*Ъ! : Игра!

Замечали, как играют дети? Не играют – живут. Ничего вокруг не видят – ни снисходительных усмешек взрослых, ни самих взрослых, не знают времени, не жалеют себя, не отвлекаются ни на что. Игра!

Смотрю, как четверо белобрысых, голубоглазых латышских мальчишек играют в войну. Двое высаживаются десантом с моря, двое защищают господствующую высоту — дюну. Оружие — палки, гранаты — комья песка. Меня не замечают. Никого не замечают. Война. Взрывы, летит вверх тучами песок. Откатиться во впадину, дать очередь и короткой перебежкой до следующего укрытия.

Трудно десантникам. С горки летят камни, палки, песок. Но они несмотря ни на что, идут вперёд. Цель – высота. Умирают постоянно. Но смерть вообще детям не помеха. Подумаешь, убит. Умер, знай себе действуй по правилам, пол-минуты вне игры и снова в бой. Потому что цель – высота, а какая-то там…смерть, помеха досадная, не более. Взрывы, крики, песок, палки, камни. Выражение голубых глаз серъёзное, не до смеха, палка-автомат раскалилась от длинных, насколько хватает дыхания, очередей. Бой.

«Энри!!! Кристап!!! Ян!!! Эдгар!!! Ребята!!! Перекусите!!! – кричит одна из мам по-латышски, прикрываясь рукой от солнца и улыбаясь.

Пробегающий мимо меня мальчонка с палкой наперевес и вправду похожей на короткий штурмовой автомат, единственный кого рикошетом зацепил мамин крик, только досадливо щекой дернул – хоть и мама, а всё же женщина, что с неё взять! Какой «перекус»… Высоту возьмём, победим врага, вот тогда вместе с ним и перекусим. А пока бой. Песок, камни, палки, умер-ожил.

Навсегда остаётся в нас желание уметь быть детьми и пользоваться этой дарованной им свыше возможностью мгновенно вростать всем своим существом в понравившийся сценарий Игры. Мы всегда тоскуем по Игре, если по каким-то причинам недополучаем её. Игра – это то, чем жив человек. Жизнь подождёт.

Иногда, когда мы вынуждены следовать правилам и ограничениям слишком долго, и особенно под спудом скуки и безделья, родятся удивительные по своей причудливости Игры.

Четверо моих знакомых работали в султанате Бруней. Подводные работы на нефтяных вышках, операции с подводными манипуляторам, глубинная сварка и т.д. Работали — слишком сильно сказано. После трёхнедельного, жаркого, нудного, однообразнейшего ничего-не-делания за большие деньги, в специально для них снятой вилле, начали сходить с ума. Ничего нельзя. Женщины – в паранджах, страшно даже подойти, так и кажется, что под каждым платком сидит по красноармейцу Сухову или как минимум, по камере наблюдения, вместо женского личика. Алкоголя нет. Своё давно выпито. Кино нет. Про клубы просто молчу.

Дворец султана. Остальные дома. Чистота, роскошь, жара, тысячелетиями прокалённая тишина и ежедневные пять молитв с запертого на замок местного минарета, раздающиеся в автоматическом режиме – единственная видимая уступка технологиям. И четверо относительно цивилизованных молодых оболтусов, длинным рублём заманенных сюда, но отнюдь не сказками «Тысячи и одной ночи».

Вы поймите — делать не просто нечего, а НЕ-ЧЕ-ГО. И никогда не будет, чего. И уже так давно, что забыто, когда было чего. А когда закончится – не ясно. Агент говорит – фирма платит, ждём.

Ждут. Едят. Купаются. Разговаривают. Молчат. В разной последовательности. Посредством невиданных доселе методов глубинного пальце-ногтевого проникновения, изобретаются новейшие, позволяющие подвергнуть разработке самые труднодоступные залежи, способы ковыряния в носу.

Утро-день-вечер-ночь-утро. Пять молитв. Всё расписание.

На 23-ий день мозг каждого из них, в доступных образах, выглядел как покинутая персоналом, ввиду ЧП, зала управления ядерной электростанцией. Всё есть – приборы гудят, тысячи лампочек перемигиваются, осциллографы осциллографируют, мониторы мониторят, рубильники врубают, ток есть, мощность есть, потребления — нет. Вхолостую работает сила атома. И на потолке тускло отмаргивает красным сигнальная лампа и уныло, в такт бардовым сполохам, мычит зуммер.

