Йети : Философия жызни

21:41  24-01-2011
Случай, о котором я собираюсь вам рассказать, произошёл в то время, когда люди ещё не изобрели смартфонов и ноутбуков. А в дачном товариществе «Незабудка», где собственно, и развернулись эти события, был всего лишь один телефон. Этот эбонитовый диплодок с буксующим диском был установлен в домике сторожа, и звонить по нему разрешалось только в экстренных случаях. Поэтому люди просто ходили друг к другу в гости чтобы пообщаться, так сказать, «тет на тет».
Агнесса Сильвестровна в тот день стряпалась, и летний ветер разносил по округе сдобный аромат свежей выпечки. Лаврентьич, бессменный «незабудковский» председатель и сторож, заглянул как раз в тот момент, когда хозяйка гусиным пером намазывала на румяные шаньги топлёное масло.
- Бог в помощь, Сильвестрна! Чего опять Ката-то на цепь посадила? Всё ж кобель, а не каторжанин с «пожизненным»! – Лаврентьич сел, и пристроил свою двустволку между ног. Отслужив до пенсии в НКВД, и за всю жизнь не обзаведясь семьёй, старик в свои семьдесят лет глядел бодрячком. Никто из дачников не видел его без ружья, равно как и не слышал, чтобы оно стреляло.
- Вот и погулял бы с ним! А так – пусть сидит, от греха! Пугается его народ, хоть он и смирный. Приехала Зойка-то? – перехватила инициативу Агнесса Сильвестровна. Зойка, внучатая племянница Лаврентьича, была единственной девушкой, с которой её двадцатилетний сын мало-мальски находил общий язык. И Агнесса Сильвестровна сильно надеялась женить сыночка на этой хохотушке.
- А то ты не видала?! Час тому, как с Фаллосом твоим на речку пошла! Я ей больше ни с кем и яшкаться не разрешаю. К-контрики-бандиты, мать их за ногу!
- Вот затеял! Сколько раз можно поправлять?! Моего сына зовут Фа-лес! Фалес Милетский — основоположник древнегреческой философии, чтоб ты знал. А фаллос у него, как и у всех прочих мужиков, находится в штанах!

Агнесса Сильвестровна всю жизнь преподавала историю и обществоведение в средней школе. Древнегреческая философия была её дипломной работой, в момент написания коей и был зачат будущий тёзка античного мыслителя. Его отец, являющийся по убеждению Агнессы Сильвестровны майором секретных служб, а на самом деле – гастролёр-катала, исчез в неизвестном направлении за три дня до защиты диплома. Однако, не сломленная горем мамаша благополучно разродилась, и отдала свою молодость воспитанию ребёнка. Под гнётом деспотической материнской любви юный Фалес познавал жизнь сугубо из печатных источников.

- Значит, это по-учёному х…хм…гм! Ясен день. …А что, на работу-то устроился Ф…фуцан твой? Пришибленный он какой-то у тебя: книжечки, очёчки… оппортунист, да и только! – Лаврентьич, не дожидаясь приглашения, потянулся за плюшкой. Агнесса Сильвестровна, с утомлённым вздохом воздела очи к небу:
- Ты, Лаврентьич, похоже навсегда застрял в эпохе культа личности! Проснись: развитой социализм на дворе! А Фалик мой, между прочим, философский факультет с отличием закончил, и уже над диссертацией работает.
- И что за диссертация, если не секрет? Опять, поди, какие-нибудь уклонистские штучки?
Агнесса Сильвестровна звонко брякнула об стол кружкой молока:
- Не болтал бы ты, старый, чего не понимаешь! Мой Фалюша – незаурядная личность и будущее светило науки. Тема его диссертации — «Диалектический материализм как рычаг свержения монголо-татарского ига в России XIV века».
- Ну, Ясен день… работать не будет! …А я вот тут дело расследую. У Тренькиных какая-то сволочь гуся украла. Сдаётся мне, шпана городская на мотоциклах шакалит. Изловлю – накажу примерно паразитов. К-контрики-лазутчики, язви их в душу! – Лаврентьич доел картофельную шаньгу, потом поводив над блюдом рукой, выбрал творожную ватрушку и деловито принялся её жевать, запивая молоком – Кстати, Сильвестрна, сопропель не нужен? Я тут договорился с мелиораторами по случаю, сколько хочешь дадут. Только его надо сразу оприходовать по назначению, иначе позасохнет к едрене матери. Негоже добру-то пропадать.
Агнесса Сильвестровна, вытирая руки о передник, вздохнула:
- Нужен-то-нужен. Давно мечтаю грядки свои сопропелем удобрить. Вот доставили б мне прямо на участок кубика два-три! Да ведь так не договоришься!
Лаврентьич энергично поднялся из-за стола, облизывая пальцы:
- Благодарствую за угощение, хозяюшка! Как раз сейчас эту задачу и решаю: чтоб сделать всё централизованно, организованно и, ясен день, оперативно – сказав это, старик подхватил ружьё и вышел за дверь. И уже со двора прокричал в открытое окно: – Так я беру Ката с собой, Сильвестрна? Прогуляемся по-стариковски.
- Да ради бога! Увидишь ребятишек – гони обедать! – Агнесса Сильвестровна, выглянув в окно, проводила взглядом ссутулившуюся фигуру ветерана НКВД, облачённую в синий китель и форменную фуражку.

