Яблочный Спас : Backspace

***Пять***

- Наа…
Чей — то кулак несется мне в лицо.
- Сука…
Кто – то взволнованно дыша лупит по моим согнутым ногам чем то остроносым. Понаделают же, штиблетов…
Закрыть голову… Голову главное спасти, остальное ерунда, голову…
Боже мой, как же я все это ненавижу.
В последний момент, краем глаза я успеваю заметить какой – то яркий отблеск и, понимая, что видимо кто-то все-таки не пожалел бутылку тройки, проваливаюсь в темноту.


Когда мне было восемнадцать лет, я, нарезавшись на дне рождения будущей первой постоянной телки Ленки, упал и уснул в туалете. Половина гостей успели наполовину распрощаться. Вторая половина ужралась в унисон мне и вяло смотрела какой то видак. Все шло к обычной групповухе с подружками. Именинница, вполне возможно, играла первую скрипку. В это я, по юношеской наивности верить не хотел, но мыслишки закрадывались. Так вот, когда я очнулся – вокруг меня стояла тьма кромешная. Пахло блевотиной. Не было видно ни малейшего ориентира, за который можно было бы зацепиться и заново слепить вокруг него мир. Я помню, что начал строительство, ощупывая пространство вокруг себя руками и вяло бормоча.
Внезапно, мою юную вселенную, состоящую пока только из фаянсового толчка и уходящей в бесконечность стены, залил ослепительный свет. Дверь в сортир открылась, и Ленкин голос произнес:
- Да будет свет! — Ну, это я конечно выдумал. Скорее она сказала: — Вот скотина (я то есть), заблевал тут все!
Я был жалок. Жалок и безобразен. Возможно сыграли роль материнские инстинкты. Однако я был прощен, вымыт и выебан.
Так я начал жить в новом мире.


Новый мир, почему-то слегка отличался от предыдущего. Причем не в лучшую сторону. Все вокруг постепенно стало приобретать расплывчато неуверенные оттенки.
Для начала залетела Ленка. Вроде бы я даже принимал в этом залете непосредственное участие. Однако теперь это кажется далеко не очевидным.
Слово за слово, был сделан аборт, и жизнь вроде бы покатилась дальше.
Как оказалось не так и не туда.
Через месяц я разбил в хлам папашину восьмерку, понтуясь с пацанами перед козырными сучками с Рогатки. Светила статья за «в нетрезвом, без прав» плюс «повреждение общественного». «Общественное» выражалось в погнутом стенде с фотографиями районных знаменитостей. Статья, вылет из института и прочие прелести. Иногда я думаю, лучше б меня не отмазывали. Глядишь – по другому сложилось бы. А так…

***Четыре***

-Слышь, урод…
Что-то твердое, упираясь в мой торец, пытается развернуть его. Тело мое против, потому что ему довольно уютно и так.
-Походу этот валенок окосел совсем.
Вот только не надо про валенок, а?.. Не надо. Просто мы устали, хотим лежать спокойно, у нас головка бо-бо…
— Брось ты это уебище, Димон. Сам съедет, проспится. Ты че, скорая помощь что ли?
Этт правильно… Идите, идите пожалуйста все отсюда… Надо разобраться сначала что я… где я…
- А если он прижмурится здесь? То тогда че? А, Серег? Че, тебе висяков и так не хватает?
- Ну и хули ты предлагаешь? В машину его? Может до больницы подбросить? Или сразу майору в пердельник закинем? Брось, Димон. Повезет – выживет. Ему не привыкать. Поехали.
Да уж. Мне не привыкать. Воистину, мне не привыкать. Выживу… Должен выжить. Давайте собирать черепки…


Года через три после Ленкиного залета завершившегося в абортарии, жизнь набрала обороты так, что сбросив с орбиты подругу, унесшуюся куда – то вбок, привела меня на больничную койку с диагнозом «токсический гепатит». Хули нам то – лежать не работать. Без бухла тяжело конечно. Стресс опять же… Хотя с другой стороны, для здоровья полезно… Однако доктора так не думали. Воткнув в мою вену иглу, толщиной с крысиный хвост, они чуть было не отправили меня на тот свет. Называлось это анафилактическим шоком. Никто ведь не знал, что я от их лекарств прижмуриться могу. Трип был столь извилистым, что путь обратно занял у меня довольно много времени. Большую часть этого времени я снова был занят воссозданием вокруг себя того мира, который помнил. И, естественно, мир опять вышел какой то кособокий.

