Chekhov : олдскул''''95

плавное серое

героин хорошо снимает кислотные отхода, я это быстро понял, я, собственно, так с ним и познакомился. я сижу в «острове» на диване в чайной, меня размазало по влажной кожаной поверхности, я плаваю в сером, неподатливом и мягком. в дверь входит икспи вуду, толстый, в длинной то ли рясе, с косой на бритом черепе. с ним какие-то, человек пять, похожи на подтанцовку богдана титомира. осматривает комнату, ни на ком не задерживаясь взглядом, крутит на пальцах четки, бросает своим: «валим, тут беспонт», и выходит, раздвигая необъятным пузом пустоту.

его расширенные зрачки смотрят внимательно, сонно, и высокомерно. он только что вернулся из гоа, тогда еще никто ничего не знал о гоа, и ходил, рассыпая вокруг себя презрение и таблетки мдма. спустя год я видел как его, небритого, худого и убитого перцем, прессуют какие-то бандиты в служебных помещениях «галактики». он и тогда умудрялся сохранять презрительно-высокомерный вид.

я закрываю глаза, взрывы микросчастья раскрашивают радужку черно-белой паутиной, с усилием возвращаюсь – нельзя пропустить то, что происходит вокруг, такого больше не будет, трипы не повторяются. где-то на других этажах клуба те, с кем я пришел, час назад меня оторвало от них и принесло сюда. я пью чай, мне прохладно, я улыбаюсь. 2.35.

- нормально тебе, корешок, — голос справа, тональность меняется, я оборачиваюсь, в кресле рядом тип, обтянутое кожей худое лицо, похож на рокера, нервные пальцы теребят стальную цепь на запястье, свет отражается от нее, и я моментально теряюсь в этих бликах. огромные зрачки, и он старше, определенно, лет на десять.

кислота сближает людей, банальная фраза, но оценить это может лишь тот, кто сам прошел. помню, в мдм, куда я попал потому что моего товарища не пустили в птюч и мы все решили проявить солидарность – так вот, в мдм, когда меня вставило и я вдруг осознал, что сижу на верхней скамейке какой-то трибуны, что ли, они стояли там по краям огромного танцпола, а передо мной, на скамейку ниже, сидит огромный татуированный кадр, здоровый, как слон, в кожаной жилетке на голое тело. и я понял, что если сейчас встану и пойду вниз, он меня обязательно заметит, и сделает что-нибудь страшное. и вот я сидел, и не делал ничего, и смотрел на адский шабаш внизу, и небо сжимало свои объятья надо мной медленно и неотвратимо. и потом, спустя вечность, этот, внизу, начал оборачиваться ко мне. за то время, пока его голова, как башня главного калибра линкора, совершала оборот вокруг своей оси, я умер, воскрес, и стал равнодушным ко всему. он повернулся, и вдруг улыбнулся мне открыто и добродушно, и шрам у него на щеке искривился от улыбки и тоже улыбнулся мне. сосед протягивал мне косяк, его зрачки во всю радужку смотрели мне прямо в душу. — будешь?, — говорит. что за вопрос. конечно, буду. паранойя ушла, и впервые в тот вечер я ощутил присутствие чего-то большого, не доброго и не злого – другого, того, что вошло в мою жизнь однажды, и осталось в ней навсегда.

и вот сейчас этот тип рядом, похожий на сторченного кейта ричардса, закуривает и бросает пачку на стол. его длинные пальцы ни на секунду не останавливаются – двигаются, как бледные лапы бледного паука.
- часов в 12 схавал, да?, — говорит торопливо, голос гнусавый, при этом улыбается, а глазами цепляется за лица в зале, на меня смотрит лишь иногда, но взгляды сука волчьи.
– на отхода есть чо?, – я не успеваю ничего ему отвечать, меня мажет, мажет капитально, и его самого я воспринимаю лишь как очередную иллюстрацию трипа, одного из тех волшебных трипов, что, как вы помните, не повторяются. я лишь улыбаюсь ему в ответ и отрицательно мотаю головой. он перестает прыгать глазами по залу и наконец фокусируется на мне.
- а, да ты ребенок совсем, — произносит уже свысока как-то, — на, помни мою доброту.

чек, прижатый бледным пальцем, со скрипом описывает полукруг по стеклу стола, и останавливается рядом со мной.

- и это подержи, я сейчас.

мне на колени падает сиди-плеер, наушники. мой новый знакомый поднимается и торопливо уходит в сторону туалета.

чек, свернутый квадратом, лежит в ста миллионах миль от меня, на столе, рядом с чашкой. как во сне, отмечая краем глаза несовершенство строения своей руки, я тянусь к нему, разворачиваю. перец. я и раньше пробовал его, ничего особенного не почувствовал, но моя врожденная способность придавать мистический ореол всему происходящему заставляют меня сделать тут же на столе дорогу и разнюхаться.

я не буду пытаться даже описать то, что случилось со мной позже. коротко — нервные укусы кислоты, перемежаемые периодами заплывов на огромные дистанции с ее же помощью, всплески оптимизма и падения в пропасть депрессии – все это вдруг оказалось приведено к единому знаменателю. осталось то, что я всегда больше всего ценил в кислоте – неожиданная и временами пугающая гибкость мысли и восприятия, странные, прекрасные образы и фантазии, — все это осталось, но беспокойство, паника, пугающие всплески паранойи ушли. для меня все это стало еще одним открытием, так же, как и Renegade Soundwave из наушников оказавшегося у меня плеера, так же, как и вдруг появившиеся в дверях люди в белых халатах и тело в черном на носилках, которое вынесли из туалета и куда-то унесли.

меня нашли те, с кем я пришел в клуб, это было около 7 утра. они были усталые, веселые, подталкивали друг друга и смеялись одним им понятным шуткам. много позже я понял, что понимать эти шутки я перестал именно в тот вечер.