Ромка Кактус : Нежь

Опыт внутренней эсхатологии


Что бы ни говорили коклы теперь, христианство оставило в их душах неизгладимый и, надо сказать, благодатный след, который я теперь без труда мог наблюдать на лицах моих спутников: бегающие поросячьи глазки, в которых безумный, запредельный страх сочетается с не менее сильным желанием поднагадить ближнему. Это озорство, с каким дети поджигают платья спящих женщин, прямой потомок инквизиторского ликования. Или свинячий визг кондуктора – его только что застукали мочащимся в ведро с чаем, — злоба и отчаяние не могут заглушить ноток искреннего раскаяния и покаяния.

Наш поезд зашёл на железнодорожный мост через Днепр, и я наблюдал в окно, как юные киевляне на берегу удят рыбу. Босые, голые по пояс, в одних плавках с прорезями для хвостов тянут они из воды бельевые верёвки. На концах верёвок обычно та или иная часть Тела Христова. Старый Бог стал кормом и ловушкой для угрей – даже в этом проявилась могучая малоросская смекалка, их позитивное своекорыстие, — и то, что древний египтянин разбросал бы по всей стране и оставил гнить, современным коклам приносит экономическую выгоду. Я смотрел, как мальчишки вытаскивали на берег Спину Христову, копытцами давили угри в вёдра, и, пока старшие производили оценку состояния ловушки, младшие тащили вёдра к ветхой, просевшей лачуге, где их ждала закутанная в тряпьё старуха.

Но идиллическая картина за окном сменилась панорамой себорейных кущ. Жидотополя в самом цвету; летела шестиконечная перхоть на ветре перемен. По могучим стволам ползли пейсы-вьюны.

Я вспоминаю, как всё это произошло. Ещё каких-то пятьдесят лет назад коклы не были тем потрясающим, сильным, эволюционирующим народом, которым они стали теперь. Это был убогий туземный народец, говоривший на пиджин-русише, без своей культуры, экономики, политических древ. Когда мой отец оканчивал университет, самостийные украинцы, как себя называли предки коклов, сменили христианство на более перспективное языческое поклонение трубам российского газового магната. В процессе сосательных ритуалов туземцы кроме газа получали некоторые, довольно примитивные, плоды культуры. Например, они начали носить одежду и мужчины для спаривания чаще стали выбирать женщин, нежели представителей своего пола или свиней, что вызвало, конечно, демографический взрыв. Расплодившимся украинцам стало мало российского газа, а чуть погодя – и американских инвестиций. Прото-коклы приступили к исследованиям необъятных недр своей родины. Но вместо газа, нефти, золота и голубых сыров украинцы обнаружили доселе невиданных подземных тварей, гигантских антропоморфных говорящих мотыльков. Мотыльки по интеллектуальному развитию и технологии опережали не только примитивных украинцев, но даже передовые человеческие нации. Развитие украинцев бешеными темпами рвануло вперёд. Чтобы улучшить некоторые, и без того от природы развитые особенности украинцев, мотыльки провели массовую гибридизацию и скрещивание со свиньями.

С этого места начинается собственно история коклов как новообразованной нации и даже биологического вида. Теперь у них появился свой устный язык, тонические визги, но не было ещё языка письменного. Мой отец принимал участие в качестве приглашённого специалиста в разработке того, что получило название «свинопись». Таким образом, у нашей семьи были некоторые связи с закрывшим границы государством. Теперь я возвращался домой, на Гатчину, и вёз с собой обширный материал, собранный мной в ходе исследования религиозных верований коклов.

Я записывал некоторые соображения в тетрадь, — работа моя носила заглавие «Повелитель мотыльков», — и старался следить за пассажирами, чтобы они не сделали мне какую-нибудь неожиданную подлянку, когда в купе вошла женщина — не коклячья свиноматка, — прикрыла плачущее лицо картой Украины и пронзительно высморкалась, предположительно, в районе Львова.

СОПЛИ НАД ЛЬВОВОМ. Стихийное бедствие уносит сотни жизней. Самое страшное происшествие со времён РАБЫНИ ИЗАУРЫ.

Я обдумывал, как мне защищать эту смелую или просто потрясающе неосмотрительную женщину, когда она опрокинула ведро с чаем и села рядом со мной. Ехавшие со мной коклы бросились на пол и хлебали чай оттуда, не обращая на женщину никакого внимания.

- Простите, вы писатель? – обратилась она ко мне.
- В некотором роде.
- Как вас зовут?
- Игорь Наш Жирдомиров.
- Очень приятно, а я Ольга. Что вы пишите?
- Это? Это работа. Отчёт о поездке.
- Что-нибудь особенное?
- Да. Пишу о религиозных воззрениях коклов.
- В прессе об этом почти ничего не было.
- Я пишу не для газеты. У меня контракт с Исследовательским Институтом Хуйни. Впрочем, всё это не очень интересно. Скажите, а что вы тут делали?
- Охотилась на мотыльков.
- Как?! На тех самых?
- Да.
- Возможно ли?
- Понимаете, среди них есть ренегаты. Обычные мотыльки не вступают в телесный контакт с людьми и даже с коклами. Ренегаты – сброд, голубой понос со сметаной, как говорят у них. Они принимают обличье людей и совершают набеги на человеческие поселения. Моя сестра погибла… здесь, недалеко от Киева. Хрупкая девушка на пляже разнузданной похоти, хитиновый хуец рвёт тонкие трусики, проникает в сырую мякоть девственных недр. Четырнадцать мотыльков-ренегатов отложили в неё свои яйца. Я бежала изо всех сил, чтобы помочь ей, но было поздно: всё, что я нашла на пляже, это клубок гнусно копошащихся фаллических гусениц. Они говорили со мной голосом Вики. Они просили спеть ей колыбельную, пока она не ушла. Они читали уретрами любимые стихи девочки:

Белой ночью в белые сирени,
Призраком возникшие, приди!
И целуй, и нежь, и на груди
Дай упиться сонмом упоений,
И целуй, и нежь, и утруди...

- Это из Северянина, — продолжала она, — «Поэза белой сирени». И я долго после этого не могла уснуть: мне мерещились на потолке вязанки конских хуёв… Знаете, как это бывает?
- Кажется, я читал об этом у Батая.
- Мой отец много лет назад основал небольшое предприятие по производству кафеля. Сегодня, когда строятся эти гигантские ульи-небоскрёбы, фирма отца единственный поставщик кафеля мотылькам. У нашей семьи есть некоторые преимущества. Например, мне разрешили отомстить за сестру. Это было что-то вроде сафари в подземелье. Конечно, у меня нет полной уверенности, что я убила тех ренегатов. Но, в конце концов, что я могу теперь сделать?

И Ольга снова стала рыдать, уткнувшись лицом в мою ширинку.

Боже, как хотел бы я, чтобы эта история произошла по-другому, в ином месте и при совсем других декорациях. Тогда, быть может, я не ощутил бы того страшного, бесчеловечного возбуждения, что побудило мой любовный жезл очнуться от сна бессознательности и увидеть себя в бесконечном и безгранично слюнявом рту моей попутчицы; и золотые волосы, налипшие на румяные от горя щёки, и ползающих по полу нелепых существ со свиными мордами, и мёртвый свет пустотелого солнца, проникающий в купе сквозь пыльное стекло.