Оксана Зoтoва : Червяки для Анатолия

— А они там точно есть?- полным священного ужаса голосом спросила Людочка.
- Есть конечно, куда они денутся, — Витюша деловито поправил штыковую лопату. — Пойдем скорее. Сейчас самое время. Он со смешком надел на сестру пластмассовое ведро и бодро постучал ей в спину детским совочком.

Людочка была прелестным белокурым существом, более всего в своей жизни любившим вишневый пирог и молодого супруга Анатолия. Анатолий более всего, однако, любил рыбалку на карася и песни Михаила Круга. Караси, как сказал Людочке ее брат Витюша, более всего любили жирных дождевых червей. За ними-то семейный подряд и отправился ровно в полночь, дабы с утра сделать Анатолию приятный сюрприз. То есть это Людочка отправилась, позабыв легкомысленно, что Витюша, в свою очередь, более всего любил подшучивать над своей недалекой сестрой.

Шли долго. Людочка дрожала коленками и поминутно оглядывалась назад — не проснулся ли любимый, не включил ли лампу электрическую, в волнении разыскивая молодую жену. Однако улица была темна и только осторожная желтая лапа луны царапала коготками речную гладь вдали. Копать решили у огорода бабки Федосьи – старуха регулярно зарывала в той стороне собственноручно утопленных котят и земля здесь была особенно плодородна и жирна. Ну, Людка, начинай – шепнул Витюша и отошел к смородине по малой нужде, отбросив пока ненужную лопату. Людочка очень боялась червяков, а еще больше душ невинных животин, чей жалобный писк она явно слышала, ковыряя чернозем облупившимся железом совка. Чвак, чвак, говорила нещадно терзаемая новобрачной почва. Миу, миу, пищали мертвые котята. Буль, буль, буль – это брат-полуночник уже застегнул брюки и ополовинил заготовленную бутылку дешевого пива.

Людочка внезапно нащупала что-то в невидимой земле и, презрев отвращение, потянула склизкую, холодную плоть на себя. Червяк был каким-то странным: плотным, толстым и тягучим. Размотав его на расстояние вытянутой руки, девушка с удивлением принялась разглядывать неведомую добычу, одним концом плотно цепляющуюся за древесные корни. «Ну что ты там ощупываешь, дома меньше чтоль?» — нетерпеливо хохотнул Витюша вдали. Людочка сосредоточено молчала. «Знаешь, мне кажется это не совсем червяк» — прошептала она с испуганным сомнением и в этот миг острая штыковая лопата со свистом разрубила ее темные, детской почти округлости глаза. Черепная коробка треснула и со всхлипом исторгла из себя мозговую мякоть. Белоснежные кудряшки щедро окропились красным.

«Заебали пиздить мою смородину» — прошипела бабка Федосья, чей крючковатый нос угрожающе рисовался на фоне полной луны. Думаете о старухе и побеспокоиться некому?» — она сделала несколько привычных движений лопатным клинком, умело расчленив девушку. «Я и сама могу. По-бес-по-ко-ить-ся.» На последнем слове она, поплевав на руки, в три взмаха убрала с земли ненужный слой дерна и сбросила бывшую Людочку вниз – в обнаружившийся колодец. Из темной ямы сладковато повеяло падалью. Части людочкиного тела глухо шмякнулись в останки предыдущих искателей червей. Старуха присыпала место трагедии заготовленной листвой вперемешку с навозом и, кряхтя, уползла в свою келью. На заборе из криво воткнутых осиновых и березовых колышек мрачно блестели трехлитровые банки. Луна причудливо вырисовывала на них тенями раззявленные в крике рты и полные ужаса глаза.

Вмиг поседевший Витюша остался лежать под смородиной. Брюки его были намочены, рот неприятно раскрыт. Зачинался рассвет.