Платон Сумрaq : Заморозка

— Хотел бы я стать таким как мой друг?.. Зачем? Начнем с того, что ничего бы у меня не вышло. Больно мы с ним разные.
— Вот именно. Но как же ваш спор? Уйти с работы и непрерывно пить целый год! Вы же работали с шестнадцати лет. Должны были уяснить, что только наличие постоянной работы может обеспечить человеку уверенность в завтрашнем дне и стабильной привязанности к нему достойной женщины.
— Вы пришли поговорить о моем друге. Не обо мне. Читать проповеди о благе беспорочного и безгреховного труда — это не Ваша епархия.
— Вы уже получили свой миллион?
— Я хочу выпить.
— Я вижу. И я не против. Лишь бы это не повлияло на внятность и результативность нашего с Вами интервью…
— Я выпью?
— За ради бога. Только, пожалуйста, давайте все по порядку.
— Ну, слушайте… Прошло два года, как мы с ним снова встретились после значительного перерыва. Почти год мы просто выпивали. Просто много выпивали. Даже среди недели. Ведь мы оба работали. Приходилось знать меру. Но только я — закусывал, а он — никогда.
Если вдруг выдавался денек-другой, что мы с ним проживали трезвыми, — мой друг вообще не ел. Конечно, в типичном понимании этого слова.
И дело не в том, что он не умел готовить, или жил один. Дело в том, — что он мне не ясен, как кошка собаке…
Вот он какой — мой друг.
Вот с кем мы — не разлей вода.
И еще хорошо, что он хоть ею пользуется.
В смысле запивает. Запивает то, чем можно как следует напиться… Я еще выпью?
— Алик… Не то. Все не то и не о том. Что с того, что есть, как минимум две разновидности пьяниц. Одни во время выпивки прожорливы, другим и маковая росинка в рот не лезет.
— Извините, пьяниц я презираю. Мы с Гурманом — алкоголики.
— Я тоже, бывает, выпиваю. Бывает, и лишку даю… Вот, как Вы сейчас. И уж если переберу, дня два на еду смотреть не могу. В этом мы с Гурманом почти схожи. А учитывая частоту вашего с ним пития… Когда ж ему, бедному, есть-то? Я Вас, Алик, спрашиваю про странности Вашего друга. Про странности. Про странности его самого. Про странности его деда…
— Деда… Он тоже?
— Нет, Алик. Дед Вашего друга никуда не делся. Но разве не странно было заключать с Вами столь странный спор нестранному человеку? Поэтому я и вспомнил про деда. В наши дни любой ребенок знает, что всякие там нелады со здоровьем или еще с чем — передаются через поколение.
— Если Вы уж вспомнили про деда, тогда покажите мне того ребенка, который знает еще и то, почему его четырнадцать детей прохлаждаются по четырнадцати разным психушкам страны, а его единственный внук, ежедневно, в течение календарного года, напиваясь со мной в стельку, — по-прежнему в своем уме!
— Да… Вам бы адвокатом быть, а не поваром.
— Согласен. В этом собственно и заключается причина нашего спора.
— Не поделитесь сутью?
— Конечно, если это поможет скорейшей реализации его планов…
— И Вашего миллиона тоже…
— Кстати о миллионе. Вернее о двух. Сразу после школы, где мы с Гурманом десять лет отучились за одной партой, он с дедом уехал в Норвегию. Вернулся — всего два года назад. Когда мы встретились снова, сошлись на том, что оба хотим начать свое дело. Причем исключительно вместе, а не порознь. К тому времени мне осточертело работать на чужого дядю, а Гурману — на скупого деда. По приезде в Москву, мой друг почти день в день нашел работу. Стал копирайтером в рекламном подразделении одной норвежской компании…
— Видно «скупой» дед руку приложил.
— Видно… И, видно, поэтому… он работал копирайтером, мягко говоря кое-как…
— Не понимаю. Единственный внук… И не псих. Откуда могут взяться хоть какие-то трудности в их общении?
— А… Так было не всегда.
— Что-то произошло. Возвращение в Москву — это следствие спонтанного конфликта с дедом. Я прав? Не было никакой многолетней неприязни.
— Правы. Ведь фамилия моего друга, вроде как, способствует недурному аппетиту, и вообще — многому чего еще.
Она у моего друга — Гурман.
Но я — ем в три горла, а Гурман — нет.
Я — Алик Гринев — еврей, а Гурман — нет.
Да и что касается родных и близких; у меня — все дома, а у Гурмана — в психушке. Кроме деда…
— Не вижу связи. Может, хватит прикладываться к бутылке? Нить разговора теряется.
— Отнюдь. Дед у Гурмана — субъект крайне любопытный и загадочный.
Его всегда занимало только одно. Усовершенствование заморозки пищевых продуктов. Особенно он был неравнодушен к проблеме длительного замораживания уже готовых блюд, — начиная от обычной жареной картошки и заканчивая любой гурманской снедью, типа черепашьего супа.
— Заморозка продуктов — во всем обозримом мире давно поставлена на поток.
— Но все же… зачем дед моего друга уехал заниматься этим в Норвегию? В России тоже есть зима, и холодильники, и снег, и лед. Странно, да?
— Другие условия для работы, деньги, социальные программы. Мозги даром не утекают…
— Почему Вы смеетесь?
— Вы ловко поменяли нас местами. Желаете сменить тему или просто развезло?
— Меня не развезло. Мне повезло. Мне повезло, что у меня есть друг по фамилии Гурман.
— А почему всегда Гурман?
— Вы же в курсе, каково у него имечко.
— Логично. Так что там с миллионом?
— С двумя!
— С двумя.
— Вечная история. Плагиат.
— И кто у кого что украл?
— Дед Гурмана большой дока в своем ремесле. Все атрибуты преуспевающего западного ученого имелись у него в достатке. И не более того. Его никогда не посещал призрак Нобеля… Дед Гурмана — непревзойденный трудяга. Но без новаторского креатива, — выше головы ему было не прыгнуть.
— Заметь, Алик, я не перебиваю. Уважайте это.
— Мне все равно. Я выпью? Да, мне все равно. Мне целый год хотелось выговориться.
— А Гурман?
— Выговориться Гурману про Гурмана?
— Гурману про Гурмана?
— Гурман у нас гений. Но он сам — об этом и слушать не хочет. Даже когда пьяный вдрызг.
— Алик, держите мысль. Статья горит!
— Ну, не бойтесь Вы. Успею я выговориться… Гурман — гений! Я не собираюсь это замалчивать. Понимаете?!.. Я выпью?
— Не люблю повторяться.
— А я люблю. И повторюсь. Гурман — гений!
— Проще, Алик, проще.
— Дед Гурмана одновременно невообразимо циничен и сентиментален до вульгарности. У него в Москве была роскошная квартира. В центре. Вылитый антикварный магазин… Вы не поверите…
— Алик?!
— Вы меня слышите? Я выпью?..
— ?!
— Вы не поверите! Но в Норвегию… В Норвегию дед Гурмана вывез — только холодильник.
— Правильно. Деньги — легче, чем антикварный магазин.
— Вы меня слышите? Он ни черта не продал. За месяц до отъезда — старик мимоходом увидел в новостях избитый репортаж об одной многодетной семье, которая, мол, по вечной вине коррумпированных чиновников года три ютится в каком-то непотребном общежитии без надежды и канализации… В результате их жилищные условия резко изменились.
— Вы впервые назвали его стариком. Может уже пора назвать его… Н-да… Даже слова не подберу. У человека четырнадцать детей… Внук, как Вы говорите… гений…
— Дети не считаются. Они давно и надежно пристроены…
— Н-да…
— Но Вы же хотели услышать про гурмановские странности?
— Про странности, а не про глупости. Вот холодильник в Норвегию вывезти — это странность. Про него…
— Про него я и говорю. Представляете? Он вывез его полным! Точнее полной была только морозильная камера…
— В Норвегию с полной морозилкой?! Может, и я, Алик, выпью?
— Вот… выпейте.
— Спасибо. Я пошутил. Я не пью…


