Екатерина Лошкова : В зеркале минувшего

Высокий старик лет семидесяти, плотного телосложения, опираясь на тяжёлую трость, с трудом поднялся с низкой кушетки и вышел из углового бокса привокзального медпункта. Он медленно двигался по холлу вокзала, волоча парализованную ногу. Дойдя до середины, старик остановился передохнуть в двух шагах от четырёхугольной колонны, поддерживавшей свод зала; для большей устойчивости он расставил шире ноги и опёрся обеими руками на трость.
Массивная голова старика с коротко подстриженными волосами была низко опущена, а тусклый взгляд направлен на потёртый носок тапочка, надетого на непослушную ногу. Постояв неподвижно некоторое время, будто в забытьи, он медленно поднял голову, и его безжизненные глаза ожили. Старик широко и радостно заулыбался.
– Здорово, Васька! Сколько же годков мы не видались?!
Он хотел кинуться в объятья товарища, но потерял равновесие и упал бы, но к нему подбежал молодой человек и поддержал.
Приняв прежнее, более устойчивое положение, старик смущённо и виновато улыбнулся и кивнул тому, встрече с которым был так рад.
– Наконец-то удалось нам свидеться! Я всегда вспоминал тебя, Васька! Рассказывал сыновьям, как тащил ты меня через болото. Помнишь, как ранило меня разрывным снарядом, когда состав подрывали? Хорошую же мы тогда люминацию устроили фашистам! Но и мне досталось! – старик покачал головой. – Два перелома, пять осколков да ещё сотрясение мозга… Мне Маруся сказывала, что и ты был чуть живой от усталости, когда притащил меня в партизанскую избушку, – старик благодарно взглянул на товарища. – Ты настоящий друг, Васька! Не бросил меня умирать на сырой земле, к своим доставил! Спасибо тебе! Ну, и здоров же ты был, Васька, в то время! Помнишь санитарку Марусю? Это она лечила меня всю осень, когда я немощный лежал в партизанской землянке. Маруся не отходила от меня ни на шаг. Она и травяными настоями поила меня, и мази сама готовила, и ягодами да грибочками подкармливала. Сумела всё-таки заживить все мои раны! – старик, вспоминая минувшее, покачал головой и прослезился, а через какое-то время, справившись с волнением, продолжал. – Вы с Марусей вызволили меня из цепких лап беззубой! Если бы не вы, все бы давно забыли о бесшабашном пулемётчике Сашке. А ты-то, Васька, как увивался за Марусей! Как увивался!.. Но ничего у тебя не вышло. Меня она выбрала, меня! – с чувством торжествующего превосходства воскликнул старик. – А ты, дружище, как посмотрю, сда-а-ал! По-ста-ре-е-ел! – старик приосанился. – Я, однако, чуток побравее тебя буду, – самодовольно улыбаясь, похвалился он.
Внезапно старик пригорюнился и сокрушённо покачал головой.
– Похоронил я свою Марусю, – он помолчал и тяжело вздохнул. – Жена давно лежит на погосте, – старик с трудом поднял голову. – Вижу, вижу, известие о смерти Маруси задело твоё ретивое. Ты тоже всё ещё любишь её. Вишь, как тебя всего перекосило от горюшка! Не криви губы, Васька! Скоро все там будем.
Старик вздохнул и снова сник, всецело уйдя в свои безрадостные мысли, долго раскачивался всем корпусом взад и вперёд, лицо его было напряжённым. Он потёр лоб, будто припоминая что-то, нахмурился и, подняв брови, встрепенулся, с досадой произнёс:
– Постой, постой! Я брякнул, кажись, не то. Маруся-то моя жива! Не она умерла, а её сестра. А Маруся уехала в деревню Берёзовку к нашей внучке Иринке. Иринка родила сына, назвала его Сашкой – в честь меня, значит, – старик снова самодовольно улыбнулся, подкрутил седой ус.