Вот если, к примеру, попробовать подтянуть ноги и перевернуться на бок – то наверное можно сесть… Только глаза не открывать пока. Дальше собирать надо. Дальше.

Бог дает только один шанс. Шанс родиться. Видимо этим его кредит доверия и исчерпывается. Дальше рулишь по жизни сам.
Бог мудр. Ибо ему все равно. По какой из кривых дорожек ты не пойдешь –вернуться к нему все равно придется.
Выйдя из больницы, я начал приводить свою жизнь в соответствие с новым миром. В нем, в течение каких то трех лет, у меня появились жена, сын и квартира. Более того, мир оказался настолько улыбчивым и добрым, что подарил мне в придачу японское авто. Жена оказалась умненькой блондинкой с грудью третьего размера. Ее зеленые глаза шлюхи будили во мне способности Нострадамуса видеть в будущем сплошные неприятности.
Японское авто оказалось настолько японским, что его вождение, буквально спустя полгода, стало разрушать мое хрупкое психическое равновесие и было послано на хуй – то есть отдано жене – блондинке с многообещающим будущем.

Меня манили совершенно другие цели.
Цели благоухали выдержанным алкоголем и завлекали фантастическими видениями. Поскольку достижение этих целей обещало более радужные результаты, чем игра на тотализаторе под хитрым названием «кто из начальников жены трахнет ее первой», я целиком отдался работе по их достижению. Надо признать работа была не особо пыльной. Некоторый душевный и физический дискомфорт наутро, мгновенно растворялся в небольшой дозе. Проблем не было, и я пер вперед как ледокол.

Десять лет пролетели как один миг, и, однажды обнаружилось, что тотализатор выдал таки искомую комбинацию. Попрыгав для разминки, я выдал бодрую кричалку: — Пошланахуйсукаблядь! – и прямиком отправился в 6 месячный запой, окончившийся, как и следовало бы ожидать, где-то в районе Пряжки. Поскольку за время этого запоя мир рассыпался и, моими усилиями, собирался снова бессчетное количество раз – окончательно протрезвел я в совсем непонятном месте.
Видимо были нарушены какие-то основополагающие принципы. Разрушилась основа, вокруг которой я выстраивал миры. В квартире был сменен замок, номера телефонов жены и сына тоже были временно out of service… Друзья растворились как таблетка упсы в стакане, да и неохота мне вообщем то было напрашиваться в гости.
Я понял, что эти своего рода константы, якоря, благодаря которым раньше я мог удержаться поблизости от изначального, родного мира пропали.
С их исчезновением меня больше ничего не удерживало, и я отправился в путь. Цели пахли теперь похуже, но фантастику видений никто не отменял.

Нет, вот сейчас открою глаза – и что? Что я увижу то? Мне и так со стороны достаточно смешно представлять, как я наблюдаю за судорожными поползновениями тела в драной армейской куртке, заляпанных грязью джинсах и кроссовках, сесть и найти точку опоры. Голова конечно как треснутый колокол. Гудит. Гудит сильно… Сел. Спиной ощущаю гладкую стену. Холодную.
Ладно. Потом. Вокруг тихо. Не слышу ничего. Нет шума машин. Нет даже эха людских разговоров. Тишина. Странно. Бог с ним. Потом. Все потом. Сначала – собираем осколки. Собираем и клеим. Есть стена. Значит, есть точка отсчета, начиная с которой, складывая причудливые кусочки, можно начать строительство…

***Три***

У каждого человека в жизни есть цель. Жизнь без цели невозможна в принципе, поскольку целью любой, даже самой крохотной и никчемной жизни является ее конец. Можно создавать другие векторы приоритетов, несмело топорщащиеся в стороны: деньги, бабы, спорт, политика и т.д. Однако все эти векторы лежат в одной плоскости. И имеют одно направление.
Разрушенный базис уничтожил во мне все эти мелкие, непонятные подчас даже мне самому цели, оставив одну. Древнюю. Изначальную. Цель – инстинкт. Тягу к саморазрушению.
Я слился с новым миром настолько, что перестал замечать его отличия. Я стал с ним одним целым. И этот мир мне нравился.
«Помоги себе сам» — хорошее присловье. Я снял квартиру в тихом и сонном месте на улице Турку. Это название будило во мне расплывчатые воспоминания о клубничном джеме в продуктовых наборах начала восьмидесятых и одновременно о поездках в Турцию с бывшей семьей, создавая некий романтично — ностальгический флер. Решил вопрос с финансами, продав домик на границе скабаристана какому то барыге латышу за чирка бакинских и, положив их на счет в сберкассу, принялся с удвоенной энергией стремиться. В глубине души я понимал, что моя способность периодически пересекать границы миров, в конце концов, должна будет привести меня в Определенное Место. Что это за место я не знал, но то, что хуже там уже не будет, был уверен.

