Lyalyuk : Исповедь

Глаза были затуманены дымом, в воздухе стоял до тошноты знакомый запах благовоний, шло величайшее из таинств. Со всех сторон доносилось эхо, каждый звук, будь то бас священника или баритон с тенором певчих девиц, голосил ритуально повторяемые слова. Эти слова каким-то немыслимо божественным образом обретали смысл уже в самом сердце, связываясь в цельные и конечные логические цепочки. Шаг за шагом Я обретал знание, отвечающее на вопросы, которые терзали меня тысячи лет.
От этого становилось легко, я получал инструмент для избавления. Шаг за шагом душа отторгала грешное тело, я уже забыл об обидах, женщинах и течении времени. Душа не знает времени, я растворился в вечном сейчас. Мне открылось благо созерцания себя со стороны. Условие входа было одно – честность. Слушая исповедника, я с упоением наблюдал за действом. Передо мной вспыхивали картины прошлого от детской шалости, до злобной алчности, жадности и неуемной похоти. Я осуждал обидчиков, материл их, мои глаза были полны гнева и я готов был разорвать их на молекулы! И тут же каялся…
Смысл покаяния не в самонаказании, нет. Пытаясь уничтожить какую-либо из своих сущностей, пытаясь отказаться от нее, ты всего лишь загоняешь ее в глубину своей личной преисподни. На время твоя мерзкая сущность умирает, но там, в гробу, она расползается тысячами червей и медленно сжирает тебя. Каждый день… слегка и понемногу смакует твою печень. Покаяние – это отторжение, как мать отпускает мертворожденного ребенка, так и ты должен выпустить свою тайную сущность. Обманывать и отрицать себя же уже нет сил? Тогда отпускай уже, будь смелым! Выпусти все: ту женщину любимую, что на твоих глазах вдруг стала блядью, способную только на вынос мозга, ту мать, боящуюся смерти и от того она за руку тянет и тебя с собой, и тех уродов, что на бабки тебя по-братски объебали. Пламя гиены горит ярко, но и оно не вечно…
И вот, когда гнев сгорел дотла, ты видишь только лампадку ярости. Именно она не даст тебе забыть о былом и согреет, когда озябнешь обленившись.
Сейчас я только созерцаю – исповедник причастил меня. Я вижу только собственную заурядность, что я был нечем не лучше тысячей других. Оно сгорело, мне легко, но помню. Кажется таинство закончено, но мы внезапно поменялись ролью. И уже я исповедник. И слушаю о том же. Бурлит поток негодования, и Он взывает к справедливости. Он в праве требовать свободы. Поддержую, как он меня… Ведь речь идет опять о бабах, о играх хитрых за спиной, в которых ты и жертва и приз одновременно. Поддержую… и шторм утих.
Нам спокойно. В окно одобряюще кивает луна, на потолке тепло тускнеет лампа, на стенах прекрасные росписи стали по-особому видны. Луна была свидетельницей разговора, ей кажется – не зря смотрела. В углу мурлычет кошка, котята ужинают теплым молоком. Я наливаю в рюмки текилы, беру в руки незатейливую закуску: «Давай за будущее, друг!»