, а остальное — скажу потом… После зарплаты… В конце концов, сама виновата, надо было в срок приходить… Я ее три дня ждал...» Пакмак встал, взял деньги, закрыл дверь и вышел на улицу. Под самыми окнами дома ребятня гоняла мяч, издавая визгливые звуки и поднимая пыль. «Вот неймется дегенератам» — подумал Пакмак — «Как в такую жару можно бегать вообще?..» Пакмак не любил детей… Впрочем, взрослых тоже… Еще неизвестно даже, кого больше…
Пакмак зашел в квартиру, в кармане весело шелестел чек. «Ну и жара» — сказал он самому себе, вытер пот со лба, включил старенький телевизор грюндик и уселся поудобнее, облокотившись о спинку кресла. Начал забивать косяк.
«Тревожная новость. Сегодня утром в городском сквере снова обнаружен труп девочки двенадцати-пятнадцати лет. Смерть наступила три дня назад и милиция считает, что это еще одно дело рук маньяка, которого разыскивают уже шесть лет. Напомним, что за все это время было найдено двенадцать трупов детей и подростков со следами насилия. Маньяк выходит на свою страшную охоту примерно два раза в год, весной и летом. В ГУВДе заявляют, что мы имеем дело с очень осторожным преступником. За все это время расследование не сдвинулось с мертвой точки, и об этом человеке нет решительно никаких сведений. Прокуратура бессильна…. Родители, будьте осторожны, убийца чрезвычайно опасен. Переходим к другим новостям...»
«Интересно, что заставляет маньяков убивать, наверное ГУВД, он подобно зверю сжирает все?» — подумал Пакмак — «Этого в частности? Именно детей, и именно весной или летом… Что он чувствует? Зачем ему это? Как он совершил первое убийство и почему не может остановиться?» В это время за окном раздались пронзительный детские голоса: «Славка — гандон! Чмо!.. Да ты сам урод, на воротах стоять не умеешь! Пошел на половой..» «Да...» — сказал вслух наш герой — «Убить бы вас не мешало… Детишки...» и рассмеялся. Дозабив косячину, Пакмак почувствовал, что хочет спать. Он выключил телевизор и лег на диван.
2
Утро, падло. Не люблю просыпаться. Только во сне, эмоциональном и неудержимом я, это я. Здесь стираются грани. Ты тут в нереальности, но меня ПакМака, заставляет жить. Сон дает мне силы, разности, для осмысленного представления реального существования. Нет я не сумасшедший, и не тупой. Просто все грешно, продажно и суетно. Это все противно и скорбно. Я ищу себя в другом мире. Не люблю просыпаться.
Работа. Это скучно. Час за часом я повторяю дела давно минувшие в лета. Мне 30, что держит меня здесь…увы я не знаю. Я судорожно искал лекарство в этом мире. Если сон выручал, то здесь не выручит.
Я в темноте. Я сижу в кругу незнакомых лиц с огромным опухшими лицами. Люди отрешены от всего, это видно, огромное желание узнать Кто?
Встречи наши проходят в заброшенном офисе по вечерам. Когда-то это было здание, но сейчас, после захвата рейдерами, которые распродали все, что можно- это просто старое здание под снос. Здесь ночуют бродяги, но мы их вежливо просим покинуть место часика на три. Они соглашаются.
Это Дез, это Тим, а это Жека.
Длинные волосы Деза, сало выступает на поверхности- неприятное зрелище- брезгливо подал руку.
Всё будет хорошо, говорит Дез. Теперь ю.
Всеми конечностями я чувствую холод, который прорывается со множества щелей дома. Нудно!
Я алкоголик. У меня хорошая работа, пока. Жена ушла от меня к…- начал говорить Дез
И я понял, абсолютная монархия наркотика начала действовать. Я стал видеть все как в калейдоскопе. Веселые краски и только последняя фраза Деза и последующие аплодисменты вернули меня сюда. Мне было все ни почем, я не слышал слизливую историю этого парня, но мне понравилось уходить от реальности. А люди, людишки, как бы аплодировали МНЕ,
Теперь ты, говорит Тим, вздыхает и расплывается в Андроповской улыбке. Давай, поплачь нам, поговори о себе. Как тебе тяжело живется, не то что этим чиновникам, депутатам, фермерам.