Интересно, что будет, если попробовать приоткрыть один глаз? Чуть-чуть. Приоткрыть так, чтобы сквозь щелочку можно было понять, ЧТО выстраивается снаружи.
Темно. Ничего не вижу. Жалко. Закроем и подождем еще…
Что нам стоит мир построить?

Ежедневное приближение. Вот ключевые слова. Я — Ахилл, догоняющий черепаху. С одной лишь разницей, что догоню. Миры сменяют друг друга с головокружительной скоростью. Каждый день – в новом месте! Это стало моим девизом. Поначалу было трудно. Потом я втянулся и иногда (правда редко), стало получаться. Коматоз – вещь тонкая. Она требует соответствующего подхода.
Обычно, для дня перехода мне требовалось: две банки крепкого пива с утра (для опохмелки), литра четыре обычного пива в течение дня, и около литра водки или коньяка вечером. Дальше было необходимо употребить что-нибудь типа камня, шишек или обычной травы. После этих нехитрых манипуляций переход достигался с вероятностью семьдесят процентов. В конце концов, я перестал помнить миры, которые с таким тщанием собирал еще несколько дней назад. Потом стал забывать вчерашние. Было впечатление, что ревущий мутный поток подхватил и несет меня сквозь темноту и вонь канализационных труб, опуская все ниже и ниже в хитросплетениях коммуникаций к самому дну Питерской клоаки. Я не успевал даже отслеживать изменения. Видимо, в силу этих причин, мое настоящее местоположение установить было невозможно. В голове мелькали обрывки воспоминаний о мерцающем волшебными огоньками домике с таинственной вывеской «Сутки — напролет!», добрых и веселых парнягах в добела истертых джинсах с разводами коричневой глины, толпящихся рядом с ним, горьковатом вкусе первого полировочного глотка…
Парняги одинаково радовались жизни и твоему в ней присутствию. И когда пили с тобой за ларьком, травя анекдоты, и когда крошили тебе ебальник из-за не так понятого слова.

- Байкал! Байкал фу!.. Вот же псина… Иннахуй сюда блядь кому я говорю! Кобелина чертова…
Дышит. Жарко. Походу псина то немаленькая. Не очень я собак как-то чужих люблю. Кто его знает, что у них на уме. У этой вроде ничего. Дышит. Нос мокрый. Подглядеть что ли? Нет. Позже.
- Байкал ко мне!!! Иди сюда сука вонючая!
Ты уж определись с полом то, хозяин недоделанный. То ли сука, то ли кобель…. Это ж важно…
- Хватит нюхать дрянь всякую!!!.. Скорей бы, блядь, передохли уже все, алкаши проклятые…Псу поссать уже негде стало…
Значит я на улице. Значит просто темно. Значит я где – то, где рядом выгуливают то ли сук то ли кобелей. Уже плюс. Но не холодно. Тоже хорошо. Осталось еще немного – и буду пытаться взглянуть на то, куда меня занесло. Может быть это и есть то самое Место, куда стремлюсь последние полгода? Может быть открыв глаза я увижу нечто такое, что сразу покажется мне родным и близким? Может быть…
Слишком много «может». Ничем не подкрепленный оптимизм.

Как-то раз, во время одной из делающихся все более короткими остановок, в одном из своих миров я наткнулся на статью некоего г-на, а тогда еще товарища, Шуппе в «Вопросах философии» за семьдесят четвертый год, озаглавленную – «Солипсизм». Чтобы быть до конца честным, наткнулся я на потрепанные останки журнала в садоводстве «Дошкольное». На чердаке домика одного моего мимолетного знакомого, с которым я дегустировал домашние наливки на природе. Дело было летом, поэтому я, выпросив разрешение переночевать на чердаке, и, захватив с собой для верности две баночки охоты крепкой, забрался по догнивающей лестнице наверх и принялся изучать содержимое чердака.
Через двадцать минут изучения я начал задумываться над тем, что этой чердак до боли напоминает мне свою голову. Вообще то игра слов в этом действительно была. Повсюду в беспорядке были разбросаны какие-то железяки, навевающие воспоминания о черно-белых фильмах и телевизорах квант. Сквозь плоский, и широкий луч не собирающегося покидать небо даже в девять вечера солнца, неторопливо перемещаясь, текла пыль. В углу, аккуратными стопками, перевязанные капроновой бечевкой, лежали журналы «Новый мир» и «Вопросы философии». Впрочем, актуальность их содержимого вызывала у меня такие же сомнения как, видимо, и у владельцев дома. Таким же сомнительным содержимым был наверняка наполнен и лежащий в стороне журнальчик без обложки, бог весть как выпавший из аккуратно перевязанной стопки. Я взял его в руки и, ощущая влажную, старческую покоробленность страниц, перелистал. Среди промелькнувших заголовков, мое внимание внезапно обратил на себя один, состоящий из шикарного слова «солипсизм». Я дернул кольцо банки, представляя себя по меньшей мере пехотинцем, бросающимся в атаку, закурил и начал читать…

