Шева : Первый поцелуй

Они вышли из маршрутки на своей остановке. И взявшись за руки, медленным шагом пошли по опушке лесопарка.
Разноцветье осеннего леса придавало ситуации дополнительный шарм.
Худенький мальчик с прической а-ля молодой Пушкин. Стройная девчушка а-ля Натали Портмен в Леоне-киллере.
А вокруг…
Толстый слой опавших желтых листьев. Багрянец кустов орешника. Пеньки в гроздях выросших из-за неожиданной теплыни грибов. Белки, безбашенно перескакивающие с ветки на ветку и безбоязненно сбегающие вниз, чтобы пококетничать задранными вверх метелками-хвостами. Красавчик-дятел, долбящий где-то в вышине облюбованную сосну.
И запах, запах…
Свежий, ядренный — запах осеннего леса.
Но кайф Вовка ощущал совсем не от этих красот. Его правая рука лежала у Кати на бедре. Ее волосы с каждым шагом все ближе склонялись к его плечу. Их пряди щекотали его, но ему было охеренно приятно.
А воспоминания о том, как в темноте кинотеатра его рука несмело блуждала по коленкам Кати и пыталась залезть под тонкую кофточку и даже, даже! под лифчик, возбуждали еще больше.
- Пора! — в предвкушении чего-то нового, еще непознанного, но наверняка классного, решил Вовка. Вон, недавно прочел книгу, — «Пятнадцатилетний капитан». Пацан всего лишь на год старше, а ему команда брига подчинялась!
А он девчонку до сих пор ни разу не целовал! Позорник!
Вовка остановился возле бесстыдно пламенеющего красными листьями куста орешника.
Катя вопросительно посмотрела на него.
Вовка двумя руками взял ее лицо и, наклонившись, несмело прикоснулся губами к губам Кати. Она вроде как попыталась вырваться, но Вовка жадно тыкался своими губами в ее губы, нос, щеки, не отпуская ее.
Вдруг за спиной он услышал скрипучий женский голос, — У девочки такое лицо, что ей не нравится!
Вовка обернулся. Голос принадлежал уже немолодой тетке, идущей по тропинке из лесу и толкавшей перед собой коляску.
- Чего это эта тля сказала, я не понял? – сказал Вовка.
- Да она сказала, — Девочка! У тебя такое лицо, что ему не нравится! – с обидой ответила Катя.
Старуха Шапокляк со своей коляской удалялась от них в сторону дороги.
- Да пошла она нахуй! – обиженно сказал Вовка.
- А давай ей пизды вломим! – вдруг весело предложила Катя.
И влюбленная парочка рванула за теткой.
Та обернулась, поняла, что дело пахнет жареным, и тоже побежала. Но не отпуская коляску. Поскольку тропинка была лесная, из-за корней деревьев, попадавшихся на тропинке, коляску начало подбрасывать и малой, сидящий в ней, вскоре выпал.
На удивление, оказался он не таким уже маленьким. Похоже было, что он — даун. Сначала он бежал рядом с коляской на четвереньках, а потом таки поднялся и бежал уже на двоих.
Казалось бы, что могло помешать двум подросткам догнать немолодую тетку с семенящим рядом недорослем?
Но нашлось. И помешало. Две девчонки возраста на пару лет постарше фотографировались на опушке леса. И почему-то попытались помешать преследованию. Попытка получилась удачной.
Одно девчонке Катя слегка поцарапала лицо, фотоаппарат другой вместе с кожаным чехлом был метко заброшен Вовкой на ветки разлапистого дуба.
Но темп погони, конечно, был сбит.


…Тетка с внучком первыми достигли дороги. Но дальше вышел облом.
Громыхая траками и ревя движками, по дороге шли танки.
Почему-то.
Или на парад, или просто – передислокация. Но шли – не летели.
Поэтому тетушка-возмутительница спокойствия, по инерции, или от страху? – кто сейчас скажет, вылетевшая на проезжую часть, и пикнуть не успела, как намоталась на гусеницу одного из танков. Механик-водитель и не заметил этот тряпичный лоскут.
Выбежавший на дорогу внучек оказался хитрее. Он тупо замер между лязгающими траками. – Дурак он, что ли? Бегать по дороге.
Причем, — это же надо такому случиться, — припал к асфальту как раз перед канализационным люком.