Огромное лицо Тима, приобрело кривизну ненависти ко мне — и я потерян внутри. Легко ныть, что ты не они. Но у тебя столько же рук, ног- мозг. В душной темноте, спрятавшись от социума, когда ты понимаешь, что всё, чего ты можешь добиться, ты уже добился, ты мусор, гниль формы. Что ломает тебя? Всё, чем ты гордишься, может погибнуть.
Я изнасилован жизнью.
Сейчас я ближе к мирскому, чем когда-либо за эти 30 лет.
Так я встретил и Иву Дмитрюк.
Дез жалуется нам потому, что вот уже пять лет он пьет. Потом — от него отказывается его семья. Мать, родная мать, ставит крест на своем единственном отпрыске. Но он частность, один вариант из 142 миллионов. Ничто, ведь на его место придет другой, такойже.
Вот, и моя очередь ныть, и я начинаю изливаться потоком нравственных суждений о бытие. Потому что моя жизнь закончится ничем, я бренный мусор, а это даже больше чем ничем. Просто забудут, и все…как 200 грамм выпитого коньяка.
Слишком много суеты и неправды, но у них не растет нос, у них растут карманы.
Легко ли сожалеть, когда ты понимаешь, что все, кого ты уважаешь, покинут тебя или умрут.
На маленьком протяжении суток вероятность выживания каждого падает до риски 0.5.
Дез уважает меня, потому что знает, что я болею тоже привычкой. Она властна надо мной, как и над ним. Я заливаю жидкость, расширяя сосуды- стираются очертания, все плывет и сужается. Ты весел, но уже не властен над собой.
Вокруг нас, в здании, среди обсосанных углов — десяток людей. Все мужчины и единственный гермафродит. Все общаются, большинство страдает над непониманием. Некоторые целуются наклонились друг к другу, руки на ширинке, так помогает уничтожить нехватку секса у этих людей. Мужчина подходит к гермафродиту, положил голову ему на грудь, и начинает что-то шептать. Оно странно смотрит, а потом нежно обнимает его. Оно дышит носом, сочувствуя.
Я глазею на это все в недоумении.
Оно смотрит на меня, будто завлекая меня к себе.
Лукавый!

Пожухшее каре. Маленькие глаза, как у бесов. Бледная тонкая кожа с мелкими прыщами, закованная в старый протершийся пиджак.
Что этой твари надо. Таким не место на земле. Это уродство, фу мерзота…блевать тянет.
Все мне хуже, хуже чем евреям в 42м. Я перестал умиротворятся, когда оно смотрит на меня. Парой кажется, что она смотрит на мой половой член и мечтает о нем. Он такой нежный, не то, что мой. Это смешно наверное вам, но не мне.
Это мой любимый момент представлять его, ему еще хуже чем мне, он урод, не я. В моей жизни все еще можно изменить, а в его все, все кончено!
Мы все так много и так тяжело работаем на нудной работе. Это, наверное единственное место, где я могу потеряться.
Это оазис мыслей.
Я нашел этих людей в Интернете полтора года назад, после того, как понял, что мне не выжить одному, в мире закрытых глаз.
Я не курил и не пил уже три дня. Трое суток без дозы анестезии, и всё превращается во внутреннюю революцию. Это опыт, как при литургическом сне.
Алкоголь это причина моя, это болезнь богемы, но это только симптом. Истинная же причина мой мозг. Найди, что на самом деле не так, и убей, растопчи это в нем. Прислушайся к себе.
Но я просто хотел пить. Я хотел маленькие глотки абсента, дым Мариши, таблеточку союзмультфильма.
Бабка Евангелистка советовала мне жевать простое подсолнечное масло и принуждала убить дьявола во мне. В конце концов, я отучусь. Нельзя умереть от этила.
Моё лицо поизносилось за это время. Можно было подумать, что я уже сдох.
Но я же страдаю от себя.
Бабка так же посоветовала, что если я хочу увидеть, что такое настоящая гибель мозга, то должен обязательно заглянуть в частилище, и Посмотреть смерти в глаза. Посмотреть на страдающих, с которых заживо сдернули кожу.
И я пошёл.