Грузинский газэлист Махнадзе : РОЗА ИЦКОВИЧ (два мешка сахару)

Володя на секунду замер. Рука, стучащего в дверь, теперь сменилась ногой.
- Да что они там? Не понимают, уроды?
- Ну, зачем. Не обращай внимания, продолжай, — она закрыла глаза, нежно обхватила влажными ладонями затылок мужа, — ты, только ты, самый сааамый, мой.
- Ленка, Ленка моя, родная, девочка моя.
За стеной начали нестройно петь и стучали уже оттуда, скорее для веселья.
- Пойдём к ребятам, всё-таки 59 –я годовщина, вот бы получилось сына к октябрю. Представляешь, на 60-ти летие Октябрьской революции! Пусть только попробуют сессию не закрыть.
- А если раньше, на Успение?
- Тише ты, глупенькая, ещё из комсомола выпрут. Так сразу не бывает, месяца три как минимум надо. Ладно, ты как хочешь, а я к ребятам.
Оставшись одна, Лена вдруг ощутила себя в прозрачном, но осязаемом коконе. В нём было тихо, уютно, и так спокойно, словно вся любовь мира укрыла её в заботливых ладонях. Наверное, также себя чувствует плод в чреве матери, подумала она. За стеной кто-то громко крикнул её имя, смеялись, пели. А ей… а ей было очень хорошо и нестрашно.
-------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
— До экзаменов три месяца, по русскому изложение напишешь, не дурак, математику второй год с репетитором. Тоже должен. Но химия! Хи-ми-я! – мать произнесла по слогам,- это позор какой-то. И родители, и бабушка, все! Все химики!
— Мам, да не хочу я на ваш этот химфак. Лучше в армию.
- Я тебе дам армию, поганец. Пойдёшь к Розе Львовне. Решено. Она наш последний шанс. Её ученики заводами управляют. Нижне-Камский нефтехимический – главный инженер из Венеции недавно вернулся. Её ученик, – мать бессильно опустила ладони на колени, — сынок, я тебя очень прошу, хотя бы три занятия. А там ..
Мама беззвучно заплакала. Я понимал, что причина была не в моём предстоящем поступлении в универ. Два месяца назад отец ушел к лаборантке из своего цеха. Мама старалась не подавать виду, но как тут утаишь. Я тогда со злости облил ночью тремя литрами красной эмали папину новую таврию. Вот стоило мужику обзавестись машиной, все, свобода, новая жизнь. Ничо, прорвёмся.
— Мам, звони этой старой еврейке, — сказал я решительно, — пускай назначает время. И ещё. Платить не будем – и так денег мало. Вот соленьями, картошкой с дачи, это пожалуйста. Да и подруга она бабуле, сорок лет уж вместе все праздники встречают.

Я уже сейчас не помню, что рассказывала Роза Львовна про химию. Да и что она могла рассказать нового мне, потомственному химику в третьем поколении. Но я увидел, открыл, прозрел или ещё что-то там. В общем зацепило. Надолго.
В универе по всем двенадцати химиям (коллоидная, физическая, аналитическая, и пр., не говоря уж про органику с неорганикой) на экзамены я не ходил. Так ставили, порой в середине семестра. Говорили, что ген у меня химический, вижу реакцию. Уже на последнем курсе предложили должность зама подразделения горгостехнадзора. Согласился, конечно. Узнал изнанку наших заводов конца девяностых, тоскливо всё очень было и осталось. Потом областное министерство промышленности – начальник отдела, заместитель министра. Идейный был поначалу, думал, что можно химическую отрасль поднять с колен. На своём мелководье даже знал как, планы – мероприятия утверждал. Слова-то какие говорил! Оплодисменты мне, ещё ещё.
А потом запил. Вдруг неинтересно стало. Через год ( за две недели до нового назначения, там приставку статс –секретарь и руководитель управления к уже имевшемуся заместителю министра прибавляли) написал по собственному.
С одногруппником, которому года два на звонки не отвечал, стояли на обрыве речки у железнодорожного моста и, выпив по пять литров пива, под шум поездов орали старые песни Чижа, Чайфа, Алисы. В студенческие годы всегда именно здесь встречали весну. Я обнимал его, плакал, просил простить за то, что вот стал таким мудлом, зазнался. Он прощал, наливал уже водку. «Весна! приветствую тебя, я снова живой, — орал я, задрав голову. — Вот она жизнь, прости меня, Господи, что всю молодость просрал в бездушных коридорах. Что не понял своего предназначения. Но теперь я живой, Урра!»
Если бы не жены, то остались бы мы спать на том обрыве. Усилиями четырёх здоровых парней тела были погружены в крузак и доставлены домой.

И всё-таки Роза Ицкович во всём виновата. Да она, старая кляча. Три месяца промывала мозги и занесла в плодородную почву юноши спору сорняка, который вымахал в огромное дерево, затенив собой все разумные порывы стать экономистом, юристом, на ФАИТ податься (факультет автоматизации и информационных технологий). Нет, блять, химическая технология – да, эта мечта! Вот зацепило, целых пятнадцать лет не отпускало. Промышленность он решил поднять, страну спасти. Жопу надо было свою спасать, о себе думать. Урод. Ведь ничего, кроме химии не знаю, не умею. Но и в отрасль возвращаться не хочу. Не смогу – выворачивает.
Когда же всё это началось. Когда?
Размышляя после недельного запоя о причинах рухнувшего моего мира, ища виноватых и найдя – уу, старая пизда еврейская, я совсем забыл, чем закончилось репетиторство у Розы Львовны. Соленья и картошку она, конечно, взяла. Но добавила, без намёка на стеснение, что этого мало будет.
— Роза Львовна, — мама с неприязнью смотрела на пожилую, заплывшую с немытыми волосами учительницу, — Вы же знаете в каком мы положении.
— Деточка, все знаю, но у меня внуки, да и время какое. Я ж не деньгами прошу. Самое простое для вас. Ну, как бы подарок бабушке.
— Говорите, — уже смиренно произнесла мать.
— У Вас на заводе сейчас зарплату мешками с сахаром выдают. Мне бы два мешочка, самое-то к лету. На варенье обязательно приглашу.
— Но я уволилась недавно, где же возьму! Давайте уж лучше деньгами, — мать уже плохо скрывала раздражение.
— Ну, уволилась, а муж то, Володенька, в начальниках. Для него это такая мелочь. Лена, девочка, я так твоего сыночка научила, у него химия теперь в самом сердце.
— Хорошо, Роза Львовна, будут вам два мешка с сахаром.
Заранее зная, что мать всю заначку потратит на покупку столь дефицитного тогда сахара, я пошел к отцу. Дома у этой прошмандовки его не было. Встретились в гараже.
Поговорили обо всём. Кроме таврии. Вечером отец завёз сахар репетитору, а на следующий день вернулся домой. Навсегда.

Дела. А дела хуйовы. Что делать, как жить.
— Папа, хватит курить на балконе, я хочу с тобой играть, — голос сына вытянул из размышлений, — ну папа, пойдём, мне с мамой неинтересно.
— Да, маленький, всё уже иду.
Что делать, что делать. Жить. Просто жить. Есть ради кого.
--------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Володя вошел в комнату общаги, крепко обнял задремавшую жену.
— Ну ладно, ладно,- промурлыкала Лена, — уже встаю и одеваюсь.
— Давай, там вся группа в сборе, тебя дожидаются.
— Володь, а если у нас уже того, ну живёт уже там, — Лена погладила низ живота.
— Значит, пусть живёт. Родишь.
— Так просто? А что делать?
— Что делать, что делать. Жить. И нам и ему. Просто жить.