Урусхан : Золото Туркестана. История времён безумной войны. Продолжение

— К большевикам я решил уходить, Константин, — Мадамин-бек глубоко затянулся чилимом и посмотрел в глаза Осипову.
- Что? Ха-ха-ха! Да, ты в своём уме, бек? Сколько раз я тебе говорил, не кури ты эту гадость, лучше водочки хлебни.
- Водку не пью, я – мусульманин.
- Ха-ха-ха! Мусульманин, а к большевикам уходить собрался. А как же люди твои, курбаши? Что ты им скажешь? Как всё объяснишь? Как же ваши сожжённые кишлаки?
- Э-э-э! – махнул рукой Мадамин. — Я тоже жёг кишлаки, может, даже больше чем большевики. А люди, что люди? Народ Туркестана уважает силу, власть. Сильную власть! – курбаши сжал кулак и снова затянулся. — А большевики? Большевики – самые сильные и ты это знаешь. Царя мы тоже не сразу приняли, потом привыкли, успокоились, так и теперь будет.
Осипов опрокинул стакан водки, закусил и помрачнел:
- А со мной, что же, бек? Красным меня выдашь? Договорился уже, небось? Осипов взглянул в глаза курбаши.
- Не выдам. Знаешь, на войне люди ведут себя как звери и я, наверное, такой же, а вот, тебя полюбил как брата. Аллах свидетель, не было мне на этой войне человека ближе тебя. Хоть ты урус и кафир, а верю я тебе больше, чем своим. Почему, не знаю.
Курбаши затянулся чилимом, а Осипов снова хлебнул водки.
- Вот, что к эмиру тебе надо уходить, Константин, в Бухару. Красные до него ещё не скоро доберутся. Уходи, не теряй времени.
- Ты, правда, меня не выдашь, бек? – в глазах у Осипова выступили слёзы.
- Правда, клянусь Аллахом, не выдам!
- Дай-ка я тебя покрепче обниму, брат, спасибо тебе за это. Никогда я этого не забуду, никогда!
Осипов обнялся с Мадамин-беком и продолжил:
- А ну-ка, дай-ка, и я, пожалуй, курну чуток, — Осипов взял чилим, затянулся, но тут же закашлялся и рассмеялся.
- Что, не понравилось? – громко расхохотался курбаши.
- Да, уж… — откашлявшись, произнёс Осипов. — Ты, вот, что, бек, правильно ты всё делаешь, так и надо. Переходи к красным, войди к ним в доверие, а потом… Ты, я, эмир, другие курбаши, атаман Дутов, все вместе, разобьём комиссаров! А потом встретимся с тобой и до золотишка нашего доберёмся, так, что…
- Э-э-э, — махнул рукой Мадамин. — Что ты говоришь, глупый кафир, никогда нам не победить комиссаров! И золото ты своё не увидишь! И с тобой тоже мы больше не увидимся. Снится мне часто сон, будто петля у меня на шее и тянет меня кто-то, а голова – не моя как будто.
- Это демон тебя, донимает, бек, у меня тоже такое бывало. А демоны матюгов боятся. Матюгнись разок, скажи «Жаляб!», демон исчезнет, и ты сразу проснёшься.
- Ха-ха-ха! – захохотал Мадамин. — Жаляб, говоришь? Не кури больше, друг, пей лучше свою водку. Ладно, нет у нас больше времени не пить, не курить, не смеяться. Собирайся в Бухару, я дам тебе надёжных людей, чтоб мимо красных провели. Придумай что-нибудь, скажи эмиру, хитрит что-то курбаши, к красным уходит, чтобы им же в спину ножом ударить.
- Думаешь, не свидимся, больше, брат? – спросил Осипов.
- На том свете свидимся, про этот не знаю.

***
Вскоре после этого разговора Осипов из Ферганской долины исчез, а отряды Мадамин-бека перешли на сторону большевиков, влившись в ряды Тюркской советской бригады, набранной из бывших же басмачей. По такому случаю в городе Скобелев было решено провести военный парад. Лично напутствовать красных басмачей в новом, и непривычном для них деле борьбы за светлое будущее всего человечества в город прибыл сам командующий Туркестанским фронтом Михаил Васильевич Фрунзе.
- Ну, товарищ Ахметбеков, совсем другой вид! Действительно, как на парад! – Фрунзе встал из-за стола и вышел навстречу Мадамин-беку. — Да, вас не узнать, милейший! Должен сказать, вам просто великолепно идёт новая форма! А будёновка! Нет слов, загляденье!
При этих словах командующего, новоиспечённый красноармеец невольно поморщился.
- А мне кажется господин, то есть, я хотел сказать товарищ Фрунзе, как это по-русски? Как корове седло?
- Ха-ха-ха, — рассмеялся Фрунзе. — А вы не очень-то выбираете выражения. Ну, ничего, ничего, — Фрунзе похлопал красноармейца по плечу. — Советская власть умеет карать, но умеет и прощать. Ничего, постепенно привыкнете, — подмигнул Фрунзе Мадамин-беку. — Ну, садитесь, то есть, я хотел сказать, присаживайтесь! Присаживайтесь, присаживайтесь, товарищ Ахметбеков, не стесняйтесь! Как настроение? От дружка известий не получали? Про золотишко случаем не вспомнили?
- Я уже сто раз говорил, не знаю я, где Осипов, не знаю, убей меня, не знаю! И про золото ничего не знаю! – вскричал Мадамин-бек
- Ну, ладно, ладно, не кипятитесь! Что уж и спросить нельзя? Не знаете, и чёрт с ним, и с Осиповым и с золотом, всё равно найдём! Ладно, перейдём к нашим делам. Значит, так, после того, как прозвучат карнаи и сурнаи, будет моё выступление, потом ваше, вот текст на узбекском языке. Так, мол, и так, «совершил трагическую ошибку», «не могу больше воевать против своего народа», «призываю всех оступившихся вернуться домой, заняться мирным трудом и строить новую жизнь». И никакой самодеятельности, товарищ Ахметбеков! Ну, а потом в Ташкент, как договаривались. Да, чуть не забыл, по дороге заедете в свой родной Маргилан, заберёте с собой товарища Ходжаева, председателя областного ревкома вместе с его людьми, они составят вам компанию. Дорога до Маргилана полностью под нашим контролем, ничего вам не угрожает, но охрану всё-таки выделим на всякий случай. Так, что не беспокойтесь. Ну, всё, вопросы есть? Вопросов нет. Тогда вперёд на парад!
Проводив Мадамин-бека, Фрунзе вернулся к столу и поднял трубку:
- Командующего 3-й стрелковой дивизии мне. Иван Панфилович, на случай недоразумений во время парада приведи все полки в полную боевую готовность, татарский полк, воинов-интернационалистов, ташкентских курсантов, словом всех. И вообще должен тебе сказать, пора закрывать эту лавочку, заигрались мы с тобой. У меня уже в глазах двоится, не поймёшь, где красноармеец, а где басмач. Зайди ко мне после парада, есть одна мысль.

Продолжение следует.