Вся энергия величайшего изобретения Вселенной — смертного комочка клеток, обладающих нейронно-синапсной связью и способного линейно управлять нелинейными процессами, то есть мыслить, пропадала впустую. На трезвую-то. И без женщин.

Если бы в тот момент им предложили революцию — подписались бы не задумываясь.

Первым не выдержал Сашка. После очередного шикарного обеда, глядя на двух вышколеных официантов-джинов, неслышно и вовремя накрывающими и прибирающими со стола со скоростью скатерти самобранки, обращаясь, по привычке, напрямую к потолку и ковыряясь в зубах зубочисткой из красного дерева, он произнёс:

- Ой бля — что само по себе, было очень не ново, поэтому никто особенно не отреагировал. Да и не особенно тоже. Все молчали, переваривая омара в пикантном соусе и утку по маньчжурски, запитую свежевыжатым соком манго.

– Давайте что-нибудь придумаем, парни, а? – Все опять промолчали. Ну не бить же Сашке морду, в самом деле.

Чтобы как-то разрядить обстановку, Вова рыгнул. Поначалу гордое, а затем испуганно осознавшее свою пейзанскую неуместность в по царски величественном антураже виллы эхо, панически заметалось по шикарной обеденной зале, пока наконец, корчась в муках тотального несоответствия обстановке, позорно не издохло где-то в районе гигантской хрустальной люстры, угрожающе нависшей над обедавшими.

- Ой бля… – повторил Сашка.

-Ещё раз — и убью — сказал Костя таким тоном, что сразу стало ясно, не убьёт. Лень.

Сашка было набрал воздуха для третьей попытки и вдруг неожиданно для себя произнёс.

- Пошли в мечеть сходим. – Костик, Серёга и Ромка уставились на него.

-В какую, блин, мечеть, Саня?! – сыто и свысока спросил Сергей.

-Это не мечеть. Это минарет.- через паузу сказал Ромка. Ромка самый догадливый и самый начитаный. Он сразу догадался, в какую.

-Пошли сходим в минарет… – не стал обострять Сашка.

-Пошли – вдруг сдавшись, коротко одобрил Серёга.

-Он заперт, Сань…- Костик потянулся всем телом, аж захрустел. – Да и что там делать-то?- добавил он и тут же пожалел об этом.

Все посмотрели на Костика.

-Костя… – Саша вкрадчиво наклонился к оппонету. Так шахматист склоняется над доской, внезапно увидев столь очевидный ему, но пропущенный противником ход, на выигрыш. -А здесь — Сашка многозначительно втянул воздух носом и красноречиво развёл руками — … что делать?!

-Ладно, ладно… – Костя, осознав, примирительно поднял обе руки вверх. Но потом одну опустил. – Но минарет заперт.

-Откроем- сказал Серёга и встал.- Всё. Вечером. В пять. Во время молитвы. Помолясь, так сказать. Согласны?

Все были согласны.

Скука исчезла в мгновение ока. Собирались тщательно, долго, как багдадские воры. Натянули чёрные костюмы-поддёвки с капюшономи (для глубоких погружений в «сухарях») тонкие замшевые перчатки, мягкие тапочки. Проверили, чтобы ничего не звякало, не бряцало, не цеплялось и не отражало. Лица бы чёрной кисеёй повязать, по короткому кривому ножу в зубы и чёрную шёлковую нить на локоть, ни дать ни взять асассины.

Без пяти минут шесть все собрались во внутреннем дворике виллы. Костя оглядев всю кампанию, истерически хохотнул.

- Ша! – зашипел на него Сашка — Пацаны. Шутки шутками, поймают – руки отрубят.

-Почему именно руки? – без страха, отвлечённо, бросил Серёга, не без удовольствия осматривая себя — всё сидело как влитое, туго, надёжно. Ниндзя. Спецназ.

-Не настаиваю… – Сашка сплюнул на землю — убедишь, что трубочист– тебе выбор дадут, что рубить будут.

Все согласно промолчали, даже Серёга. Исламская монархия. Султанат. Минарет, символ веры. Как бы там ни было, а пятеро в чёрном, будучи застуканными на месте, гражданства за особые заслуги не получат точно. Ещё раз проверились и даже зачем-то сверили часы, как в фильмах про шпионов.