Довольный Кат трусил рядом, то забегая вперёд, то отставая для того, чтобы обнюхать и пометить какой-нибудь столбик. Этого огромного «Кавказца» знали и любили все дачники. В отличие от своих кровожадных сородичей, Кат был этаким «добрым львом» из сказки «Волшебник изумрудного города». Пёс имел преклонный возраст, хромал на заднюю правую ногу, и пребывал обычно в печально-отстранённом расположении духа. Конечно, если не брать в расчёт тех случаев, когда что-то угрожало его хозяевам.
Старик с собакой неспеша спускались по дачной улице.
***
Зойка в тот день сдавала предпоследний выпускной экзамен в медучилище, где оказалась в своё время «за компанию» с подружкой. Сдала как всегда первой, и ещё успела на одиннадцатичасовую электричку. Так что ближе к обеду уже поливала цветы на дедовской даче. Потом она какое-то время бесцельно слонялась по дому, напевая под нос на мотив «Арлекино»: «что бы, что бы мне придумать, нанана-нана-ляля…». На веранде в руки ей попал моток тонкой нихромовой проволоки. Зойка покрутила его на пальце что-то вспоминая, затем быстро бросила в пляжную сумку, и побежала к соседям проведать друга Фалеса.

Подкравшись к знакомому окну, она обнаружила «мыслителя» сосредоточенно читающим. Слева от него стоял стакан молока, по правую руку – надкушенная ватрушка. Не отрываясь от чтения, Фалес трапезничал. Так как стол находился в пределах её досягаемости, Зойка быстро заменила плюшку на сорванный поблизости патиссон. Фалес очнулся не столько от неожиданного скрипа на зубах, сколько от звонкого смеха за спиной.
- Зоя! Как неожиданно! – он в смятении положил патиссон в тарелку и соскочил со стула – я как раз вспоминал о тебе… – уши будущего светила зарделись в лучах заглянувшего в окно солнца. Дело в том, что Фалес давно являлся Зойкиным тайным воздыхателем. Почему тайным? Видимо потому, что эталоном взаимоотношений между мужчиной и женщиной стали для него романы Дюма и Мопассана, прочтённые ещё в весьма юном возрасте. А будучи двенадцатилетним мальцом Фалес прочёл от корки до корки «Войну и мир». После этого конопатая Зойка стала для него одухотворённой и хрупкой Наташей Ростовой. Именно в тот безоблачный период своей жизни они впервые и встретились, когда сопливая «графиня» засунула за шиворот замечтавшемуся «Пьеру» холодную лягушку. В дальнейшем, все возвышенные стереотипы, сформировавшиеся в его голове под влиянием прочтённой литературы, неизменно разбивались о бетонные реалии повседневной жизни. И незаметно для окружающих, Фалес прописался в своём, параллельном мире.

