Семен : Злоключения профессора Мориарти. Часть 1.

В Лондоне шел дождь. Крупные капли барабанили по стеклу мешая спать. С трудом разомкнув веки, Уотсон огляделся. Беглый осмотр места, где он находился, сказал ему что лучше было веки не разлеплять. Доктор лежал на полу своей комнаты, уткнувшись носом в лужицу виски. Приподняв голову он с легким удивлением отметил, что вся мебель свалена в кучу, которая закрывает дверь. Уотсон мотнул головой и услышал как в дверь комнаты кто-то яростно забарабанил кулаками. Не решив, как реагировать, доктор собрался было уже снова уронить голову на пол и погрузиться в нирвану как по двери уже серьезно и не по-детски уебали с ноги вслед за чем раздался до боли знакомый хриплый голос: - Уотсон, если вы передумали, так и скажите. Нечего ебать мозги двум конкретным джентльменам.
Грязно матерясь, отставной хирург поднялся с пола и начал растаскивать баррикаду, возникновение которой являлось для него полнейшей загадкой.

Загадка решалась просто. День назад таким же дождливым лондонским утром Великого Сыщика посетило вдохновение. Проснувшись и первым делом вставив в зубы трубку с индийской коноплей Шерлок с раннего утра принялся методично сносить себе башню. В этом деле он был профессионал. Похоже, что с возрастом мистер Холмс только становился крепче, как коньяк хорошей выдержки. Выкурив таким образом три трубки, он решил перейти к более радикальному способу поднятия тонуса, а именно - закатал рукав ночной рубашки и без долгих размышлений загнал в вену пятнадцать кубиков отвара маковой соломки, который стоял тут же на столе с химическими реактивами, колбами и прочей хуйней. Тонус поднялся. Незаметно прошел час – тонус охуительно поднялся. Схватив скрипку, Шерлок пытался передать положительные эмоции окружающим. Ногой вышибив дверь в комнату миссис Хадсон, Холмс, извиваясь как абориген Новой Гвинеи в свадебном танце, ворвался в спальню старой леди, на секунду остановился, а потом заиграл на скрипке «Джингл беллс» пытаясь непослушным языком произнести что-то наподобие «Здравствуйте дети!», но изо рта вырвался такой жуткий рык, перемежаемый змеиным шипением, что миссис Хадсон в мгновение ока оказалась под кроватью и отказывалась вылезать оттуда еще четыре дня. Уотсон, с равнодушным лицом наблюдавший эту картину из коридора, предложил Холмсу не заниматься хуйней, а одеться и ехать в участок к Лестрейду. Холмс согласился, но тут вдруг начала проявляться его страсть к перевоплощению. Только упорство, с которым отбивался от него Уотсон, помогло последнему не быть обряженным в дамское платье с полуоторванным подолом и неистребимым запахом лошадиного пота. Сам же Холмс садился в кэб в костюме мальчика-пажа. Паж не выпускал изо рта трубку, смачно отхаркивался всю дорогу, косил красным глазом на прелести грудастых уличных торговок и в конце пути попытался ущипнуть кэбмена за жирную задницу. Кэбмен не захотел давать себя в обиду и если бы не мрачный Уотсон, который вследствии мучавшей его алкогольной жажды был в скверном расположении духа и пизданул рукояткой револьвера кэбмену точно между глаз а затем методично месивший жирную тушу ногами в течении пяти минут, пажу пришлось бы хуево. В полицейском участке все давно знали слабость мистера Холмса к розыгрышам с переодеваниями и в мальчике-паже любой, даже самый тупой, коп мог без труда узнавать матерого сыщика. Но все делали вид, что не врубаются, потому что показать себя умным и проницательным могло оказаться себе дороже – с годами у Холмса сильно испортился характер и часто сдавали нервы. В такие моменты из поклонника логики и тонкого ценителя музыки Холмс превращался в злобного отморозка. Еще свежа была история о том, как однажды Лестрейд узнал Холмса, переодевшегося старухой, чтобы беспрепятственно ходить по женским сортирам Лондона и подглядывать за приглянувшимися ему пухложопыми молодками. После этого дружеского разоблачения Лестрейд бюллетенил два месяца – болел сломанный нос, необходимо было вставлять одиннадцать зубов, а главное он навсегда приобрел прихрамывающую дерганную походку вследствии того, что коварный Холмс сломал инспектору ногу в трех местах.