…Бомж Григорий по кличке Голова решил взглянуть, что же так громыхает над его логовом. Он сдвинул крышку люка в сторону и высунул голову.
Тут же какой-то маленький пизденыш с глазами дауна крепко ухватил его за уши.
- А-а-а-йобтвоюмать! – заорал Григорий и его тело рухнуло обратно в люк.
- А-а-а-бла-бла-бла! – в рифму ответил даун и не отпуская ушей Григория рухнул за ним.
- Неужели Чужие уже здесь? – была последняя мысль Григория…


…Вот этот поцелуй, возле подъезда, оказался тем, что нужно. Теперь уже Катя, обхватив голову Вовки, раздвинула его губы своим языком и нежно-нежно прикасалась к кончику его языка.
Вовка замер, как загипнотизированный.
Это было гораздо сильнее, чем он ожидал.
Сколько они так стояли, он не понял.
- Ну, все! Беги, рыцарь! – каким-то другим, будто взрослым голосом сказала Катя, пригладила ему челку и шутливо ударила по заднице.
Как в тумане, Вовка опять перешел дорогу и с глупой улыбкой на лице пошел к своему дому. Но счастливое блаженное состояние было тут же разрушено.
- Эй, придурок! Ты бы помог слезть! – услышал Вовка голос откуда-то сверху. Он поднял голову. К нему обращалась девчонка, фотоаппарат котрой он забросил на дерево. Она умудрилась влезть на дерево, но застряла посредине ветки, на которой висел фотоаппарат. Вторая деваха бесполезно топталась под деревом, не в силах помочь подруге.
Было видно, что той и вперед по ветке ползти страшно, но и назад — стремно.
- Сейчас! – дружелюбно ответил Вовка и поднял удачно подвернувшийся обломок кирпича. Он прицелился, размахнулся, но вдруг…


- Эй! Пацан, ты че делаешь? А по жопе?! — вдруг прозвучало со стороны леса.
Спокойно так, вроде и без напряга, но с хрипотцей и толстым намеком на возможные неприятности. Рука Вовки непроизвольно разжалась. Кирпич выпал. Он повернулся в сторону голоса.
Из глубины леса на опушке появилось несколько ребят-мужиков. Странно и хреново одетые, похоже, пьяные, большинство — небритые.
- Партизаны? – вдруг осенило Вовку. Ник селу ни к городу в голове вдруг всплыло, — Чем дальше в лес, тем толще партизаны!
«Партизаны» молча выстроились в шеренгу за своим главным.
- Ох и схлопочу сейчас пиздюлей! – с тоской подумал Вовка. Давший в это мгновение слабину желудок подтвердил небезосновательность его опасений.
- Да! Всыпьте ему! Девочек обижал! – крикнула пизда на дереве.
- Эх! Мешалкой бы тебя! – подумал Вовка, — Да, наверное, уже не суждено.


…Егор Кузьмич в детстве мечтал стать ворошиловским стрелком. И мечту эту, как раньше говорили, он пронес через всю жизнь. И даже сейчас, когда ему было хорошо за шестьдесят, в платяном шкафу в уголку стояла «воздушка». Аккуратно завернутая в халат покойной жены.
Вечерами, но не каждый день, конечно, а больше по выходным, по праздникам, устраивал он себе развлечение. Шмалял из окна кухни по машинам, заебывавшим его воем своих сирен, а, бывало, и по прохожим, которые чем-то вызывали у Кузьмича глухое раздражение и неприятие.
Приняв перед этим на грудь сто пятьдесят – двести грамм.
А хули? Водила же нас молодость в сабельный поход?!
Опять же – шансов попасть после водки было не очень много. Так что, слава Богу, пока никто не жаловался. Как говорят в правоохранительных органах, — органах, ептыть! – сигналов не поступало.
Поэтому, когда Егор Кузьмич, расслаблено куря на балконе после двух соток, заметил, что на опушке лесопарка перед его окнами какие-то странноватые мужички окружают мальца с явно подозрительными намерениями, он тут же рванул в комнату, к заветному шкафу. Расчехлил винтовочку, сел в кухне за стол, — чтоб сподручней было прицеливаться, и плавно нажал курок.
…«Партизаны» сначала не врубились.
Потом врубились и охуели. Когда до них дошло, что фонтанчики пыли и пожухлых листьев возле их ног — следы от выстрелов.
Даже девчонка на дереве перестала скулить, завороженная фантастичностью перформанса.
- Ребя! Уходим! – крикнул старшой. И мужичье перебежками рвануло обратно в лес.
В Пинские болота, наверное.
Вовка, не растекаясь мыслью по древу, тоже рванул. Но в другую сторону – сторону своей многоэтажки.
- Уходим, уходим, уходим! – пела его душа голосом Ильи.
Облизнув пересохшие губы, он счастливо улыбнулся, — на них остался тот вкус.
Вкус первого поцелуя.