«Уалллааааааауакбар!!!...» — знакомым заунывным распевом обратился ко Всевышнему народ султаната Бруней с вершины минарета, посредством жестяного рупора громкоговорителя

-Пора – сказал почему-то, Костик, и все мочла двинулись.

Мужчины идут. На войну. На дело. На пьянку. Не важно – впереди неизвестность, позади безысходность. Решение принято и отмене не подлежит. Лица их полны решимости. Есть цель. Нужно взять высоту. Игра, где в активе – действие, плечо друга и опасное приключение. Тюрьма, смерть, отрубание руки или чего там ещё — это всё в пассиве. Об этом что сейчас думать. Только беду кликать. Вперёд себе шагай, не шуми и не пыли.

Опасность, одно из наших мужских счастий. Всамделешное. Которое чувствуешь каждым натянутым нервом. И нерв этот благодарно поёт, от напряжения и остроты чувства, особенно после долгого, вынужденного безделья.


Дошли без проблем – метров триста, не больше. Серёга взялся открывать замок. Замок открылся легко, как по мановению волшебной палочки. Вдали послышался шум неспешно приближающегося автомобиля.

-Ссссссерёгаааааа… – рождественским гусем, отчаянно прошипел Костик. Серёга толкнул дверь.

Дверь устояла. Серёга потянул дверь на себя. Ничего. Автомобиль приближался. Серёга заколотился об дверь, в лёгкой, контролируемой истерике. Безрезультатно. Автомобиль приближался.

Костик вдруг очень отчётливо представил себе заголовки завтрашних ведущих мировых газет –крупной капителью «Четверо российских спецназовцев внештатников пытались захватить объект в султанате Бруней! Безуспешно!» и дальше, шрифтом помельче «Далее смотрите в номере, фото отрубленных органов и интервью с их бывшими владельцами!»

Костик украдкой глянул на свои руки, пару раз сжал и разжал пальцы и неожиданно спокойно для себя произнёс тихо, но так, что все, почему-то, расслышали.

-Отойди...- Серёга послушно отшатнулся вправо. И тогда Костик удивил всех. Себя видимо, тоже. В два прыжка подскочив к двери и взвившись в воздух, щуплый Костик влупил по ней ногой в прыжке, со всей, что называется, дури. Да так, что дверь, неожиданно легко распахнувшись, влетела внутрь и со всего размаху ударившись о косяк с той стороны, с неменьшей силой отпрянула обратно, соединившись с победно приземлявшимся Костиком, ровно в точке приземления последнего.

Костик схватился за нос. Серёга схватился за Костика и за шкирку вбросил того в дверной проём, за ними туда же ввалились и все остальные. Ромка, как последний в шеренге, смог наблюдать в щель двери, как какое-то шикарное авто, издевательски подмигивая им поворотником свернуло в параллельный проезд, за квартал от минарета.

Отругались. Отдышались. Утёрли кровавые Костиковы сопли. Зажгли свечу. Стены древнего минарета причудливо отразили живой свет и тени всех четверых, беспорядочно и жутковато заплясали по стенам. И тут, молчавший до сих пор Ромка, тихоня Ромыч, молчун Роман, совершил чудо.

Спокойным, величественным жестом Рома достал из… откуда-то, русскую поллитру. Холодную. Запотевшую. Тишина установилась такая, что в сибирских лесах наверное десятками дохли медведи, а в московской области народилось человек сто работников милиции.

Но Рома не остановился на этом и итак уже добившись поистине небывалого успеха у зрителей, произвёл просто таки фурор в массах, достав из-за пазухи тоненькую, изящно упакованную палочку немецкой салями PUR PORK.

Никто не спросил у Ромки – откуда. Никто укоризненно не покачал головой- что ж, мол, ждал-то?! Все всё поняли. Не раз и не два и не двадцать два, опускались вместе в немую пучину океанов, морей и рек планеты, привыкли читать друг друга по ситуации, а не по словам. Раньше было рано. Не нужно. Ромка сберёг до того момента, когда стало нужно.

Сели на ступени. Ромка молча свернул пробку у горла, и все спокойно, благодарно выпили по сто и закусили от одной палки немецкого салями. Также молча убрали всё обратно куда-то в Ромку и стали подниматься наверх.