- Покажи обложку! – внезапно потребовала Зойка, и склонив голову, медленно прочитала: Ф. Гегель. «Феноменология духа» – не знала, что меня зовут «Гегель»! – и вновь залилась смехом – пошли на речку, ботаник!
Для Фалеса это было предложение, от которого нельзя отказаться. Кивнув с такой энергией, что очки чудом удержались на носу, он с тупой улыбкой шагнул в окно.
На речку идти было недалеко: она протекала почти сразу за забором. Берег со стороны «Незабудки» был довольно крут. Островки кустарника перемежались небольшими «пляжиками» – пятаками вытоптанной и приспособленной дачниками для купания и отдыха, земли. Зойка привела Фалеса на своё любимое место. Кроме пенька-столика здесь был ещё, изготовленный Лаврентьичем, мангал-коптильня. Это была обычная, вросшая уже в землю, металлическая бочка. На одном её боку имелся проём, шириной сантиметров в тридцать. Внутри, на небольшой высоте – опоры для укладки шомпуров с шашлыками. А почти у самого жерла – такие же опоры для подвешивания воблы. Что ещё хорошего имелось на этом пляжике – так это большой камень у самой воды, где можно было сполоснуть ноги, чтобы обуться.
***
В июньские полдни, когда ещё много полой воды и очень ярко светит солнце, мелкая щука любит неподвижно стоять у берега, греясь и карауля добычу. Техника ловли силком проста, и потому азартна. Надо осторожно завести петлю через голову щурёнка, и резко выдернуть его на берег. Соорудив силки из Зойкиной проволоки, молодые люди начали охоту. Зойка поднялась метров на сто вверх по течению, и вернулась обратно с куканом из пяти щурогаек. Напарника она обнаружила на том же камне, где он и был оставлен ею двадцать минут назад. Поза и отсутствующий взгляд мыслителя говорили о глубочайшей задумчивости.

- Фаля, смотри сколько я рыбы наловила! А ты чего сидишь, ворон считаешь?
Фалес аж подскочил от неожиданности:
- Что? Зоя? А почему-то у меня здесь рыба не плавает! И я вдруг представил себе…
- Нечего тут представлять, надо просто внимательно смотреть – Зойка решила преподать другу небольшой практический урок – иди сюда, видишь? Она не плавает, она стоит!
- Вижу… какая-то чёрная коряга… а я как раз хотел тебе сказать…
- Коряга не чёрная, а зелёная! А из-под коряги чёрная щучья башка торчит! – Зойка начинала терять терпение, но разговаривать приходилось шёпотом – надо завести силок так, чтоб не задеть плавники – и она, вместе со своим учеником, взялась за черенок.
- Вот я и думаю, Зоя. Раз что-то может быть для одного человека зелёным, а для другого – чёрным, для одного весёлым, а для другого – грустным, стало быть, есть рациональное зерно в концепции идеализма, утверждающей, что мир – это комплекс наших ощущений? К примеру, наши с тобой миры имеют значительную разницу по величине и цветовой гамме…
- Не бубни… Сейчас – очень осторожно… Она здоровая, кое-как в петлю входит! …Тяни!
- Но самое грустное – это то, что человеческая речь есть весьма неуклюжий инструмент для сообщения между этими мирами… и тайны большинства вселенных никогда не будут открыты… – Фалес смотрел на воду глазами лунатика.
Зойка явственно представила, как щука вильнув хвостом, уходит в глубину.
- Лови!!!
- …И всё же, старик Гегель в чём-то прав, ведь границы человеческого сознания так же безмерны, как и границы материальной вселенной…
- Лови, ёб твою мать! – В азарте, Зойка изо всех сил рванула черенок силка. Не ожидавший такой встряски Фалес повалился назад, увлекая её за собой. Щурогайка серебристой ласточкой пролетела над их головами. Они с минуту лежали на траве лицом к лицу, отчего у Зойки появилась приятная истома внизу живота… она уже прикрыла глаза…
- Так ты не согласна со мной? Кажется, ты что-то сказала – размеренный голос напарника вернул её к действительности.
- Я говорю: «Увы, нам этого не понять»! – с вызовом в голосе резюмировала Зойка.
- Как ты права, Зоя! Но мы должны стремиться, ведь именно это помогает нам постичь самих себя – тут наконец наш герой осознал, что находится со своим божеством в такой близости, о которой не мечтал даже в самых смелых снах. Вскочив на ноги, он стал сосредоточенно выковыривать носком штиблета из песка большую гальку.

