spbpavel : Потерянный Че.

Если девочка говорит курсивом – это известные изречения Ганди.
Если Че изъясняется так же – это выдержки из речи Эрнесто Че Гевары на второй Афро-Азиатской конференции.

Пролог.

Осенью я сбежал в Гоа. Я разочаровал очередную женщину. Тем, что стал отчаянно несчастным. И хотя в активе имелось стабильное жалованье. Расширенная медицинская страховка. Льготное кредитование. Постоянный секс. Что-то внутри меня буянило. Пердеть в кресло с девяти до шести? Чтоб Оленька смогла заметить приятельницам: её любимый тоже настоящий мужчина? Он надёжен? На него можно положиться, а не положить? Меня изводила ответственность. Уничтожала возможность жить как многие…

Я носился в футболках с ликом Эрнесто Гевары. На беспокойства гражданской жены: «Что происходит?» «Поговорим?» «Перестань меня игнорировать!» Отвечал выдержками из речей Че:

«Свобода наступает лишь тогда, когда страна разрывает экономические оковы империализма. Для нас порвать эти оковы — вопрос жизни и смерти. Наш международный долг, наша обязанность, продиктованная нам нашей идеологией, — объединить все усилия для полного и всеобъемлющего освобождения».

Оля злилась. Случалось калечила посуду. Несколько раз травмировала телевизор. Жаловалась по телефону сестре, подругам и маме. Шипела, что я странный… Она не понимает… У нас пропали точки соприкосновения. Мы не спали полгода. Ей всё чаще советовали меня бросить. Я уклончиво отзывался об этом:

«Это утверждение соответствует действительности, но оно никак не меняет аморального характера…»

Либо:

«Наши страны должны прекратить молчаливое пособничество эксплуататорам».

Что означало: «Не долбите мне череп, лучше налейте. Или, хотя бы, не суйтесь».

Че зло лыбился на футболке.

Оленька выгнала в ноябре. Подбредал мой тридцатый день рождения. Я свалил отдыхать. Почтой отправил заявление об уходе. Обратного билета у меня не было.

Первые лица.

На паспортном контроле задружил с Машей и Алесей. Чувихами хипповыми и панибратскими, держащимися за руки. Они спросили:
«Первый раз в Гоа?»
«Да», — ответил я.
В «Беспошлинной торговле» девочки руководили:
«Столько алкоголя не понадобится. В Индии отличный ром. Стоит, как маленькая бутылка колы».
Я разгрузил корзину. Купил два литра виски в самолет. Договорился с ними, что приткнусь рядом. Поменяюсь с кем-нибудь местами. Новые подруги задержались в парфюмерном отделе. Я заторопился в бар. Надо же заправиться перед взлётом…

На выходе из заведения произошло лобовое столкновение. Я врезался в даму с ребёнком. В руках она держала огромный флакон с духами. Он выпал и разбился. Я угорел на сто пятьдесят баксов. Женщина не тяпнула перед взлетом. От нас обоих разило чем-то цветочным и сладким. Настроение скатилось в отрицательную зону. Ну и по иронии, в самолете, мы оказались рядом. Затея с обменом кресел провалилась. Воняющий женским парфюмом сосед – сомнительное удовольствие.

Я выпил, чтоб притупить копья. Достал игровую приставку. Мальчуган заинтересовался. Предложил ему. Мне подогнали отличную стрелялку…
«О боже, — возмутилась дама. – Ему пять лет!» И подсунула детёнышу раскраску. Я приклеился к бутылке. Она укуталась книгой. Весь полёт мы молчали. Один раз малыш попросил доставить его в туалет. Поведал ему об устройстве умывальника и унитаза...

Аэропорт был озабочен гриппом. Новый вирус стрижет китайцев. Азия на карантине. Индусы в масках. К страшилкам о скатах, змеях и вздёрнувшемся влюблённом добавился куриный грипп Н1N1. Выпустили из самолета – очередь. Таинственный прибор замерил всем собравшимся температуру. Таможня. Декларация, какой-то медицинский листок. И корешок на выходе. Прибыл.

Вот она голожопая Индия, куда я сбежал от структурированного функционального хайтека. Первобытный строй. Двухполосное шоссе Гоа – Дели. Перекрывшие его коровы. Попрошайки. Докучливые носильщики. Навязчивые таксисты.
- Эй друг. За двадцать баксов до Арамболи.
- Иди в жопу.
- Ладно, пятнадцать…
- Please! Give me along!
Утро. Мысли о пиве. Похмелье настырно подкатывает к глотке. Жара. Влажность.