— Гений, я не понял! Опять залет. Чайник не кипит. Радио молчит. Все… Кальян не куришь. Я тебе, когда еще позвонил, что я в электричке?!
— Снова-здорово! Есть хочешь?
— Нет. Я по будням — только пью.
— А шоколад?
— Это не считается. И, кстати, если бы я не любил шоколад, у тебя бы никогда фольги не было. Тебе же некогда с дивана встать, дойти до магазина, пива хотя бы себе взять. А то… Вон. Трясет всего.
— Алик, садись за стол.
— Давай, уродец, наливай. По рюмке, и пойду кальян готовить. Темп, темп, темп! Я на пару часов и домой.
— Что за удовольствие орать попусту. На коренщиц своих ори… Налито.
— Давай, гений, за встречу!


Примерно в таком духе все и происходило.
Два закадычных друга.
Десять лет в школе за одной партой.
Потом — у Алика — армия. У Гурмана — откос по убедительным психическим обстоятельствам.
Алик Гринев — и поныне служит по поварской части. Элайя Гурман — и поныне талантливый, но непризнанный композитор: потому и пашет тапером. Вернее пахал. Пока из одной ближневосточной страны не вернулся Алик. Там он семь лет трудился личным поваром посла РФ.
До сегодняшнего вечера — мало, что менялось в режиме друзей.
С безотказной помощью водки — убивали время по будням.
В 05.30 — Алик едет на электричке на работу. В окраинную московскую и шибко ведомственную столовую. Дорога занимает два с половиной часа. Около 20.00 — вновь у Гурмана дома. В их родном поселке Лавкино.
По выходным убийство времени было — жестче, длилось дольше и отличалось некоторым разнообразием. Хотя, — и разнообразие это давно стало безвыходно традиционалистским.