От своего рождения не видавшие подобного святотатства стены древнего брунейского минарета в ужасе наблюдали, как тихо и по прежнему молча, все четверо вошли в святая святых – молельный зал. Полукруглые вырезы окон давали достаточно места и уходящему солнцу и восходящей луне, чтобы ошеломить всех четверых своей изысканной, гордой, неуступчивой красотой. Вековая тишина, тысячелетняя гордыня, бесконечное одиночество, бесчисленное количество раз побелённые стены, потрескавшийся, за ненадобностью, каменный пюпитр под Книгу Книг, с которой невыспавшийся мулла, почёсывая жиденькую бородёнку, некогда чтил Всевышнего, от имени всех жителей султаната.

Теперь, вместо муллы, здесь стоял CD-проигрыватель SONY и что-то вроде таймера отсчитывающего время до следующей молитвы. От камня, прямо в древнюю стену минарета, уходил провод. Чёрная пластиковая розетка в белёной кладке, смотрелась как родинка, на носу красавицы. Простить можно. Принять – нет.

Косые лучи света, того же, что когда-то освещали Коран, теперь упирались в серебристую поверхность CD плейера. Оцифрованная вера, послушно работая на людей, автоматически вымаливала у небес прощение, экономя своим работодателям время на жизнь.

Посидели молча. И ушли незаметно. Не напакостили, не наследили, не испортили то, что им никогда не принадлежало. Не оскорбили. Потому как никто не имеет права, придя в чужой дом, критиковать его уклад. Право у несогласного всегда одно – уйти. Но смеятся над привычками хозяев, подтрунивать над традициями и втихаря полёвывать в угол, покручивая пальцем у виска, находясь в гостях, да ещё и непрошеных- ни у кого подлости не хватило.

Не для нас строено. Ну так, мы выйдем. На улице, под внезапно и торжественно наставшей персидской ночью, всех четверых накрыло таким неудержимым хохотом, что …не передать. Повизгивая, отфыркивась и лопоча что-то невразумительное успокоились только минут через пять. Выпили, закусили. Настроение – класс.

-А блин…- это Ромка, герой вечера — …я перчатку забыл там, пацаны. Я мигом…- Серёга кивнул, утирая слёзы. Ромка сбегал. Вернулся. Закрыли обратно на замок.

Без приключений дошли до дома. Смакуя содеянное каждый сам по себе, не обсуждая, легли спать.

Многое в жизни нам становится очевидно, лишь когда произойдёт. Несоответствие между будущим и прошлым, иногда велико настолько, что часто, в настоящем, мы не подозреваем о последствиях наших, кажущихся нам такими безобидными, действий.

В пять утра, как всегда на протяжении тысячелетий, встало Солнце. И как всегда, на протяжении последних лет, в пять утра, подчиняясь программе так же верно, как и мулла требованию веры, на верхней площадке минарета механически засуетился, проворачивая диск, серебристый SONY.

Техника даёт многое – свободу действий, избавление от рутины, комфорт, удобство, экономию, избавляет от насущной необходимости людского присутствия. Это хорошо. Но не всегда.

Нарушая все мыслимые и немыслимые законы шариата, все писаные, говореные и подразумеваемые нормы, догмы, постулаты, предикаты и предписания ислама, небывалым доселе и никогда не будущим впредь, всепобеждающим ля-минором из жестяного рупора минарета грянуло роллингстоуновское «I… CAN’T …GET…. NO…SA-TIS-FAC-TION!!!».

Ромка, конечно, не спал. Он ждал. И со сладкой мстительной патокой в сердце наблюдал, как только через час приехала к минарету машина, как очумевший мулла и ещё пять человек размахивая руками пытались вскрыть, закрытую Серёгой дверь – это ещё минут пять.

Если вы на короткой ноге с Миком Джагером, спросите его:«А что, старина, доводилось ли вам выступать в исламских государствах?» и если он ответит: «О, да!», спросите, на этот раз откровенно злоупотребляя вашей дружбой, брезгливо: «Ну и что за площадка-то была? Уж небось, не с минарета жгли?» и когда он скажет: «О, нет!», расскажите ему эту историю. Пусть он распечатает её и повесит рядом со своими грэмми и платиновыми дисками.

Потому что час, это много. Учитывая время, место и обстоятельства их невольного брунейского шоу – это целая вечность, не меньше, даже для «ROLLING STONES».

Также скажите ему, между делом, что из-за любви к их музыке, четырём парням из России навсегда закрыли визы в султанат Брунея.

Он мужик влиятельный, может пособит чем!