Дикс : Площадка для высера собак

— Э! Алалалай-лай ла-ла-лай-лай ла-ла-лЭ! — хрипел динамик на стройке шестнадцатиэтажки, включенный поутру сонными гастарбайтерами.
Наум лежал на площадке для высеру собак, пятого этажа от земли и молился о том, чтобы его нашли.

Нет, он не играл в инвертированные прятки, в которых тебя били если долго не могут найти. Он плотно вкипел в забетонированную площадку, на которую его вчера толкнули друзья. Упав спиной в свежий бетон и уйдя в него по виски, Наум сначала ещё пробовал выбраться, месил чего-то там лапами, но всё бестолку.

И вот к утру, он лежал в своем новеньком бетонном гробике и разглядывал облака.
Кроме маленьких пушистых облаков, бегущий по кричаще синему небу, если скосить глаза вправо — можно было увидеть ещё одну площадку и три с половиной окна седьмого этажа новостройки. Слева виднелись ветки тополя. И это назойливое «тарарам-тарарам» эхом разносилось по пустым, засыпанным крошкой коридорам, по заставленным блоками сибита комнатам будущих квартир, вырывалось на эту разбитную площадку для высера собак, будь она неладна.


***


Площадка для высера собак — являлась новшеством и инновацией, выдуманной президентом. Она была призвана очистить детские дворы от собачьего дерьма. Апофеоз проблемы назрел сравнительно с правлением царя Иоанна — недавно, когда в дерьмо упал сам президент.

Теперь выгуливать собак можно было только на этих площадках, выход на которые обычно располагался на пятом этаже.
Расставленные тут и там пластмассовые кустики были призваны стимулировать собак совершать свои обыденные ритуалы, однако уже через пару месяцев, обоссанные и обосранные кустики растащили дачники у которых на участках ничего не росло.

И если раньше дерьмо собиралось в эти кустики, после чего выбрасывалось, подобно самоубийце с пятого этажа в алюминиевые бачки, то теперь владелец должен был семенить на корточках за своим пуделем или пекинесом или тому подобным нежизнеспособным дерьмом и ловко подставлять руку под падающее говно. Мода на это пришла с Запада и хоть наши мадам поначалу крутили носиком от мерзкого запаха собачьего дерьма, но после нескольких сюжетов на МТВ из жизни кинозвезд полюбили это занятие и теперь вовсю разминали в ладошках жидкое горячее дерьмо, нервно хихикая и бросаясь французскими словечками. Особенно если на прогулку с ними невзначай вышел их новый кавалер.

Марк Дакаскос вывел своего бульдога на площадку, покрытую бурыми пятнами, отпустил с поводка и долго не мог прорыгаться в трубу после вчерашнего. Когда ему это наконец удалось, он вытер рот резиновыми перчатками, заметив их — с омерзением откинул в сторону и ещё долго натирал губы докрасна нижней частью своей махровой майки.

Однако, как ни противны были резиновые перчатки, их пришлось поднять и надеть. Бульдог навалил жирную кучу, на которую уже слетались мухи. Марк скорчил рожу, брезгливо отвернулся и зачерпнул дерьмо одной перчаткой на другую. Куча была такая здоровая, что сыпалось с краев. Бульдог стоял рядом и с презрением смотрел на Марка, как бы говоря своим взглядом: «Я ебал. Что же он делает?»

Государственный долг Марк выполнял молча и с суровой миной. Сгреб таки все в обе перчатки, подошёл к краю и посмотрел вниз.
Алюминиевых мусорок не было на месте. Их опять спиздили на цветмет! Да ёбтвоюмать!!
Это означало что сейчас придется нести дерьмо домой, на восемнадцатый этаж, а потом ещё долго смывать его в раковину, продавливая через фильтрующую сеточку, потому что туалет у них на ремонте, а в ванной смывать не разрешала жена.

Шальная мысль посетила хмурую голову Марка Дакаскоса. Оглядевшись по сторонам и увидев только серые бетонные стены, он опустил руки между коленей и, резко выбросив их вперед, раскинул ладошки отправив кучу в свободный полёт.

Липкое дерьмо даже не подумало рассыпаться веером, как он себе это представлял, а полетело ровным утюгом вперед и вниз, как раз на проспект Энтузиастов.


***

Пожилой инспектор Львовского Университета Коротких Сообщений Богдан Тарасович Стекловата возвращался к себе в маленькую, но уютную квартирку с ночной смены в спец. вытрезвителе, где он подрабатывал по ночам, после особо удавшихся посиделок.

Он шёл по пешеходной дорожке проспекта Энтузиастов, читал «Литературну Украiну» и хмыкал в усы от последних новостей о том, что вытворял президент России на международном бале шимейлов, в очередной раз нажравшись и обкидавшись барбитуры. Богдан Тарасович ненавидел двуликого пидора, однако в тайне всю жизнь мечтал переехать жить в Сибирь. В Сибири, как ему казалось, совсем не было людей. А он любил одиночество.

Внезапно что-то мелькнуло прямо перед его носом, газету потянуло из рук вниз и наконец порвало пополам. На его старенькие, чисто начищенные ботинки плюхнулась куча свежего липкого собачьего дерьма. Дерьмо забило шнурки, набилось под язычок, замарало штанины, полы пиджака и, на удивление, щёки Богдана Тарасовича. Газета же, теперь представляла из себя два измятых, перемазанных в гавне, куска бумаги, словно какой-то бухой и нерадивый школьник пытался спьяну вытереть жопу, но вместо этого перемазался сам с головы до ног.

Ещё долго Богдан Тарасович не мог прийти в себя.
Трясущимися руками откинул он газету, а правильные было бы сказать — газеты, в сторону и лапки его задрожали — на пальцах тоже были брызги дерьма. Он стоял, словно вкипевший в землю, беспомощно озираясь по сторонам, пытаясь разглядеть — кто же стоит на ближайшей собачьей площадке того грязного панельного дома… Однако Марка уже и след простыл. Уходя, Марк подумывал ещё и о том, чтобы отправить вслед за дерьмом бульдога, однако бульдог шел впереди и постоянно оборачивался, очевидно жопой чувствуя его нехорошие мысли.


***

А Наум лежал в бетонной кровати по уши в застывшем бетоне, в голове гудело от тишины, в которую прорывался лишь пердеж радиостанции, пальцы на руках неудержимо чесались и немели. На небе закончились облака, которые Наум считал и теперь он совсем приуныл.

«Город диктует свои правила» — неожиданно всплыл в голове красный неоновый баннер, увиденный им как-то ночью на стене городского морга.
«Диктует» — с грустью подумал седой и даже попытался вздохнуть.

Неожиданно над ним возникла рожа непричесанной собаки, которая его нервно обнюхала и лизнула в щеку. Наум напрягся как пружина, мечтая вырваться из бетона и вытереть с лица вонючие слюни.
Морда скрылась из поля зрения, но тут же над ним возникло небритое лицо незнакомого таджика в оранжевой робе.
Таджик что-то говорил, но Наум его не слышал — мешал бетон в ушах.

И тут картина потеряла четкость — слёзы радости наполняли его глаза и текли по щекам.



Дикс
13:55 29.10.2010