Выражение лица его постоянно менялось, как февральский денёк, быстро переходя от эйфории к безмерному огорчению.
– Я совсем запамятовал, – старик печально улыбнулся. – Маруся-то сегодня приходила ко мне, звала к внучке посмотреть на мальца – нашего правнука. Но куда я поеду с моей-то больной ногой? – он сокрушённо покачал головой.
В холле появился высокий крепкий мужчина лет пятидесяти, похожий на старика. У него были тёмно-русые волосы и такие же круглые, как у отца, тёмно-карие глаза, но с цепким внимательным взглядом.
В одно мгновение мужчина отыскал отца среди беспрерывно сновавших по холлу людей и направился к нему. Встревоженный видом старика, жестикулировавшего и громко говорившего у зеркала, встроенного в колонну, мужчина подошёл ближе, остановился в сторонке, прислушался. Поняв, что тот возбуждённо делится воспоминаниями со своим отражением в зеркале, осторожно подошёл и, обхватив сильными руками, развернул его к себе.
– Идём, отец. Наш поезд прибыл. Посадка уже началась.
– Сынок, погодь немного! Я встретил свово дружка Ваську! Дай мне погутарить с ним! Это же он тащил меня полуживого три километра на своей спине! Это о нём я прожужжал вам все уши!
Старик беспокойно завертел головой, отыскивая друга. Черты лица его исказились, взгляд стал тревожным.
Масса людей, перетекающая с места на место, после объявления диктора потекла в одном направлении – к выходу. Все равнодушно пробегали мимо старика и были похожи на ручей во время половодья, обтекавший препятствие.
– Васька, ты где? – глядя то в одну сторону, то в другую, вскрикивал старик, и умоляющий взгляд его остановился на сыне.
– Сынок, Васька только что был здесь! Я не успел расспросить о его жизни! Куда он запропастился? Поищи! Ростом Васька примерно такой же, как и я, только поплоше. И рубашка на ём такая же, как на мне, синяя…
– Отец, мы же на вокзале. Услышал он, что объявлена посадка, вот и заторопился на поезд. Ты зря не волнуйся. Скорее всего, твой друг едет тем же поездом, что и мы. Как только займём свои места, я пробегусь по вагонам и найду твоего товарища.
Старик от мысли, что он навсегда может потерять своего друга Ваську и от вида равнодушного людского потока, готового смести, как казалось, всё на своём пути, разволновался ещё больше и снова взмолился, глядя на сына:
– Поищи Ваську за ради Христа. Вдруг ему надо ехать другим поездом? И я уже никогда не увижу его!!!
– Отец, нам надо торопиться.
Лицо старика побагровело и исказилось гримасой негодования.
– Какой же ты бессердечный! – вдруг злобно закричал он на сына. – Я же столько лет не видел друга, а ты-ы-ы!
Старик, забыв о болезни, поднял на сына трость, но слабая нога его, не выдержав нагрузки, подвернулась, и он стал заваливаться на бок. Тело старика обмякло. Сын быстро закинул руку отца на свою шею, крепко обхватил его повыше пояса и призывно махнул в сторону приоткрытой двери фельдшерского пункта.
– Санитар, помогите, пожалуйста, довести больного до поезда!
Из медпункта выскочил высокий, крепкого сложения мужчина и умело поддержал старика с другой стороны.
– Ну и тяжёл же ты, батя! – воскликнул он, но тот никак не отреагировал на его замечание. Взгляд старика был потухшим. Санитар повернул голову к мужчине:
– Давно он стал таким? Что с ним?
– Пять лет тому назад мы похоронили мать, вот и маемся с тех пор.
Мужчины повели старика к выходу.
Стопа левой ноги старика загнулась, а носок мягкого тапочка, закреплённого вокруг щиколотки чёрной тесёмкой, стал выписывать на мокром кафельном полу зигзагообразную полоску…

Алтай, Бийск.
Екатерина Лошкова