А его беззаботная подруга уже бежала к воде, крича:
- Пошли купаться, умник! Кто первый – воду греет! – она на ходу сбросила сарафан и ловко нырнула «щучкой» прямо с берега. Фалес продолжал топтаться на месте, вспомнив что не одел плавки.
- Фаля, ныряй! …Вода тёплая! …Фаля, так не честно! …Я не смотрю, я отвернулась! – Зойкина голова маячила уже посередине реки.
Фалес с обречённым видом поднялся к пеньку, медленно разделся, и вернулся на «стартовую позицию». Он стоял на краю небольшого обрыва, нервно теребя резинку чёрных сатиновых трусов невероятного размера. Потом вдруг всё его внимание привлекло нечто происходящее на соседней полянке.
- Очень симпатичные трусы! У моего деда точно такие же. Ныряй! – Зойка весело смеялась, пока не обратила взгляд в ту же сторону, что и её друг. Там, подъехавшая откуда-то группа лохматых мотоциклистов, шумно и нагло осваивала «пятачок». Свои мотоциклы они выстроили на самом верху, а сами быстро скидывали одежду и бежали к реке. Кое-кто суетился на берегу готовя пикник, но было очевидно, что все кто раздевался – раздевались догола. Слегка оторопев от такого бесстыдства, Зойка сочла за благо повернуть к берегу. Но один из рокеров, заплывший дальше остальных, уже заметил её рыжую голову и на всех парусах сокращал дистанцию, то и дело выкрикивая:
- Девочка! …Русалочка! …Подожди! …Не уплывай! …Я иду к тебе, моя русалка!

Фалес полуприсев, и отчаянно грызя ноготь, наблюдал за происходящим. Из периодической прессы ему было известно о нудистских пляжах. Но встреча с этим безобразным явлением здесь, в родной «Незабудке», в присутствии святой и непорочной девушки, явилась для него коллапсом всех умственных и этических устоев. Когда Зойка доплыла до берега, Фалес помог ей взобраться до площадки, на которой находился сам. Непрошенный гость приближался следом. Стоя рядом с идолом своих ночных грёз, «незаурядная личность» лихорадочно напрягала мозги, вспоминая все законы диалектики, дабы в критический момент с неотвратимой решимостью применить их в жизни.

И вот уже совсем рядом ухмыляющаяся физиономия ублюдка с налипшими сосульками волос… вот показались сутулые рябые плечи… впалая грудь с редкими рыжими кудряшками… беспардонно болтаясь, над водой поднялся обрамлённый мокрыми волосами срам… Бац! Это Зойка, в лучших футбольных традициях произвела сокрушительный удар с правой ноги, когда мяч – то бишь голова противника – вышел на ударную позицию. Падая, поверженный враг схватился за развевающиеся Фалесовы трусы так цепко, что несчастный философ сел на задницу. …Спустя мгновение после громкого всплеска и поднявшегося вслед за ним фонтана брызг, друзья увидели внизу следующую картину: Неприятель, с окровавленным носом и ошалевшими глазами, полулежал на прибрежной отмели. Его член, как инородное тело, держался на плаву, беспечно покачиваясь в набегающих волнах. А в высоко поднятой правой руке, словно чёрный пиратский флаг, развевались огромные трусы.

Фалес тут же закрыл своей рукой Зойкины глаза, стремясь оградить её от столь гнусного зрелища. Но тут он взглянул на себя, и суемудрое чувство самосохранения повелело ему как можно скорей зарыться в землю. В панике, он не нашёл ничего лучше, как через имеющийся проём «бочком» втиснуться в «мангал-коптильню». Оказавшись по грудь в бочке, Фалес почувствовал себя более уверенно, и оценил обстановку: Штаны лежали в десяти метрах от него, на пеньке. Зойка самым глупейшим образом смеялась. Недавний агрессор отплыл подальше от берега и громко орал непотребные вещи. А с соседней полянки быстро приближалась толпа голых дикарей.
- Зоя, подай пожалуйста штаны, иначе я буду совершенно парализован! – взмолился он.
- Я-то думала, что ты слегка контуженный, а ты скоро будешь совсем парализованный! – не замечая приближающейся угрозы, веселилась Зойка.
***
Рокеры-нудисты балдели в предвкушении хорошего отдыха. Яркое солнце. Дикий пляж. Ящик «Портвейна» и жирный гусь. Что ещё нужно для полного кайфа? Их было семеро. Моня и Пипа как всегда отвечали за «поляну», поэтому бросились собирать дрова. Слон выгружал из своей люльки провизию. Зуб, Дрын, и Фома ещё скидывали одежду, а Глист, как всегда, оказался самый шустрый. Он сразу уплыл на середину реки, и с воплями радостного дегенерата скрылся за излучиной. Все немного опешили, когда вдруг услыхали его истошный крик:
- Мужики! Сюда! Наших бьют по беспределу!

