Володенька : Лера

У неё был вид лунного туриста, разыскивающего свою планету: вишнёвые глаза, вытравленные перикисью волосы .
Прозвище « Узбекистан », школьным ляпсусом прилипшее, как chewing-gum к подошве и несовпадавшее, ни с аутентичностью Ким Вайлд, ни с местом рождения: Первый роддом г. Ленинграда .
Ни с льющимся, янтарной смолой, именем Лера .

Я не помню точно откуда она появилась, матереализовавшись из духоты городского лета, подойдя спросила:
-Закурить есть ?- с анархистской хриплостью Аманды Лир и тоном человека отвлечённого от важных занятий такой ерундой, как поиски курева .
Никаких: « Молодой человек… простите..» Слегка опешив от её богемной раскованности, я с интересом уставился: мне нравятся « бОрзые » девчонки.
Парень не спросит таким тоном: есть определённый протокол .
Так спрашивают в чужом дворе, в поисках заводки, но… эта, чувствуя свою исключительность, пользовалась ею на всю катушку.
Ну, спросил человек женского рода закурить: чего такого? Но в голове–же мысли сразу начинают течь в определённом направлении, вы-ж понимаете !?
Молча протянул пачку, она выщелкнула две сигареты — я опять ничего не сказал. Вернув пачку, закурила и стоит рядом, будто её приглашали.
Я немного физиономист – специфика такая .
Это не путана. Взгляд слишком независимый и незаинтересованный.Стоит курит, а вторую сигарету за ухо засунула, как плотник карандаш .
« Барышня! Х-эх» — Я паренёк начитанный и считаю себя в некотором роде «рафинЭ»: женщин не бью по лицу. Мать с бабушкой так воспитали .
Но существуют определённые лимиты. Ещё эта жёлтая панамка, с «лого» какой-то чухонской фирмы, натянутая на глаза.

Второй раз мы встретились поздней белой ночью или ранним тёмно-серым утром, у Дворца Молодёжи. Приехали на Сашкиной « тройке », в поисках ночных приключений .
Выходя из машины вижу её тащат в такси двое « чертей »-гостей нашего города-колыбели трёх революций и группы Аквариум .
-Э-э — гаркаю я –Вы чё, блять ?!- Это вовсе на меня не похоже: впрягаться за людей, которых не знаешь. Элементарная техника уличной безопасности .
Ребятки разворачиваются и с интересом разглядывают меня.Я даже слышу скрип их извилин: Начать с меня или закончить с ней ?
Но появившиеся из " жигулей " ещё три фигуры делают их благоразумней, если подходит это слово .
Неспеша, чтобы не потерять лицо :" Да пошла она, шалава "- уезжают на такси без особых проволочек.
Опять ни слова благодарности, как само собой разумееющееся: пялили-бы всю ночь в каком-нибудь мотеле, а утром выкинули, как использованный презик, не дав даже на метро .
Но с другой стороны: может ей этого и хотелось, сопротивлялась она и упиралась ногами в жёлтый бок « зеленоглазого такси », навроде предварительной сексуальной игры .
Сидит на поребрике, вся в своей независимости, собирает вывалившееся содержимое сумочки, на длинном ремешке через плечо. Голову опустила, шарит рукой по грязному асфальту.
Присев на корточки и взяв за ключицу, поворачиваю её к свету фонаря. Лицо каменное, слезы хрустальными горошинами катятся, оставляя дорожки на розовом макияже. Плачет .
Вот те раз! Допекло Лару Крофт в большом городе. У некоторых есть такая паронормальная способность: притягивать всякое дерьмо.
Её внутренний профиль не располагает к фразе :« Девушка, милая, перестаньте плакать, успокойтесь, прошу вас »
Поэтому в конце двадцатого века, в полу-мегаполисе на Неве можно услышать фразу, примерно следующего содержания :
-Хорош ныть, сама нарвалась… В следующий раз не будешь с гопотой связываться ?

… тем –же летом я опять встречаю её у магазина польской косметики «Ванда».Она стоит хмуро изучая витрину Стройтоваров на другой стороне Старо-Невского.
Я воздвигаюсь перед ней всеми бицепсами и грудинами, подкаченными ради лета в « качалке » родной слободки.
Меня душат мускулы и чувство собственной значимости.Она смотрит сквозь меня, в витрину со стремянками.
Я разглядываю её макушку с отросшими тёмнорусыми корнями, делающей её похожей на леди от пивного ларя.Облупившийся маникюр коротко остриженных ногтей лишь добавляет колорита.
Её можно принять за обыкновенную девчонку-лимитчицу, если –бы не прозрачность тонких пальцев и хрупкость шейных позвонков, наивно выпирающих сквозь трикотаж футболки.
Наконец она поднимает глаза и наши взгляды пересекаются деланным равнодушием.
-Привет .
-Здоров .
Не сговариваясь мы идём в сторону Суворовского.Молчание не тяготит, потому что мы разговариваем молча.
«Ну что всё куролесишь?»
«А тебе-то чего?»
«Так, спрашиваю.»

«Есть хочешь? Пошли в гриль, там осетрина на рещётке и народу мало .»
«Пошли, всё равно делать нечего»
Мы бездумно шагаем по тенистой Мытнинской и молча молчим..
Я разбиваю молчание:
-В этом доме была когда-то явка боевиков Народной Воли.Я в книжке прочитал. «Март» называеться. Читала ?
В ответ она отрицательно качает своей двуцветной головой, продолжая молчать.
Вдруг отчётливо понимаю, что последние три недели я ищу её лицо в водовороте толпы Невского и Петроградской, думаю о ней почти постоянно.
Она не идёт у меня из головы со своей дурацкой панамой.Что у меня, несерьёзного, почти серьёзные намерения: защищать и ограждать.
И никаких желаний, кроме, как идти рядом и рассказывать какую-то чушь, вычитанную в книжке. Я влюблён по уши, просто ещё не знаю об этом .

1996.