Девочки записали название деревни и моего отеля. Обещали навестить. Встречающий указал на автобус. В первом же ларьке меня обманули. Я купил банку колы за сорок пять рупий. Хотя цена была пятнадцать. Стоимость воды, напитков и рома в магазинах регулирует государство. Через день я узнал: туристов здесь называют: «White chicken»…

В машине нашлась уже знакомая по самолёту дама с мальчишкой. Семёрка строгих мужчин. Какой-то семейный пьянчуга. Ребёнок предложил: «Садитесь рядом». «Сплошной нафталин», — сказал кто-то из Серьёзных. «Не Тайланд», — долетело оттуда же. Все замолчали. Алкаш приободрился.

В дороге царил Саша, который попал в штопор. То состояние, когда ты выпил норму, чтобы упасть и чудом протрезвился. Саша мял коленями перед женой пол автобуса. Шептал: «Малыш, прости, — и целовал её похмельным ртом. — Ты знаешь, детка, я же всё… всё… всё… Порву, жопу для тебя!» И снова целовал её похмельным ртом.

Кто он? Нефтяник? Король свалок? Не похоже. Вроде — работяга. Открытый, разбитной. Тот, кто пьет неделями. Без кого немыслимо ни одно производство. Будь то изготовление «Буранов» или «Мигов». А может быть веников в Торжке. Тот герой в чью сторону, поморщившись, цедят интеллигенты: «Слава Богу, в отеле было мало русских».
- Ребята! У меня есть килограмм сала! И водка! Очистимся? Вкусим?

Таращусь на него. И мне кажется, что смотрю в зеркало. Да отвратительно. Но это, скорее, проблемы окружающих, а не мои. Он возвышается в проходе. И возражений не принимает. В голове мелькнула боязнь: опохмел крутанется недельным запоем. Я допил виски и принялся за Сашину водку. Соседка по ряду состроила «лицо». Малыш смеялся.

Че было пофиг.

Селить долго не хотели. Я кинул вещи на рецепшен. Выявил бар. По правую сторону беседовали респектабельные взрослые. Слева, в бассейне, резвились малыши. Близняшки, лет пятнадцати в открытых купальниках сверкнули глазками. В центре стоял улыбчивый индус и предлагал напитки. За ним виднелись пальмы и океан. Ещё раз осмотрелся. Ползти к бассейну в детство — не интересно. Всё же вырос. К солидным взрослым не тянуло. Не мой круг. Я выбрал середину. Когда ты уже не ребёнок, но всё ещё, по-детски, плюёшь на условности. Короче, двинул к океану. Где местные мне втёрли пару марок.

Че ожил.

Очухался в лавке. Буря вопросов топила. От банального: «Где я?» До более философского: «Что происходит?» Кажется, сначала мы летели в аэробусе. Потом ехали в машине. Попали в отель. Далее? Образовался этот странный провал.

Я огляделся. Обычная лавка. Неопределенного возраста хозяйка и молодая девушка. Обе одеты в цветастые сари. Посуда, сумки, тарелки, майки, сувениры. В углу на полу, окутанный парео, спал ребенок. Я его принял за аллигатора и отшатнулся.
- Посмотришь? – спросила девушка.
- Да.
Я ощупал товары. Нашел приличную дорожную сумку. Бычья кожа — неплохо выделана. Ползающие живые швы. Болтающие карманы. Шевелящаяся надпись. Девушка вытянула большой палец. Сказала:
- Good выбор, «Armani». У нас есть каталог.
Она развернула поблекший журнал, ткнула пальцем в картинку:
- Это «Jimmy Choo», а это, — её голос возвысился, — «HERMES», точная копия. Смотрится чудненько и даже гламурненько.

Я снова осмотрелся: «Где я? Осваиваю бутики Парижа? Блуждаю в аминазиновом бреду по психиатрической клинике?» Ребёнок шевельнулся и заплакал. Ощущение реальности свалило.
- Good price, good price… — гипнотизировала девушка и попыталась толкнуть мне чувака с башкой слона, — «Генешек». Good, сувенир.

