Урусхан : Золото Туркестана. История времён безумной войны. Продолжение

— Товарищи, — начал свою речь Фрунзе. — Сегодня в истории Советского Туркестана знаменательный день…
- Эй, Нурмат, что говорит этот кафир? – шёпотом спросил один красноармеец другого.
- Говорит, что теперь нас ждёт новая счастливая жизнь, все будут равны, не будет больше ни баев, ни беков.
- Йе? Как это не будет? А куда они денутся? Их, что всех расстреляют?
- Да, нет, нашего Мадамина не расстреляли же, просто теперь баи и беки станут коммунистами, я так думаю.
- Ну, и пусть так. Скорей бы только война кончилась, надоело.
- Этого ещё долго ждать. Говорят, скоро на Бухару пойдём.
В других полках шли другие разговоры:
- Да, ну, и рожи у этих «бойцов», ничего не скажешь!
- А вон того со шрамом на щеке, я кажись, видал, может, это я его так рубанул?
- Да, как же мы теперь вместе с ними воевать-то будем, а?
- Как, как? Так и будем, начальству виднее. Только глядите в оба, а то не знаешь, что эти черти выкинут.
- Ну, и пусть так. Скорей бы только война кончилась, надоело.
- Этого ещё долго ждать. Говорят, скоро на Бухару пойдём.
Мадамин-бек читал текст выступления, не особо вдумываясь в написанное. В душе его зрела тревога. Когда он делал паузу и смотрел на улыбающегося Фрунзе, тревога увеличивалась.

***
- Я надеюсь, ты понимаешь, Иван Панфилович, что Советская власть не собирается выполнять требований Мадамина. Партия уже взяла курс на советизацию Бухары и в скором времени Тюркская бригада будет отправлена к границам эмирата.
- Это чревато последствиями, Михаил Васильевич. Возможно, неповиновение.
- Вот, именно. Поэтому, с Мадамином пора кончать! – Фрунзе посмотрел в глаза Белову. — Понимаешь, о чём я?
- Хал Ходжа? – на лету поймал мысли Фрунзе Белов.
Фрунзе утвердительно кивнул головой.
- Отличная мысль. Разрешите внести ещё одно предложение?
- Разрешаю.
- Мне кажется, нам предоставляется шанс убрать их обоих. Не думаю, что Хал Ходжа оставит его в живых. А после этого, можно и его туда же. Мол, мы отомстили за погибшего товарища.
- Отличная мысль, Иван Панфилович, — улыбнулся Фрунзе. — Молодец, признаюсь, такое мне в голову не приходило. Ну, что ж, будем действовать.

***
- Салом аллейкум, уважаемый!
- Ваалейкум ассалом, — настороженно ответил Мадамин-бек на приветствие Ходжаева. — А почему не в городе встречаете?
- Изменилось кое-что, — пряча глаза, ответил Ходжаев.
- Что изменилось? Фрунзе ничего мне не говорил.
Мадамин оглянулся и вдруг увидел приближающихся к нему вооружённых всадников.
- Ах, ты, собака! – курбаши потянулся к нагану. Первая пуля попала ему в правое плечо, вторая в бедро.
- Не стрелять! Живым брать!
Падая с коня, Мадамин вспомнил, где он слышал этот голос. Это был курбаши Хал-Ходжа его кровный враг. Всё встало на свои места, он вспомнил свои сны, вспомнил Осипова, парад и, теряя сознание, прошептал:
- О, Аллах, да будут прокляты большевики!
В тот же день ему отрубили голову. Так закончил свою жизнь один из самых известных деятелей гражданской войны в Средней Азии. Он успел побывать и членом исламистской партии «Шура — и — Улема», и полковником Белой Армии, и красным командиром. Обычная история безумной войны.
Между тем, утолив, наконец, чувство мести, Хал-Ходжа спокойно заснул. Среди ночи его разбудил Шерзод, один из его приближённых.
- Что, что? Что случилось? – недовольно протёр глаза Хал-Ходжа.
- Тебе привет от товарища Фрунзе! — и Шерзод со всей силы ударил Хал-Ходжу ножом в живот.
- Ах, ты, собака! О, Аллах, да будут прокляты, большевики! – успел прохрипеть курбаши и упал замертво.

Продолжение следует.