Маня Графо : Кража (записки из Эфиопии)

Леха, парень из посольства, ходил за нами как привязанный. Ну видно, задание у него такое было, потому как посольским оставалось неясным, откуда свалились к ним на голову какие-то журналисты в свадебном путешествии, а главное – от кого. Ведь никто на наш счет никого не предупреждал, да и не мог предупредить, потому как были мы действительно сами по себе. Да только кто ж у нас в такое поверит? В общем, в тот вечер пригласил он нас на кофе в один шалман, где танцуют народные эфиопские танцы. Андрюха оживился, ему эфиопские дефки нравились ужасно, а танцы у них – это такое безумное потрясание всеми частями тела, аж смотреть страшно (ну, мне) – кажется, сейчас все оторвется. Пили кофе, смотрели на пляски-тряски, ребята еще поднасели на арыке, местную водку — а меня вдруг одолел какой-то жуткий мандраж. Ужасно хотелось вернуться в нашу Говь к родным блохам и тараканам. Но мужики никуда не спешили, похотливо смотрели на эфиопок, я ощущала себя импортированным самоваром в Туле, и мне ничего не оставалось, как уставиться на удручающе унылого эфиопа с бэгэной в руках. Это такая гунделка с одной струной (если кто помнит, в «Маленькой Вере» эфиопы, которые к главным героям в гости после секса пришли, на такой играли). Эфиоп был страшный и, похоже, основательно накумаренный – в общем, мне было скучно. Наконец, решили идти. Леша сказал, что добросит нас до отеля.
Там нас ждала неожиданность – а для белого в такой жопе это не означает ничего хорошего. Нашего ноутбука в номере не было. Я в полном ауте присела на кровать. А в ребят будто бес вселился – на их яростный, отборный матерный рев живенько примчался весь персонал и, в страхе вытаращив глаза, столпился у нашей двери, держа безопасную дистанцию от двух нажравшихся и озверевших русских. О да, это был тропикоз. И еще какой! Тропикоз настигает белых, в большинстве случаев мужиков, в жарких краях, где дезинфекция стандартно проводится большим количеством крепких напитков. В отличие от нашей белочки, до которой все-таки путь довольно долог, тропикоз развивается стремительно: мания преследования, параноидальные состояния, галлюцинации, вспышки ярости, неадекватные слова и поступки на адреналине могут начаться уже на второй неделе пребывания. А тут еще такой повод. В общем, сломав пару стульев и пробив пару дыр в стенах (справедливости ради, в нашей Гови это и я могла бы сделать безо всякого тропикоза), Андрюха с Лешей потребовали управляющего.
Пузатый менеджер в бордовом пиджаке, с нескрываемым презрением глядя на белых сук, медленно приближался к нам по коридору. Персонал расступился. Бордовый пиджак выплюнул:
— Вот из хэппэн?
Вместо ответа Андрюха долбанул кулаком по жалобно скрипнувшему шкафчику.
— Ауэ ноутбук из нот хие, — сказала я.
— Вот? Бук? Ю донт хав ёр бук?
Объяснялись мы около получаса. Наконец, все поняли, что именно пропало. Ребята уже успокоились и потребовали полицию. Голосом, не предвещающим ничего хорошего, менеджер сказал, что сейчас все устроит. Буквально в три минуты – время, неслыханное для Эфиопии – появился еще более пузатый полицейский. Стало ясно, кто кого кормит в этом квартале. На нас смотрели уже откровенно враждебно, и даже мой амхарский не помогал. Совсем наоборот. Полицейский, глубокомысленно меня поизучав, вдруг состроил зверскую рожу и с подъебом на ломаном английском спросил у Андрюхи:
— Твоя жена? Она что, эфиопка?
— Она не эфиопка, она знает ваш язык.
— Откуда же она знает наш язык, если она не эфиопка? Я начинаю понимать… Она наполовину эфиопка!
— Нет, я русская. При чем здесь это вообще?
— Рассказывай, русская она. Ты наполовину эфиопка, ты подговорила своих друзей-эфиопов украсть компьютер, чтобы потом потребовать денег у этого достойного человека! (управляющий со скорбно-горделивой миной слегка наклонил голову) Сейчас мы поедем в участок и разберемся.
Леха тем временем дозвонился консулу (тот спал уже, конечно, за полночь было) и сказал, что мы поедем в участок писать заявление. Совершенно охуевшие, под конвоем из двух полицейских машин, мы доехали до участка. Тьму разрезал луч одинокого фонаря, дверь в низкий домишко была приоткрыта. Нас буквально втолкнули внутрь. За покоцанным полированным столом сидел душка-эфиоп: в форме и при усах, с высокими скулами и нехорошим взглядом. В другом углу стояли несколько эфиопов с автоматами.
— Кто из вас говорит по-амхарски?
— Говорить буду я, она моя жена.
— Ты говорить не будешь. Я не говорю по-английски, — на чистом английском сказал следователь (вот кто это был).
К Андрюхе подошли полицейские и стали оттеснять его к выходу.
— Он представитель посольства, он останется, — сказал муж, кивая на Леху. Тот с непреклонным видом сел на стул. Следователь скривился, но ничего не сказал. Андрюху увели.
М-да, вот где пригодилась юридическая лексика, которую вдалбливали в нас на четвертом курсе. По всему получалось, что дверь открыли ключом, который взяли с рецепшна. После часовой дачи показаний (следователь все за мной записывал) мне уже даже стало интересно, прям вот азарт ботанический какой-то взял, потому что все это было очень похоже на экзамен. Наконец, следователь протянул мне лист с записями:
— Читай и распишись.
Стала я читать. Ох. Это было нелегко, такие каракули разбирать.
— Читай-читай, студентка.
— У вас тут ошибка.
Наверное, зря я это сказала. Тем более, что ошибка была совсем даже и не одна. Тропикоз, видно, и меня не пощадил. Следователь прищурил глаза и недобро усмехнулся. Затем – проверенный международный способ поставить бабу на место — весело сказал что-то матерное известного содержания оставшимся в комнате полицейским. Они заржали. Леша вскинулся:
— Что они говорят?
— Непереводимая игра слов, Леш, к делу не имеет отношения.
Хорошо, что в полумраке было не видно, как я покраснела. А может, и видно. Я расписалась под показаниями.
Мы, наконец, вышли из участка. Светало. Оставаться в нашем отеле, конечно, было уже нельзя, поэтому решили забрать вещи и переехать в другой. Леха довез нас до Гови, но не тут-то было. Дверь была заперта, в окне маячил сторож с ружьем и скалился. Из всех остальных окон на нас смотрели работники отеля. В полнейшей тишине, в неверном сером свете. Мы стучали в дверь, но сторож только улыбался и мотал головой, потрясая ружьем. Мне почему-то лезло в голову одно архетипическое для видеосалонов начала 1990-х название фильма «Зомби в кровавом угаре». Пришлось уехать без вещей. Их мы забрали на следующее утро. Вошли в отель, прошли через кафе на первом этаже. Повисла просто гробовая тишина. Пока мы поднимались на второй этаж, на нас смотрели абсолютно все, не произнося ни слова. До сих пор, когда я это вспоминаю, меня потряхивает. Ноут наш так и не нашли (хотя годом раньше украденную у Парфенова камеру – он тогда фильм про Пушкина в Эфиопии снимал – все-таки ему вернули). А потом нам как-то пришла в голову мысль, что эфиопы и правда могли быть ни при чем – очень уж ёбнутыми показались мы сотрудникам посольства и резидентуры. Да еще и паспорт у меня тогда эстонский был. А вдруг шпионы, хуй знает?