Внутри назревал переворот. Мягкое колебание сменило что-то твердое и уверенное. Я отложил сувениры, купил пиво. Открыл бутылку и глотнул. Под ногами шевелились лягушки. Головастики шныряли по лужам. Ползали разнообразные жучки и тараканы. В кустах притаились змеи. Всё было живое. Все суетились. Улица светилась электричеством и представляла собой один здоровенный торговый ряд. Я жаждал просветления, гармонии, осмысления. Но пива для этого явно недостаточно…

Женщина достала из-под прилавка живую девочку лет пяти. Сказала, что для меня есть что-то необычное. Мы начали торг с пятерки баксов. На сотне заключили сделку. Мне, почему-то, всучили деньги и малышку. Девочка взяла меня за руку. Сказала: «Пойдём». Я спросил: «Как тебя зовут?»
«Шакти Митра Хинди».
«Тебе не кажется это странным?»
«Нет. Мы бедняки. У нас нет телевизоров и интернета. Тупить не во что. Темнеет рано. Вот мы и трахаемся, не тратясь на гандоны. Рождаемость зашкаливает. Детей не регистрируют. Выкидывают в помойки. Где их съедают свиньи или аллигаторы. Для всех их нет. Ценятся только мальчики. С ними легче. Чтобы пристроить дочку замуж, нужно хорошо заплатить. Но большинство живёт в коробках на пару зелёных в месяц. Да и Тайланд на шлюх сбивает цены».

Вопросов больше не задавал. Мы доковыляли до отеля. Я опорожнил желудок в какую-то бочку. На дне кто-то шевельнулся.
- Кто там? — спрашиваю.
И слышу:
- Крокодил.

Че нахмурился.

Повествование.

Жильцов гостиницы от меня тошнило. Я сблёвывал на окружающих. Закорешился только с Сашей. Он, иногда, приносил мне пиво. Если он не появлялся к завтраку, я выручал его стаканом рома. Его жена со мной не здоровалась. Соседка по самолёту подпрыгивала от жути при встрече. Её сынишка тянул руку. Кричал:
- Фима, привет.
- Здорово, Костя, — смущенно произносил я.
Серьёзная семёрка воротила хари. Всё было бессмысленным и убогим. Я наловчился опохмеляться во сне. Ложился пьяным. Вставал пьяным. День проводил в баре. Купленная девочка, молча, играла рядом.

Че грустил.

Как-то подкатили близняшки. Попросили взять тайком пивка. Я дал им ключи от номера. Сказал, что в баре стоит бутылка виски. Мне казалось, в отличие от пива, много виски близняшки не высадят.

Я ошибся.

Девочки умяли всю бутылку. Вырубились и загадили номер. Обнаружив сие, Шакти Митра Хинди залезла под кресло и пожелала всем спокойной ночи. Любая действительность для неё казалась приемлемой. Я вызвал портье. И попросил, чтоб близняшек тоже убрали. Он сообщил родителям. Скандал разгорелся. Пьяненький отец малышек сунул мне в пузо.

Че налился гримасой и выдал:
«Мы должны подготовить все условия для наших братьев, которые встают на путь борьбы с эксплуатацией, но мы не можем с чистой совестью требовать от них этого, если сами являемся пособниками эксплуататоров».

Администрация отеля пообещала, что я съезжаю. Девочка вылезла из-под кресла, сказала: «Мудак ты. Пошли выселять крокодила». Я забожился: «Больше не буду». Конфликт заглох к ночи. Мне вынесли предупреждение. Я обязался быть приличней.

Весь следующий день провёл в бассейне. Играл с Костей в мяч. Подкидывал. Швырял в воду. Учил нырять и плавать кролем. Он смеялся. Мы окончательно подружились. К обеду оттаяла и мамаша. Спросила: «Вам что-нибудь нужно?» Я заказал пиво. Она забрала сына. Хинди сказала: «Дурень, кто же бухает в детском бассейне?..» Близняшки опять строили глазки. Впрочем, до вечера конфузов не случилось. А к ужину притащились Маша и Алеся. Ну те хипповые девчонки с паспортного контроля.

Поели. Хмурая семёрка оживилась. Пристала с расспросами: «Где снял?»
Че возбудился и отослал Серьёзных в жопу.
Хинди отправил в номер под кресло.