Само собой все, как были, бросились спасать Глиста. На ходу вооружились подручными средствами: кто знает, что там за кодла. В боевом азарте вылетели на поляну и немного оторопели: кого «месить» – непонятно. Девица какая-то в купальнике сидит на пеньке, хихикает как дура. Больше никого не видать. А Дрын ещё, по инерции, жути нагоняет:
- По местам стоять! Кто тут Глиста обидел?! Всех – ревёт – поубиваем.
Тут из большой железной бочки – с горячки никто на неё и внимания не обратил – выглядывает какой-то очкарик-недотыка, и давай таким протокольным голосом речь толкать:
- Товарищи хулиганы! Предлагаю всем разойтись по-доброму. Ваш – говорит – численный перевес ничего не решает. Поскольку, согласно первому закону диалектики, количество есть определенность, «безразличная для бытия».
Все немного ошалели от такого наезда по «бытию» и уставились на Зуба – что, мол, шишкарь на это скажет. Глист подплыл к берегу и орёт:
- Мочите этих отморозков!
Слон подал идею в своём духе:
- Я могу у них ноги из жопы повыдёргивать, и по морде ими надавать.
Моня и Пипа стоят, молчат, и тупо дубинками по руке похлопывают. Но Фома, который всегда был в их гоп- компании самым умным, изрёк дельную мысль:
- Этот ботаник, походу, шлюшку-то за бабки снял для временного пользования.

- А чо, давайте все по очереди и попользуемся! – внёс предложение Дрын.
- Короче, Глист и вы двое – Зуб указал пальцем на Моню с Пипой – караульте Диогена в бочке, а ты, пута – он поманил пальцем Зойку – давай отрабатывай! Минет хорошо делаешь?
Вообще-то, девка из себя классная была, «всё при всём». Она так мило улыбнулась Зубу и говорит:
- Не волнуйтесь, мальчики, обслужу по первому разряду! Только не всех сразу. У меня – дескать – и резинки с собой есть – и такой развратной походочкой направляется к своей сумке – только ягодицы поигрывают.
В это время с Диогеном случился самый натуральный психический припадок. Он схватился зубами за край бочки и завизжал как дикий боров. А потом, с выпученными глазами, понёс такую ахинею:
- Товарищи развратники, советую вам поскорее убраться, так как насилием вы ничего не добьётесь! Ваш – кричит – тезис это отрицание общепринятой морали, а наш тезис – это отрицание вашего отрицания. Согласно третьему закону диалектики, сейчас неминуемо наступит кризис! – потом на девицу посмотрел, которая уже присела возле Зуба, и как завопит:
– Натали, ты не можешь! Где мои пистолеты?

