Шева : Страстная пятница

…очень довольна. Да. Очень.
Я теперь живу совсем другой жизнью. Ты же меня знаешь. У меня всегда была одна, но пламенная страсть.
Это — искусство.
Если в знаменитой фразе Белинского поменять слово «театр» на «искусство», так — это про меня.
Как ты не помнишь?
В каком-то старом фильме эту фразу даже Таня Доронина произносит со своим фирменным придыханием, — Любите ли вы театр так, как люблю его я, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного?
Поэтому, когда я устроилась, наконец-то, в Дом художника, для меня будто весь мир другими красками заиграл. До этого было уныло и серо. Как в осенней подворотне.
Но тоже. Я-то люблю классиков, старую школу.
А сейчас что выставляется?
Абстрактная мазня, вызывающая только чувство безысходности, безнадеги. На большинство современных глянешь, — на холсте нечто невыразительное, но до опупения претенциозное. Изобразительные средства крайне скудны.
Это при том, что ты же знаешь мою беспристрастность и непредвзятое восприятие. Я в этом смысле старомодна. Не моя вина, что я очень тонко чувствую искусство и не терплю фальши.
Да разве можно нынешних сравнить с общепризнанными классиками?
Вон, у моего любимого Рафаэля, — взять, например, «Мадонну Конестабиле». Самая его первая картина с образом мадонны, кстати.
Какой лиризм, какая тончайшая одухотворенность!
На фоне утренне-прозрачного умбрийского пейзажа изображен чудесный, просветленный образ молодой матери. Взгляды Марии и Иисуса обращены на книгу, являющуюся центром композици. Плавность изгибов и линий подчеркивают круглую форму картины и придают ей утонченную завершенность. Использование в композиции светлых и холодных тонов создает впечатление естественности и реалистичности.
Меня особенно восхищает сочетание цветов, — ярко-синяя накидка мадонны, прозрачно-голубое небо, зеленые деревья, прозрачная вода озера и заснеженные горы с седыми вершинами.
Смотришь, и чувствуешь, как где-то внутри возникает ощущение чистоты и нежности.


И на этом фоне не понимаю, в чем причина возникновения нынешних современных так называемых культурных феноменов?
Откуда они такие берутся?!
Вот недавно у нас выставка была. Некто Шикльгрубер.
Очень странный, очень. Выдумал какое-то мифическое существо, придумал ему имя — Шванц, и все его картины посвящены этому Шванцу.
Как тебе названия картин, — Утро Шванца — чего стоим, кого ждем? Летающий Шванц. Казус: Шванц встретил другого Шванца в том же месте в тот же час. Шванц в Разливе. Шванц в запое. Перед свадьбой, — шванцешник. Шванц в работе. Работа со Шванцем (пособие для девушек, серия офортов). Шванц вам, — не ждали? Шванц и Штирлиц пьют пиво в Манеже.
Ты спрашиваешь, как выглядит этот Шикльгрубер? Да худой такой, злой.
Усики щеточкой, напоминает кого-то. Не, не Чаплина. Не могу сейчас вспомнить. Волосы набок так зачесаны.
А-а-а! Ты про Шванца спрашиваешь, на что он похож?
Если честно, — на батон колбасы.
Но с ножками. Или с ручками. Или с крыльями.
В зависимости от того, чем он занимается в картине.
Но по любому, я тебе скажу, — омерзительное зрелище!
Хотя, знаешь, некоторые посетительницы что-то в нем находят.
Я все время думаю, — что?!
Наш Петр Фомич посмотрел на эти картины и сказал, как отрезал, — Хуерга!
Да ну, должна помнить, я тебе про него уже рассказывала!
Комендантом, и по хозчасти у нас работает. Отставник, но бравый такой. Я по пятницам иногда заглядываю к нему в кабинет. Побаловаться кофе с коньячком. Ну, я больше по кофе, а он — по коньяку.
Очень самодостаточный человек. Военная косточка, как раньше говорили. Но не могу сказать, что эгоцентричный.
Хотя эго у него колоссальное. Эго у него такое, я тебе скажу, что многие наши искусствоведы просто обзавидовались бы. Всем эго эго. А если его разозлить, как крикнет он, — Цыц, бойцыца!
Это он так на меня вместо «боец» говорит. И, как сабля из ножен, вырастает его эго, я тебе скажу, до огромных размеров. А потом как гаркнет, — Занять позицию согласно диспозиции! Прямо душа в пятки!
Что ты говоришь? Страсть как люблю военных?
Да ну, что ты! Мы дискутируем о картинах, течениях разных. Правда, я приверженец фламандской школы, а Петр Фомич тяготеет к символистам. Петров-Водкин, другие. Бывает, обсуждаем некоторые рабочие моменты всякие. Как лучше работу организовать. Чтобы в удовольствие была.
Как кто? Работа, конечно.


Да, так вот. Петр Фомич, когда все картины этого Шикльгрубера посмотрел и подытожил, — Все как не у людей!
А в прошлую пятницу, на беду, представляешь, на выставку пришел сам этот художник. Да еще под конец дня!
А Петр Фомич выполз из своей каптерки, уже хороший такой, да и устроил ему Сталинградскую битву!
Наехал «по полной», как сейчас говорят. Да еще с этими…выражениями, одним словом. Глоссарий у него еще тот!
Говорит он ему, — Какой ты художник?! Да ты фашист, в натуре! А в названиях у тебя что? Дохуя умных слов, но никакого смысла! Шванц — до, Шванц — в, Шванц – после. Триптих! Ну что это за хуетень?! Как художник художнику тебе говорю Причем, слушай сюда, без обид — это не срач, это конструктивный диалог, блядь!!
Тот что-то возражает, а Петр Фомич ему, — Адольф! Можно я буду тебя так называть? Не гони пургу! Не спорь, смирись! Одумайся, я прошу тебя! Ебать-копать, ты лучше честно скажи, что ты больше любишь — быть или знать? Так вот, знай — более мозгоебливого художника, уж поверь мне, я не встречал. Ты только не обижайся. Мне, в отличие от тебя, не надо казаться умнее, чем я есть.
Тот ему пытался сначала отвечать, мол, Шванц такое существо, что требует к себе уважения и доверия, нельзя обманывать Шванца, его ни в коем случае нельзя унижать. А в конце своей речи почему-то с недовольным видом пробурчал какую-то длинную фразу по немецки.
Я только и запомнила в конце, — …гей нах Шванц!
А Петр Фомич как взвился, — наверное, из-за гея, да как гаркнет на весь зал, — Это кого-кого ты нахуй послал?!
Что было, что было…


Но главное, я тебе скажу, что я каждый день в храме искусства и вношу свой посильный вклад.
Ну и что, что уборщицей!