Зипун : Женя

Всё началось в классе шестом. Грудь стала расти неожиданно быстро, так, что к восьмому классу у меня уже был четвёртый размер. И это при том, что в талии я была узка, как, впрочем, и сейчас. До этого, не выделяющие меня мальчики вдруг стали оказывать самые неожиданные знаки внимания. Особенно на физкультуре. Каждый норовил подсадить на козла, помогал запрыгнуть на перекладину, страховал на брусьях. Я улыбалась, без двусмысленности, мне просто было приятно.

Не скажу, что родителей распирал восторг, от моего скорого созревания, так же это не могло нравится классной руководительнице. Смешки эти и всё подобное; меня реже стали вызывать к доске, а если я приходила в водолазке, без лифчика, мне так и вовсе нечего было опасаться. Понимая это, я постоянно тянула руку, но Нина Петровна её принципиально «не замечала». Чего уж там, в столовой на меня засматривались старшеклассники, а когда на осеннем балу, меня пригласил на танец директор школы…пожалуй, самый счастливый момент, со времени первого звонка.

Я без труда перешла в девятый класс, стоял пронзительно ясный сентябрь. «Небывалая осень раскинула купол чудесный»…Да, именно так всё и было. В середине месяца нас отправили собирать морковь.

В автобусе рядом со мной сел преподаватель БЖД. Он вроде даже на меня и не смотрел, только однажды, обратившись, тронул пальцем мою коленку. Я на это не обратила бы никакого внимания, если бы после этого он не поднёс этот самый палец к своим губам. Меня заинтересовал его заинтересованный взгляд, я улыбнулась, приподняв правое плечо, он улыбнулся в ответ, отвернулся к классу и больше не обращал на меня никакого внимания.

Мы заняли пустующий пионер лагерь, ветхие фанерные хибарки, покосившаяся столовая, нам, абсолютно никому, не было до этого никакого дела. Нас радовала восхитительная свежесть свободы, ослепительно яркая листва, неожиданно, тут за городом, вспыхнувшей осени. К вечеру, после ужина, нам показали кино в местном клубе, я его почти не видела, рядом сидел преподаватель БЖД, нет, он тогда меня ещё не трогал, просто держал за ладонь, которую я боялась убрать из его руки. После фильма, он шёл со мной и с Катькой до нашего кемпинга, рассказывал о главной героине фильма, сказал, что на момент съёмок, ей, так же как и нам не было восемнадцати лет и поэтому при съёмке постельных сцен, помимо режиссёра, на площадке присутствовали её родители. Всё было безумно интересно, мне нравился его «бархатный голос с хрипотцой». Нравилось, как галантно он поддерживал мою руку своей левой рукой и, как трогательно накрывал кисть своей правой ладонью.

Остановились у кемпинга, он попросил меня задержаться, пока он покурит и пожелал Катьке «спокойной ночи». Когда Катька ушла, он самым неожиданным образом, оказался у меня за спиной, обнял за плечи, по спине моей побежали мурашки, он же, лишь крепче сжал меня, когда я вздрогнула и заговорил о звёздах. Я невольно задрала голову вверх, но ровным счётом ничего не понимала из того, что он говорит, и даже растерялась, когда он задал свой вопрос.
-Видишь? – он развернул меня к себе лицом, не глядя на меня, ткнул пальцем в усыпанное живыми звёздами небо.
-Нет! – ужас, как я была смущена в тот момент, просто кошмар. Он ведь долго наверно это всё рассказывал, а я так ни слова и не запомнила. Меня охватило чувство огромной неловкости, я почувствовала себя ужасно виноватой по отношению к нему и, поэтому, когда я услышала в его вопросе нотки надежды, а вопрос был очень простой (Хотела бы ты увидеть звёзды через телескоп?), я утвердительно кивнула.

Листья едва шуршали под нашими ногами, он сказал мне, что нам нужно красться, как преступникам, что это такая игра, и что выиграет её тот, кто пройдёт тише. Он шёл по листьям беззвучно. Пахло яблоками, откуда-то ветер приносил запах костра, было пронзительно тихо и ослепительно темно. Вдруг он остановился
-Ну, посмотри ещё раз, вон, в просвет между деревьев!