Мы слонялись по Гоа. Ездили в Старый город, столицу и на блошиный рынок. Везде нам встречались позитивные люди с бессодержательными глазами. Те — кто приехал и задержался. Дауншифтеры. Современные хиппи. Что-то было такое на Севере, что меняло, кромсало, выворачивало наизнанку все ценности. Опустошало взгляды. Делало жадным не до материальщины. И даже не духовщины. А до банального созерцания, ощущения, единения, осязания, осмысления мира и себя в нём. Девочки перестали реагировать даже на комаров. Они их не убивали, а аккуратно с себя стряхивали, чтоб не повредить. Мы купались, загорали, выпивали, что-то курили, нюхали и глотали. Бесились на вечеринке, под бешеный транс бородатого шаманоподобного Гоа Гилла. А утром, немного устав, изнеженно любили друг друга на пляже. А после трогательно попрощались. И обещали найтись друг другу.

Че плакал.

Милашки рванули вглубь Индии. Я остался в отеле.

И за ужином неожиданно понял, что все эти респектабельные окружающие напоминают мне как бесцельно, да и бесценно, я просуществовал последние десять лет. Живые примеры тех, в кого я хотел когда-то воплотиться, восседали памятниками моей низости да спокойно кушали…

Я снял комнату в кемпинге недалеко от моря и отеля. На пляже подружился с собаками. Утром выползал заправившись. Пустынная «Варка» встречала солнцем. Ласковыми волнами. И провожала умопомрачительными закатами. Здесь не были нужны деньги. И не жили страхи о будущем. Здесь обитало умиротворение. Возможность спокойно во всём разобраться. Я блуждал вдоль моря, постоянно думая.

***

Мама всегда считала, что я похож на Алена Делона. Папа говорил: «В жизни из тебя ничего не получится». Ничего — в смысле: ничего хорошего. Я же сочинял глупые рифмы и радовался. Как практически у любого советского ребёнка – детство у меня было счастливое…

Школа доставила первое разочарование. Родители налегали с точными предметами. Хотели, чтоб я стал математиком, физиком или барменом на туристическом теплоходе. Возможно, от этого нажима с науками у меня не клеилось. Ни с гуманитарными, ни с точными. Клеилось, правда, с девочками. Но это потому, что я действительно похож на Алена Делона. А девочкам свойственно липнуть ко всякому говну…

В юности произошло ускорение. Страна стала гласной и перестроилась. А я вознёсся на вершину полового созревания. И пока сверстники, меняли пионерские клятвы на более ликвидные ценности. Засматривались «Прирождёнными убийцами», «Бешеными псами» и «Криминальным чтивом». Возводили в культ бритоголовых атлетичных личностей. Я поглощал «La dolce vita» и «Восемь с половиной» Федерико Феллини, да читал в оригинале Чарльза Буковского (Для чего пришлось выучить английский). Завершая тем самым создание своих целей и принципов. В тот момент я решил стать писателем. И, хотя, путь этот не грозил молниеносным обогащением, к тридцати годам я надеялся обрести «славу и деньги»…

Потом я журналиствовал. Сначала в жёлтых газетах. После писал для глянца ресторанную «безкритику», обзоры «светских запоев». Это манило. Но промчали год, два, три. Я осознал, что закручивать светское говно разной консистенции в шикарную обёртку – не увлекательно.

В этот момент появилась Олечка. Которая озаботилась нашим будущим. Каждый вечер она бубнила: «Мне двадцать шесть. Я должна родить. Малышу необходим отец. А ты в этой роли бесполезен». Подбредал мой двадцать седьмой день рождения. Олечка с каждой неделей раскалялась: «Времени нет. Пора взрослеть, а не мечтать. Нужно определиться».

Когда-то она была жизнелюбивая. Всё её радовало. Бедность не замечала. Что я днями пьян и накурен – тоже. Во мне лицезрела «некто большего». Того, кем я не был. Говорила об экономии. Что дома ужинать приятнее. Но минуло время. Её старшая сестра вышла удачно замуж. Родила двух мальчишек. Муж подогнал ей внедорожник и кабриолет на лето. Оля задумалась. Занервничала. Перспектива купить новые туфли и голодать месяц – её сильно беспокоила.

«Ты убиваешь отношения своим бездействием. А я хочу стабильности. Спокойствия. Ты же обитаешь в другом мире. Всё мечтаешь. Игнорируешь действительность. Прости, я не смогу жить с человеком, которого не уважаю. Я выдохлась. Долго это не продлится».