- О! Мистер Уотсон! – Лестрейд уже бежал навстречу дорогим гостям. Окончательно деградировавший из-за частых волияний инспектор все же признал Холмса и предусмотрительно спросил – Уотсон, э… вы не представите меня вашему новому другу?
Уотсон не успел ничего ответить, как Холмс, на которого с утра накатило благодушие, сказал: - Лестрейд, дорогой мой, это же я, Шерлок.
Льстиво улыбаясь, Лестрейд пролепетал : -Вы так хорошо замаскировались, что я не узнал вас, сэр.
Троица прошла в кабинет инспектора.
- К делу, господа ! – Лестрейд достал замусоленный бумажник и начал методично вытряхивать его содержимое, силясь найти заветную бумажку
- Можно, сэр? – спросил Уотсон, показывая пальцем в недра шкафа с пыльными папками. В глубине его предательски поблескивала литровая емкость с ямайским ромом, конфискованная бдительными констеблями у иммигранта–нелегала.
- Можно, сэр… - со вздохом сказал Лестрейд, подумав про себя - Вот ведь блядь этот Уотсон!
Уотсон же, не умевший читать мысли полицейских инспекторов, отхлебнул половину бутылки и приблизился к своему обычному рабочему состоянию.
- Что у вас там, Лестрейд? Хватит копаться, сэр! – благодушие потихоньку покидало Холмса.
- А вот, полюбуйтесь! – с этими словами Лестрейд швырнул на стол листок сероватой бумаги на который были наклеены вырезанные из газет буквы разного размера. Холмс разгладил листок, сфокусировал зрение и постепенно послание обрело ужасный смысл. Оно гласило: «Лестрейд, сука лягавая, пиздец тебе скоро придет! И ищейке Холмсу с его драным Уотсоном тоже! Трепещите, уроды! Мориарти.»
Великий сыщик смачно сплюнул на пол и с задумчивым видом принялся набивать трубку. Листком завладел повеселевший после приема горячительного Уотсон: «А, жив уебок!» - воскликнул доктор и не в силах справиться с нахлынувшими чувствами отхлебнул еще одну нехилую дозу рома.
- Я вижу, джентльмены, вы догадались кто автор этого послания – пробормотал Лестрейд. Послание знаменитого гангстера, про которого в Лондоне поговаривали, что он совсем выжил из ума из-за любви к кокаину, привело туповатого инспектора в полнейшее недоумение.
- Э-э… джентльмены… может выскажите ваше мнение… - Лестрейд пытался склонить гостей к обсуждению странного письма.
Добился он лишь того, что Уотсон сделал еще один огромный глоток, а Холмс и вовсе отключился от окружающего мира и равнодушно пускал колечки. Через двадцать минут Холмс докурил трубку, улынулся и принялся вытряхивать пепел на пол лестрейдовского кабинета. Закончив это успокаивающее нервы занятие он сплюнул, ему понравилось и он сплюнул еще. Уотсон сделал Лестрейду знак молчать и ждать результата размышлений великого сыщика. Сыщик посмотрел на доктора с инспектором, ухмыльнулся и хриплым голосом начал: «Этот Мориарти опасный человек, джентльмены. С ним надо держать ухо востро, верить ему нельзя…». И неожиданно громко заорал: «Найдем и замочим! Да и дело с концом!»
Уже ко всему готовый после выпитого рома Уотсон достал чуть потрясывающейся рукой блокнот и воскликнул: «Еще одно громкое дело знаменитого сыщика!», после чего вывел на чистом листике: «Пиздец Мориарти». На данном этапе Уотсон посчитал свою работу летописца законченной и заботливо убрал блокнот запазуху.