Я задрала голову и, он впился в мои губы. От него пахло табаком и чем-то уютно тёплым, у меня возникло ощущение, точно — вдруг, неожиданно, стали малы кроссовки. Не знала куда деть свои руки, но когда он притянул меня к себе. Я, просто, чтобы удержаться на ногах, изо всех сил обняла его крепкую спину…

Никакого телескопа я не видела. Мне не было больно, не было страшно (ну, почти), мы просто трогали друг друга везде и целовались. Иногда он мне помогал, говорил, что так ему лучше или немного по-другому, мне же было хорошо по-всякому. Когда же он стал целовать меня там, я неожиданно почувствовала в себе его язык, мне стало так хорошо, что я испугалась, словно кто-то неожиданно тряхнул мне голову, тело дёрнулось несколько раз и из глаз сами потекли слёзы.

Когда он закурил, стал рассказывать стихотворение, а я лежала как пришибленная, снова не понимая ни слова: в голове не было ни одной мысли. Я только повторяла про себя «Господи, Господи, Господи…» не знала о чём думать.

Это случилось в субботу, после танцев. На танцах он лишь мельком глянул на меня, сказал, шёпотом, что будет ждать на «нашей лавочке»…Я ведь больше не была у него в комнате. После того раза, мы каждый вечер встречались на дальней скамейке парка. Он всякий раз сажал меня к себе на колени, иногда, когда я просила, (да, так будет точнее) давал мне затянуться своей сигаретой, правда, у меня это не всегда получалось. Он смеялся, притягивал к себе, целовал мочки ушей, шею, волосы, тыкался носом мне в ключицу, вдыхал, говорил, что в этом месте у меня почти самый лучший запах. Я не интересовалась, не пробовала уточнить это его «почти». Меня словно парализовал его голос, его запах, его руки…

В субботу от него пахло вином, мне трудно было определить — лучше это или хуже, но то, что он вёл себя как-то не обычно (факт).
-Покурим, — вместо обычного поцелуя, спросил он и не дождавшись моего ответа закурил. Дым пах как-то необычно. Я подумала, что это и есть пресловутая травка. Я не ошиблась.
-Тебе понравится, — протянул мне сигарету и стал рассказывать стих, — Я хотел бы шататься по свету, я хотел бы шататься, как замок – одною ногою в пруду…

Вдруг резко оборвал его
-А, давай пойдём к пруду!

И мы пошли. И сначала я не чувствовала ничего. Только ветер и запахи прели. Только слушала его голос. Вдруг, мне так отчётливо представилась всё то, о чём он говорил. Закружилась голова.
Он говорил.
-Нас повело неведомо куда. Пред нами расступались, как миражи, Построенные чудом города, Сама ложилась мята нам под ноги, И птицам с нами было по дороге, И рыбы подымались по реке, И небо развернулось пред глазами...

Чернота озера, мрачная, пугающая бездна.
-Ты, знаешь, в этом стихотворении есть ещё две строчки?

А у меня ноги сами подкашивались, взяла его за руку и увлекла на траву. В это время из-за кучерявой, ленивой тучки, медленно выползла луна и осветила его лицо. Я даже его не узнала, но слова мои уже сорвались с губ
-Какие? – только и всего, что спросила я.

Мне не понравилась его бледная улыбка, совсем не понравилась. Я хотела вскочить, но он крепко держал меня.

-Когда судьба по следу шла за нами, как сумасшедший с бритвою в руке...

Его так до сих пор и не нашли. Рассказывать, о всём том, что тогда произошло? Зачем? Глупо! Разве в мире мало насилия? Мне просто страшно от мысли, что он где-то ходит, может где-то преподаёт… Рассказывает стихи?

По вполне понятным причинам я ушла из школы, а потом мы уехали из нашего маленького городка. Отец ушёл от нас. «Я просто каждый раз думаю об этом, когда смотрю на тебя. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы быть рядом. Прости! Прости меня, если сможешь!»

Не знаю, зачем я приехала в Москву...

Какие всё-таки козлы – мужики! Даже тот, кто написал всё это. Тот, кто поначалу показался «не таким как все… влезшим в самую душу». Не верьте, девчонки, мужикам! Особенно, тем старпёрам, которые делают вид, будто вы им совсем не интересны. Точно вам говорю!