**
«Единственная реальность, существующая достоверно — это собственное сознание» — эту мысль, извлеченную из покалеченного жизнью и отринутого коллективом, одиноко валяющегося журнала, я вынес и запомнил. Ночью я долго размышлял над ней, поворачивая ее внутри себя и пытаясь приспособить к своей жизни так, как малыш пробует первый раз в жизни сложить мозаику. Потом что-то щелкнуло, деталь встала на свое место, мозаика сложилась, и я понял, что происходит. Повреждения действительно были внутри меня. Внутри мозга, души… Не знаю чего там уж еще – но внутри. Поэтому и менялся мир. Поэтому и крутилось колесо, не имеющее начала и конца. И колес этих было неисчислимое множество. Меня перебрасывало с одного колеса на другое, как песчинку в адском хронометре. По всему выходило, что конца этому не видно, однако я точно знал, что как-то и где-то все это кончится. Короче, ситуация интриговала.

Сейчас по идее пора. Можно открывать. Постепенно. Не торопиться. Первое впечатление – всегда самое верное. Дальше идет осознание и примирение. Потом привыкание. Темно. Однако сквозь темноту зрачки фокусируются на сером прямоугольнике. Изогнутая ручка. Дверь. Это дверь. Хорошо. Дальше. Дверь принадлежит желтому строению. Строение принадлежит окружающей его темноте и… наконец-то!.. холодному зеленоватому галогену звезд на огромном небе. Вздохнем пару раз. Кружится голова. Пройдет. Сейчас пройдет.
До двери метров пять. За спиной – все еще непонятная стена. Вот я и прибыл. Куда только…

***Два***

«Дамы и господа, наш самолет совершил посадку в аэропорту…». Все-таки интересно, что я чуть помню, что около моего дома Там, откуда я явился, такого ларька не было. Был другой. Похожий.
Этот домик совсем не производил впечатления уютного заведения, гостеприимно открытого для страждущих и стремящихся двадцать четыре часа в сутки. Тронутые ржавчиной металлические щиты на окнах, исписанные нелепым граффити лимонные стены…Ну-ну, хз куда меня занесло…
Давайте вставать и выбираться на стратегические просторы.

Финишная прямая, на которую как казалось мне я вышел, давалась уже с трудом. Переходы стали реже – сознание отказывалось покидать меня и я был вынужден переламываться в активном режиме. Нелепые кошмары, навещающие меня во время кратких периодов полузабытья, не имели ничего общего с прежними удивительными видениями. Кажется, эти кошмары задались целью окончательно свести меня с ума непрерывно прокручивая черно белую хронику моей жизни задом наперед, да еще и в ускоренном варианте. Гашиш не помогал. Деньги заканчивались. В то же время я смутно чувствовал что конец совсем близок: организм вяло трепыхался, но чувствовалось — его надолго не хватит. Мне нужен был переход. Нужен был последний трип, который привел бы меня в то самое Определенное Место.

- Мужик! Эй мужи-и-к…

Господи, нельзя же так. Меня и так колотит всего, а тут еще орут над ухом. Холод, затопивший мою спину от копчика до затылка постепенно отступал. Вот же какой я нервный стал. Боюсь. Всего уже боюсь. Липкий страх какой то. Правду говорят. Как прилипнет – так хрен отмоешься…
Так. А ты что за чудо?
Курточка… Полоска оранжевая… Жилкомсервис. Дворник похоже какой то. Еще один братуха путешественник. Ну что?