Решение было принято, с неизвестностью покончено, и чрезвычайно довольные друг другом Холмс, Уотсон и Лестрейд отправились в близлежащий паб, где Лестрейд имел неограниченный кредит. Паб представлял собой довольно веселое местечко – в обмен на предоставленный кредит Лестрейд следил чтобы «бобби» не часто появлялись в пабе, а посему курение опиума, проституция и постоянные драки являлись здесь делом само собой разумеющимся. Коллеги завалились в пропахший потом, дымом и перегаром зал и расположились в отдельном кабинете. Обсуждение конкретных действий началось с того, что завтра же было решено встретиться всем троим и с утра отправиться на поиски Мориарти. Этим обсуждение и закончилось. Принесли пиво. Потом еще пиво. Затем в ход пошло виски и по кругу поплыла туго набитая трубка Холмса. Зелье Холмса, пропорции смешивания которого он свято охранял от посторонних, могло бы свалить с ног весь Скотланд-Ярд, а не то что одного перманентно пьяного инспектора. Поэтому Уотсон совсем не удивился когда прокуривший все мозги Лестрейд со стеклянными глазами выплыл из кабинета, невидящим взглядом осмотрелся вокруг и зашелся в приступе истерического смеха. Холмс же со временем вообще утративший способность чему-либо удивляться, не обращая внимание на инспектора молча посасывал виски и методом дедукции пытался вычислить наиболее подходящую кандидатуру на роль его леди этой ночью. Пока что было ясно одно – миссис Хадсон не годилась. Да и Уотсон – Холмс окинул взглядом доктора – пожалуй тоже.
А на танцполе уже вовсю шло представление – развеселившийся Лестрейд хромая носился за проститутками размахивая револьвером и предлагая любовь до гроба. Переодически, не переставая хохотать, Лестрейд лупил кого-нибудь по голове рукояткой и тогда смех его становился еще задорнее. На Уотсона нахлынули воспоминания о службе в Индии и выскочив с воплями на середлину зала он принялся исполнять танец живота, аккомпанируя себе на чем попало – пустых и полных кружках, головах посетителей и задницах посетительниц.
Дедукция вкупе с непрерывными трубками окончательно запутали Холмса и его мысли разрозненными стайками носились в опустошенной голове как потревоженные птицы. Было ясно, что эту ночь надо провести с кем-то. И не с миссис Хадсон – это тоже было ясно. Мучительно пытаясь вспомнить кого он планировал затащить в кровать, Холмс с выпученными глазами озирался в клубах дыма. И тут прямо перед ним выплыло знакомое лицо.
- Уотсон!!! – все было ясно, доктор - вот о ком он мечтал. Холмс гадко ухмыльнулся и благожелательным голосом сказал : «Уотсон, надо отдохнуть перед завтрашней операцией. Берите кэб и поедем на Бейкер-стрит».
Добрый Уотсон побежал ловить кэб.
Поездка от клуба до Бейкер-стрит прошла на удивление гладко. Холмс, стараясь не спугнуть Уотсона, пытался всю дорогу вести себя вежливо и галантно, чем и сломал себе все планы на вечер – Уотсон, заметивший странные перемены в друге Шерлоке, методом дедукции догадался, что именно его Холмс планирует затащить себе в постель. Надо отметить, что как-то Холмс уже пытался провернуть подобную авантюру и поэтому Уотсон был подготовлен ко всякого рода неожидонностям. Так что, когда приятели, подъехав к дому и дружно отпиздев кэбмена, пытавшегося заикнуться о плате за проезд, вошли в дом, Уотсон пробормотал что у него в кабинете дело, не терпящее отлагательств и побежал вверх по лестнице. В то время пока Холмс приходил в себя после такого вероломного поведения со стороны лучшего друга и коллеги, Уотсон глубоко насрав на всякую там дружбу возводил баррикаду перед дверью, чтобы бессердечный Холмс не смог к нему ворваться и совершить то, о чем он мечтал в пабе. Почуяв, как он жестоко наебан хитрым хирургом, Холмс в бешенстве принялся крушить мебель в гостинной. Грязно ругаясь, он расколотил персональную овсяночную миску Уотсона. Потом испорожнился в котелок Уотсона, а затем, выкурив свою последнюю за этот вечер трубку, уснул на полу гостинной. В это время хитрый Уотсон, забарикадировавшийся в своем логове, поглощал отменный виски….