Сначала некоторые сотрудники стали просить, чтоб я пробежал их тексты, что-то подправил, что-то посоветовал. Я делал. Любая возможность не присутствовать дома меня радовала. Вскоре главный редактор предложила стать её заместителем. Стабильные аванс и зарплата дважды в месяц. Расширенная медицинская страховка. Возможность кредитования. Иллюзорное спокойствие. Обязательство с девяти до шести присутствовать в канторе. Читать эту сверкающую ахинею. И редактировать…

Это не настоящая журналистика, цель которой освещать со всех сторон событие. А глянцекал. Конечно, какой-нибудь примоднённый педераст мечтал бы о моей должности. Но я на фешен не реагирую. И, как-то, группа гомиков, увидев меня в «Центральной станции», заметила: «Смотри, натурал припёрся». Короче, вокруг суетились странные люди. Одна девочка писала только о сексе. Двенадцать раз в год и не выдыхалась. Ей кайфово, интересно, весело. Я заказал себе майки с Че. Всё чаще выпивал напротив Индийского посольства. Думал: «Этого ли ты хотел? Тебе вообще это надо?» Но Оля говорила: «Это нужно нам».

Я загрустил. Близнецы дни уныло тащились, швыряя всё дальше меня от цели. Я забыл, когда последний раз заглядывал в записную книжку. Что-то писал. Чем-то был доволен…
Всё это переросло в какой-то треш. Демонстрацию против себя. И чем больше я оставался нынешним, тем больше зрел протест. А революция неизбежна. Я издыхал митингуя и в то же время обороняясь…

***

Я ползу по безлюдному пляжу. В обществе собак, моллюсков и крабов. Мне вот-вот стукнет тридцать. В активе имею две не изданных книги. Горстку рассказов.

Че шепчет:

«Радикально новая концепция должна разрушить архаические порядки».

Девочка бубнит:

«Если ты хочешь перемену в будущем — стань этой переменой в настоящем».

Рыбаки причалили и тянут сети. Палит солнце. Иногда шуршат падающие кокосы. Коровы блуждают вдоль океана. Поговаривают: ад – это пустота и одиночество. Мой ад – это пляж и всевозможная живность. Неплохое место. Хорошая возможность побыть наедине с собой. Разобраться в сложностях. Уяснить всё фундаментальное. Принять решения. Здесь никто не отвлекает, не советует, не навязывает. Хочет, чтоб я кем-то стал. Здесь есть только я. Мои мысли, воспоминания. Впереди у меня вечность и спешить не куда. Все, в конце концов, приходят к смирению…

Долго можно смотреть на воду, огонь и то, как работают другие люди. Я глазел в океан. Время катилось. Подкрадывался закат. Я загорел, оброс и чем-то стал похож на Че. Хинди шутит: «Че, ты в СССР был?..» И с напором далее:

«Главное не сдаваться и стоять на своём».

«Счастье приносит работа. Когда гордишься тем, что делаешь».

Че предложил взять в руки пулемёт. Пальнуть в девочку.

Мне оба надоели. Я решил зайти в отель и проведать Сашу.

***

У бассейна происходила мистерия. Обслуга шастала в медицинских масках. В них же играли дети. Взрослые в баре проходили профилактику. Кто-то прививался джином, кто-то ромом. Некоторые тратились на водку. Я ввалился в холл. Заметил вялого и красного Костика. Его мама суетилась рядом. «Подозрение на куриный грипп», — сказал Саша. Я подошел к женщине, спросил:
- Вам помощь не нужна?
- Нет.
Костик доложил: «Тошнит». Его тут же вырвало. На полу образовалась лужица, с остатками завтрака. Спросил женщину:
- Вы хоть по-английски говорите?
- Нет.
Я продолжил:
- Знаете, я алкаш. Личность декаданствующая. Пугающая. Но в отличие от вас английский выучил. Так что, думается, вам, всё же, я понадоблюсь.
Женщина кивнула в знак покорности.

В холл вошел пухлый усатый доктор с чемоданом. Осмотрел Костика. Сказал: «Ребёнка лучше госпитализировать».

Я загрузил малыша в скорую.
- Ефим, — представился.
- Лора, — шепнула женщина.
Доктору наврал, что я папа мальчика.

У Костика брали анализы, делали уколы и ставили капельницу. Я таскал Лоре еду и напитки. Узнал, что у неё на апельсины аллергия. Ест она практически одни овощи и фрукты. Особенно любит помидоры. А сладкое не приемлет, чтоб окончательно не расползтись.

