Дикс : Скетчи. 1

Толян просто переходил дорогу. Просто ногами переходил, когда вдруг споткнулся и ткнул головой в живот стоящего на обочине гопника.
Тело отступило назад лишь на шаг, хыкнув размахнулось и залепило нижний хук в верхний часть живота. Мир как-то странно поблек в цветах и седоого скрутило в печёный калач на придорожных лужах.
Потеряв чудо из поля зрения, гопник тут же про него забыл и пошёл по дороге через пешеходный переход. Смеркалось.

***

Валерий Птеродонтович Смех и Завещание вёл народ к цели. Ярость и мужество, свет и богема, гавно и анаболики — всё это вершило крах в умах отщепенцев, светило во тьму лучом проктолога, боролась с Пародонтом и Фтородентом народными силовыми методами. В ушах стоял шум от того, как он вёл этот народ этой страны.
Вёл ярко, насыщенно, куда-то в ебеня и почему-то с присвистом. Шум стоял неимоверный. Смеркалось.

***

Наум летел с горы на санках. Либо санки летели под ним, разрезая острыми направляющими ледяные рельсы. Грохот льда о жестяное днище, внушительные куски снега летящие в пасть и ледяной морозный декабрьский ветер, от которого твердела ушанка, теряя на лету мех. Лицо Наума приобрело пластичность глиняной мазанки, глаза были похожи на комки оконной замазки, а салазки подпрыгивали на частенько встречающихся кочках, отчего дубовое пальто с хрустом лопалось по швам.
К подножью горы доехала лишь бесформенная куча дымящегося тёмно-красного мяса, варешек, коричневых кусков некогда драпового пальто, лоскуты белой кожи.
В свете догорающего дня эта куча сливалась в нечто единое, но увы, единым уже не являлась. Смеркалось.

***

Наум! Наум! Карусели! Секс, лёд и провокация!
Конечно сладкий мороженый лёд из повидла и ржавой карусели, постройки выкрашенные в яркую масляную вонючую красную незыблемую краску. Положенную уже десятым слоем поверх старой. Технологии на уровне, остановки сменяли цвета обрастая шкурами и когда какой-либо идиот на ЗиЛе влетал в них сминая толпящийся народ — остановка обретала лишь крошечные сколы, которые являли свету её старость. Подобно кольцам на срезе древесного ствола — слои краски позволяли определить возраст остановки.
Тридцать лет минимум!
На замену им пришёл дорогой и красивый копир с запада — лёгкая конструкция из дюралюминия и пластиковых пластин — заебательская защита от ледяного ветра в морозное зимнее утро. Пластик самовоспламенился, дюралюминий не выдержал наплевательского отношения к себе, развалился и сам укатился на цветмет. Смеркалось.

***

- Гипноз, гипноз, хуй тебе в нос, слово скажешь — пидарасом станешь.
Вылазки пацанов на заброшенные стройки, стройки основанные теми мудаками, которых либо убили, либо посадили в глухие переломные годы хромающей державы. Походы на свалку от заката и до рассвета. Окончание школы и совсем другая жизнь.
Окружение сгнило вместе с детством — мудаки с петушиными гребнями и в штанах с мотнёй до земли, обосравшиеся убожества, ковыляющие куда-то вдаль, припадая на обе ноги, коричнево-оранжевые шмары с побелевшими губами и плоскими жопами. Откуда вылезло это крысиное войско? Улицы обрели мусор, а в мусоре развелись тараканы. Напалм божий, блядь, очистит небо от вонючих завихрений этих субкультур. Вороны разлетелись, гадя исповедями им на головы, румяные дрищи улыбались глядя в небо и воронье дерьмо текло по их губам и щекам белыми гусеницами. Смеркалось.

***

Том весит сорок килограмм. Бородатый дед, принёсший его в редакцию, стоит в углу — сесть некуда — тяжело дыша. Последние десять лет он писал произведение. Произвёл, кое-как дотащил, по коридору уже просто толкал, ползя за ним на коленях.
Дед служил литературе, а редакция охуела.

- Валермонт, зацени скока креативов! Хватит на десятки альманахов.
Дед в углу побелел.
Редактор с трудом открывает том, вчитывается, морщится, быстро листает страницы… Стоп! А где конец, где начало? Дед, ты че всё слепил?
- Это же одна повесть… — слабеющим голосом отвечает автор.

- Да ну нахуй! — очки с бровями ползут на лоб, затем стекают друг к другу, хмурясь.
Мужик вчитывается снова и снова, силясь найти на одной страницы границы двух разных креативов.
На всех страницах одни и те же имена! И в начале и в середине и в конце.

- Клофелин, клофелин и валидол мне..

Камера плавно выезжает из окна и уходит в небо. Мы видим удаляющееся здание редакции, космы седого деда, стоящего в углу, побледневшего мужика за дешёвым письменным столом. Но они скоро исчезают из вида, остается лишь огромный муравейник стада пустого коллективного разума, не умеющего читать более тридцати секунд подряд. Max execution time limit.

Смеркалось.

Дикс
13.10.2010