кукольник : Первый раз

Было это в бытность моей дрочливой вьюности, когда хорошие деньги были с Лениным, а девки со свирепой настойчивостью продолжали игнорировать, но повествование не об этом.
Так, вот, решили мы попробовать анаши. Через кого мутить? Конечно через Горба. И вот в очередной, привычный выходной, к нам на хату приезжает Горб и Рыба, ну и привезли нам всё, что надо, по тем временам двадцать пять рублей большие деньги были, два с половиной ящика пива «Жигулёвского», а разливным ваще упиться. В общем, сели на кухне я, Павлик, Витя и Колючий. Рыба мастерски, быстренько приколотил. Распаровозили. Тёма (Горб) с Рыбой на нас смотрят, улыбаются. Мы на них смотрим, глазами шлепаем, понять не можем в чём смысл происходящего. Ну, посидели с пол часика. Ничего. Нагорные собираться стали, вскоре отвалили, дела видать какие-то, но обещали ещё к вечеру подвалить. Мы сидим дальше, коробок гипнотизируем. Ну, Юрик и говорит:
— Чё-та хуйня какая-то, не понятно как-то.
— Ну, чё, давай ещё пару приколотим. – Предложил Павлик.
На том и порешили. Выкурили, я с Витьком, Павлик с Юрцом. Сидим, значит дальше. Ни хуя! Приколотили ещё, в коробке осталось чуть больше пятки. Дернули ещё. Кто-то предложил расположится поудобнее в комнате и включить музычку. Расселись, мы на диван, а Юрик в единственное кресло. Включили Лаэртского и «Постоянство Памяти» Овальное Зеркало Сведенборга. И тут, блядь, началось! Витя поплыл, поплыл как студень на солнце, да, наверное, даже как дрищ дизентерийный. Пытается морду в серьёзную переиначить, ан нет, куда там, свело бля всю морду улыбкой непотребной. Мы с Павликом ушли в музыку, утонули в ней, в общем-то, так же с дэбильными от неестественных улыбок физиономиями. Через, наверное пол часа, хотя время под планом весьма абстрактно, Павлик предложил помучить Толстого, его наверно и выебать тогда можно было, уж больно расслабленный был, но мы не по этой теме. Короче принялись мучить Витька. Чё мы с ним только не вытворяли, выкручивали руки, растягивали в шпагате ноги, душили, дёргали за жирные щёки, скакали на нём, Витя как-то нехотя отбивался, как Ипполит Матвеевич – сеятель, только очень замедленно, потеряв всякое понятие о координации, жалобно смеялся и не по-человечьи мычал. Когда нам надоело измываться, над некогда суровым толстяком, решили доебаться до Колкого. Но доёбываться оказалось не до кого. Юра сидел в кресле совершенно отстранённый от реальности, с открытыми глазами, смотрящими в какую-то точку на обоях, губы плотно сжатые превратились два тонких, синих шнурка, цвет лица же, я не выдумываю, был темно зелёный. Стало, ёпть, как-то жутковато. Павлик медленно выдохнул:
— Бля! Как жаба человеческий.
— Стрёмно ебёныть и молчит чё-та. – Поддержал разговор я.
Долго думать не приходилось. Взяли его, под зелены рученьки (Витёк оставался невменяем) и поволокли в ванную. Там конечно душ-шарко, дружеское похлопывание по еблищу, так же Колкого пару-тройку раз вывернуло. В результате он был водружен на прежнее место, и рожа его стала светло зелёной, это немного тревожило, но уже не пугало. Сколько времени прошло не знаю, но отпускать не собиралось. Мы с Павликом начали паниковать. Ходили по квартире, как по камере смертников, приговаривая: « Когда же это закончится?». И сами себе отвечали тем же вопросом: «Неужели никогда?». Витёк все также мычит, а Юрик молчит и в одно место смотрит. В конце концов, решили с Пашей пробздеться, в смысле по улице прогуляться. На дворе стоял солнечный, наверное, октябрь. Накрыло пуще. Правда теперь паника отступила, и её место заняла неконтролируемая радость. Лица сводила назойливая улыбка. Тогда мы ещё не понимали, что реально палимся, но не уютность улицы всё же подобламывала. Дошли до булочной, соскребли всю мелочь, купили батон белого и буханку «бородинского» и тронулись в обратку. Пока шли ели белый хлебушек, закусывая «бородинским», очень вкусно, а главное сытно. Придя на хату, застаём полнейший сюр. Витя сидит на полу напротив Юрика и что-то пытается ему втолковать, причём на каком-то инопланетном диалекте, активно жестикулируя. Юрец не вмешивается, по-прежнему молчалив, продолжает самозабвенно любоваться точкой на стене. Тут Витя замечает нас. Лицо его принимает серьёзный вид, затем преобразовывается в тоскливое, после в злобное. Несмотря на лишний вес, он как-то лихо подпрыгивает с пола, подскакивает к нам, выхватывает хлебА и убегает на кухню, абсолютно по мудацки хихикая.
— Ух, бля напугал. А ещё недавно такой хорошенькай был. – Озвучился Павлик.
Позвонили в дверь. Стало стрёмно. Пошли на кухню за Толстым, он давился хлебом и неуместно дёргался и кривлялся, в такт только ему слышимой музыки.
— Бля, какой ты всё-таки бесполезный. Там звонят. – Постарался крикнуть я, но ему было по хую, да и кричать не получалось.
Пришлось открывать самому, так как Паша трусливо закрылся в ванной. На пороге стояли Рыба и Горб. Я с облегчением выдохнул.
— Ну, чё курнем? – Спросил Рыба.
— На кухне. – Ответил я, и добавил. – Только толстого опасайтесь, вовсе подозрителен.
Как только ребята вошли на кухню Витёк, с остатками хлебов опрометью тусанул в маленькую комнату и закрылся там. Рыба открыл бокс. Неподдельное удивление в глазах.
— Это, чё всё? – Недоумевал Артём.
— Не, ещё на балконе пол чемодана. – Попытался пошутить я.
— Понятно. — Едва улыбнулся Рыба. – Курить, кто будет ещё?
— Спасибо, но нам на сегодня достаточно.
Они забили последнее, раскурились и почти сразу удалились.
Я сидел на диване, в каком-то вакуумном яйце, Павлик боялся в ванной, Витя кривлялся сам с собой в закрытой маленькой комнате, а Юрик неподвижно и молчаливо зеленел в кресле. Вот таким был первый раз.