Ей к сорока.
Она управляющий филиала банка.
Муж её бросил сразу после рождения Костика. За спокойствие. Не ревновала, мол, не лезла в его жизнь. С ней было скучно. Впрочем, она же работала, и обращать внимание на всякие мелочи было некогда.

Что наконец-то вырвалась отдохнуть. А отпуск превратился в недоразумение. Из Серьёзной семерки вечно, с вечера нагрузившись, подкатывают. И Костик заболел. Потом мы спали на лавочке. Лора сопела мне в плечо. Я ей аккуратно дышал в макушечку.

А через сутки нам выдали ребёнка. Сказали: «Обычная простуда и, возможно, отравление». Короче, всё хорошо. Отдыхайте. Не злоупотребляйте кондиционерами. Не пейте из-под крана. При чистке зубов пользуйтесь бутылками с водой. И мойте руки, перед тем как покушать. Я вызвался их проводить. Лора кивнула.

***
По себе знаю: вроде всё хорошо. Не, конечно на тебя наваливается. Но в целом незаметно. Муж удрал. Ребёнок маленький. Жопа в офисе. Но в целом всё о.к. Главное: бытиё организовано и структурировано в границах некого плана и жизненного представления. Причин для катастрофы нет. Ты несколько расслабляешься. И здесь тебя контрольной неприятностью раз… и на хер с рельсов. Ты не заметил, как износился.

Лора сказала, что ей нужно выпить. Я предложил компанию. Мы уложили Костика и четыре бутылки портвейна. Но это уже в баре. Я проводил её до двери. Мы поцеловались. Она стянула с меня Че. А я с неё трусики.

Че не возражал…
Девочка дрыхла под креслом.
Мы тихо шалили в ванной.

Она сказала, что завтра у них последний день. А следующим утром самолёт. Мы разошлись. Договорившись встретиться.

Весь следующий день промчал в общение с Сашей и его женой Аллой. Саша как-то возвысился и преобразился. В нём появился лоск. Он элегантно танцевал с женой. Та светилась. Ребята оказались последней надеждой СССР. Комсомольцы, молодые специалисты, ныне успешные в работе и дважды (мальчик и девочка) в семье. В наш слишком размеренный отдых они внесли активность. Мы гуляли по берегу. А после, сидя на пляже в ресторане, потягивая пиво, Саша говорил:
- Вот она русская мечта – собственный бар на берегу и вечно море на горизонте…
Или:
- Я стал тем, кем стал, а что дальше?
- Собственный бизнес?
- У меня доля.
Мы много задавали вопросов… например: «Как сделать на одного человека счастливее в нашем мире?» и старались на них ответить. Я замечал:
- Запутался, не прёт. Мечтал писать, а стал…
Саша приободрял:
- Каждый это проходит. В детстве грезишь об одном. Потом имеешь амбиции и пьёшь. А после храбришься и говоришь: «Это не я». И начинаешь работать, — он отвёл взгляд. Подобрал слова и выдал: — Сейчас в год выходит десять тысяч новых книг. Цензуры нет. И если ты не в их числе. То ты бездарен. Ты можешь жалеть себя и разлагаться. А можешь сказать: «Это не я». И попытаться стать кем-то ещё.

Костик играл у входа в ресторан. Мы выпивали. Разговор съехал на бизнес. Лора с ребятами обсуждали банковские ставки по кредитам. Возможности займа за границей. И открытые денежные рынки. Я гладил Лорину ладонь. А она мне улыбалась. И ей было всё равно, что я никто. Во мне, возможно, светился человек, а не профессия и череда неудач. Я спросил:
- Ты всем довольна?
- Да. Я зарабатываю. У меня сын. Сейчас мне хорошо.
Что меня к ней влекло?

Стемнело. Костик зевал. Нам не хотелось расставаться.

***

Я осмотрел немного отвисшую грудь. Увядающую кожу. Поцеловал тронутую морщинами шею. На бёдрах обнаружил целюлит. Несмотря на это к Лоре меня тянуло. Возбуждало что-то внутри, не снаружи. Она видела и принимала настоящего меня, а не какой-то придуманный образ. С ней было хорошо и уютно.