- Мужик, ты как? Очухался? Блин, я смотрю лежишь часа 2 уже… Менты приходили, ты так и лежал. Ушли потом, пидоры… Че с тобой стряслось то, а?
Хуй на. Шел бы ты своей дорогой мил человек… Не видишь – не соображаю ничего. Да и соображал — ответить не смог толком бы.
- Ну че молчишь та? Хошь вон пивка глотни – мудаки какие то вчера гуляли – так пол-ящика на площадке забыли. – модное какое-то…

Звяканье бутылок в его пакете напомнило мне детский плач. Дают – бери. Бьют – беги. Только вот вчера убежать то не удалось. Надо бы взять, не обижать же человека, заодно и с координатами, глядишь, прояснится. Руки то, руки… Тянем кольцо… Открываем… И выпиваем. Сразу. Всю. Двумя длинными, с придыханием, глотками. Хорошо. Теперь можно говорить.
- Спасибо.
Хватит пока. Слово сказал – как самосвал разгрузил.
- Да ладно, че там… Бери ещо, вижу ж хреново. За что тебя так?
Бог его знает за что… Знал бы, правда, все равно тебе, дружок, объяснить не смог наверное.
- Не помню я ни хрена… Башка болит….
Главное при такой просьбе — взглянуть с надеждой, по-доброму так взглянуть. Как спаниели смотрят и…
-Да держи еще! Тут полно, мне хватит. Я убирал сегодня – ты уже валялся. Думал, помер кто. Подошел – вроде живой. Я че, я дворником здесь, год уже...
- Где здесь? Слушай, я не псих, просто не помню… А где мы?
- Как где – в Караганде, ха…Да ладно тебе, че в Пулково ни разу не ездил что ли? Авиагородок, братуха… Хуясе ты даешь…

Вот оно как. Хорошо хоть и правда не в Караганде. Пулково я знаю. Все знаю. Сашка живет тут, Васяй. Два года кожи дубили вместе… Кореш все-таки. К нему можно дойти. Если живет. Если ТУТ. Много «если» чего-то спозаранку…
- Слушай, а время есть? Часы в смысле?
- Шесть тридцать. Ровно. Че делать будешь? Деньги то есть?
Деньги? Деньги были, я бы так сказал… Вроде и есть. Не спер никто. Удивительно.
- Ладно, спасибо тебе. Пойду я потихоньку. Надо ехать… К дому ехать. Спасибо, мужик.

- Всегда рады. Возьми на дорожку то еще – мне хватит. Бери, бери… Удачи. Меня, кстати Сашка звать, если что. Будешь если, Васяя спроси – меня тут все знают.
Холодный пот водопадом снова рушится на спину. Оборачиваться не буду. Тут идти то минут пять всего. Вот и Васяев домик. Того Васяя, по крайней мере. Так. Оп-паньки, а вот дверь то его я на удивление помню хорошо. Не такая она была. Не-та-ка-я. По крайней мере, она была коричневой. Фанерной. Но никак не железной, с изумрудно выпуклым глазом микро-объектива. Впрочем ничего странного в этом я уже не вижу. Поэтому ну его на хуй. Лучше пойду-ка я.

***Один***

Маршрут №13. Голова кружится от солярочной вони. За окном неторопливо проплывает пейзаж, наполненный кучами вывороченной глины. Строят, строят… Что строят, неясно…
Наверное правильно, что я оказался здесь. Наверное правильно, что первая моя мысль была связана с аэропортом. Этот универсальный датчик событий, прилетов и отлетов, встреч и расставаний напоминает мою жизнь. Жизнь аэроплана, совершающего свой последний рейс и неторопливо спускающегося вниз. Цепко удерживаемого в рамках глиссады, вцепившемся ему в затылок автопилотом. Вот-вот шасси в последний (уже даже не в крайний) раз коснутся земли. В последний раз взвизгнут тормоза, оставляя за собой черный дым от сгорающих покрышек. В последний раз пройдут по салону симпатичные девочки в так тщательно подогнанной форме. Все в последний раз…
Я еду домой. Еду, зная, что стремительная череда моих переходов подходит к концу. Почему я знаю? Без понятия. Знаю и все. Я устал. Болит голова. За окном, сквозь розоватые полосы рассвета, катится вниз луна. Мутит меня. Трясет. Ничего и никого не осталось. Я еду домой. Дебет с кредитом… Сведу баланс. Подсчитаю, во что обошлись мне построенные миры.

***Нулевой уровень***

- Мама! Ма-ма! Мама, а почему папа не звонит больше? А мама? Ну мама, ну что ты молчишь… Пойдем сегодня с дядей Игорем в боулинг? Пойдем, да? Ну что ты такая грустная, мама…

*
А звездочки в окошке
Уже все спят,
И уложила кошка
Своих котят…
Спи маленький сыночек,
Засыпай…
Баю – бай.