Всю ночь мы прощались.
«Мы ещё увидимся?»
«Да».
«Когда ты возвращаешься?»
«Не знаю».
Стоны. Скрипы кровати. Потом я подарил ей набор маек с Че. Чтоб не скучала. Она мне свои миниатюрные трусики. Я приспособил их на кисть браслетиком. Сказал, что никогда это не сниму…

Перед входом в аэропорт толпилась очередь. Пропускали по паспортам и билетам. Меня подозвал полицейский. Сказал, что девочку конфискует. Я, конечно, могу на ней жениться. Но браки с малолетними запрещены. Арест сразу после брачной ночи. Изъятию препятствовать не стал.

Саша дал мне визитку. Я машинально сунул её Лоре. Мы обнялись.
- Звони, — говорит.
- Хорошо, — отвечаю.
Он взял сумку и направился на контроль.
- Нихуя себе! – вырвалось у Лоры.
- Ты чего? – спросил я.
- Мама, не ругайся, — заметил Костик.
Она протянула мне карточку. На ней было написано: «Председатель совета директоров». И далее название серьёзного издательского дома. Координаты. Такие вот наши алкаши. Мы поцеловались. Лора последняя вбежала в здание.

Послесловие.

Летом мы решили съехаться. Теперь я журналист в деловом издании. У меня есть несколько своих колонок. У нас всё хорошо. С того момента как я вернулся: прошло полгода.

Произошло это зимой. Тогда я скинул Лоре смс: «Привет. Прилетел». Меня встретил и приютил Диззи. Я поселился на Васильевском острове. Семнадцатая линия, дом сорок два, корпус «Ж». «Ж» — это как бы полная задница. Над нами расположилась семейка умственно отсталых. Под нами бордель. Слева сауна. Из окон вид а-ля декорация к фильму «Терминатор – 4». В общем-то окружение великолепное, концептуальное. С таким не заскучаешь. Я искренне рад был сюда вернуться. Здесь я написал обе свои книги. И пофиг, что их не издали.

Диззи тогда достал бутылку конька.
«За прошедший. С юбилеем!»
А я перебирал в памяти знакомых. Вот, например, Володя Лорченков за десять лет написал пятнадцать сильных превосходных книг. Их издали. Но всё это читатель не заметил. Лёша Ромео выпускает ужасные треки и звезда. А Диззи душу заложил за вдумчивый прогрессив и дип. Всё это играет на автопати у наркоманов. Дима Жан пишет восхитительные стихи, песни. Хотя, если глянуть на его реализованные проекты… полное говно. Илья Вапороне с девяносто второго года делает замечательную музыку. Успех пришел к нему с быдло проектом «Сява»…

Даже если в жизни что-то получается, то с сильными оговорками.

Бутылка быстро отошла. Я отвалил к себе в комнату. В голове складывались образы. Зарождались слова. Я закрылся в комнате. Включил ноутбук. Открыл чистый электронный лист. Написал заголовок: «БДСМ». План рассказа. Пискнул телефон. Пришло сообщение. «Лора» — высветилось на экране. Прочёл: «Привет». Я отправил ответ: «Увидимся? Завтра?» Стёр: «БДСМ». Вбил: «Резюме». Составил. Разослал во все известные мне редакции журналов. Утром решил попросить содействия у Саши. Лора была та женщина в общении с которой в первую очередь были нужны деньги. Не с тем чтоб произвести на неё впечатление. Рестораны, магазины, поездки – естественная среда её обитания, которую она сменить не сможет. А я не готов её разочаровывать. Меня к ней влечет. Я сбежал от ответственности, чтоб к ней вернуться.

Это Сергей Зверев человек бескомпромиссно смелый. Прилепил на рожу женские гениталии. С претензией на эксклюзивность — запел. Вырвался на ТВ. Настолько харизматичных педерастов в нашем эфире не видели. Затмил всех.

Я же личность пугливая. Серая. Всю жизнь существую компромиссами. Мечтаю об одном – делаю другое. То, что полегче. Что само приплыло.

Лора в Гоа сказала: «Я зарабатываю. У меня сын». Почему нельзя так – банально обрести равновесие? Ведь спокойствие оно внутри. От обстоятельств не зависит. Конечно, случаются взрывы адреналина, но всё это секундные ощущения. Всегда можно сказать: «Это не я». Успокоиться. В конечном итоге, что должен осуществить настоящий мужчина?
Посадить дерево? (Что-то сделать).
Построить дом? (Что-то оставить после себя).
Воспитать сына?
И, возможно, сделать хотя бы одну женщину счастливой?