Ну, тут с него все поржали от души, конечно. А Зуб ещё стебается:
- Самое главное, чтоб отрицания сосания не было – и посмотрев вниз добавляет – видишь, Наташенька, от какого маньяка мы тебя спасли – значит, ты должна хорошо себя вести!
- Хорошо себя вести теперь ваша задача – ни с того ни с сего заявляет та, и встаёт во весь рост. Зуб почему-то весь так подтянулся и глаза выкатил.
***
- Иди за мной! – уверенно скомандовала Зойка. И все присутствующие с удивлением увидели, что Зуб в самом деле за ней пошёл. При этом он очень мелко перебирал ногами, но не отставал ни на шаг. «Бери штаны!» – Зуб поднял брюки Фалеса каким-то странным способом: Не сгибая ног, он выполнил боковой наклон корпуса, и ухватил их как прищепкой, указательным и средним пальцами. «Теперь отдадим их Диогену. А твои козлы пусть отойдут подальше!».
- Козлы, отойдите вон к тем кустам! – продублировал команду Зуб – Да быстрее вы! Хотите, чтоб она меня без хуя оставила? Теперь многие из рокеров смогли разглядеть, что Зойка водит их предводителя на тонкой проволочке-удавке, затянутой у основания его детородного органа. От принудительного прилива крови, этот самый орган в отличие от хозяина, стал вести себя твёрдо и уверенно. Игнорируя показания текущего времени, он вызывающе смотрел строго на полдвенадцатого. Сцена была явно не из светских, и освобождённый Фалес-Диоген, сняв с Пипы соломенную шляпу, повесил её на этот «крюк».

Приятели Зуба начали было тихонько обсуждать способы спасения своего лидера, но вдруг разом оцепенели. В их взглядах, направленных на ближайшие кусты, застыл животный ужас: оттуда, чуть пригнув голову к земле и подобравшись для прыжка, на них молча надвигалась огромная собака Баскервилей. Зверь из подлобья смотрел на незваных гостей, как на свою добычу. Шерсть на его загривке топорщилась дыбом, из угла пасти свисала слюна. Волкодав приблизился к своим жертвам, и медленно прошёл по кругу, нюхая у каждого между ног словно прикидывая, с чего начать трапезу. Он был заметно озадачен, когда его окликнул Фалес. Свесив язык лопатой, пёс нехотя уселся подле хозяина.

В этот момент на поляну спустился Лаврентьич, с ружьём наперевес. На поясе у него, как у заправского охотника, болтался дохлый гусь.
- Мордой в землю! Руки за голову, контрики-ярыжники! – грозно скомандовал он. И только потом оценил обстановку – Ах ты ж, ебическая сила фактических явлений! Похоже, мы с Катом вовремя подоспели. И чего эти трахомудни от вас хотели? – последний вопрос был обращён к Зойке.
- Они думали, что будут бегать здесь нагишом и иметь всё что шевелится – насмешливо отвечала та.
- А этот ебака со шляпой на шляпе чего стоит? – дед махнул стволом в сторону Зуба.
- Он не может лечь, деда, он у меня на аркане! – Зойка приподняла руку, и Зуб тут же встал на цыпочки. Лаврентьич закатился в беззвучном смехе:
- Ну молодец, внучка, экого щурогая поймала! Так и надо учить этих страмнюков-насильников! Падай к своим, порнушник! – добавил он для Зуба – а ты, внучка, ступай к Тренькиным, передай что гусекрадов я поймал, да стаскайте мотоциклы в сарай, под замок. И проволочку-ту оставь, пригодится.

После её ухода Лаврентьич пару раз, с видом полководца, измерил шагами поляну, и установившись над поверженным врагом, произнёс:
- Слушай сюда, контрики-лохмотники-похабники-затырщики! Вы сейчас лежите, и думаете, как бы вам нарезать от этого полоумного старика. Отвечу вам сразу: ясен день, никак! Потому что «полоумный старик» двадцать лет отслужил в доблестных органах НКВД. И знает как «Отче наш», что девяносто процентов всех побегов совершается при этапировании арестованных, ебическая сила критических моментов! Поэтому предупреждаю: ружьё заряжено. При попытке к бегству, стрелять буду на поражение, в кормовой отсек. Не смертельно, но эффектно! Это во-первых. Во-вторых: вы видели мордуленцию нашей собачки. Учтите, эта хлеборезка рубит ткани любой твёрдости, и ясен день, не выключается! А в-третьих, граждане паскудники, для полной надёжности, этапирование до моей штаб-квартиры будет производится с применением тонкой, но жёсткой связки. Эй, оппортунист! – старик повернулся к Фалесу – сколько щурогаек силоком поймал? – и выслушав ответ, заключил: – что ж, будем тренироваться! Всем встать! Руки за голову, ебическая сила практических учений!
***
Ближе к вечеру через дачное товарищество «Незабудка», под конвоем старика Лаврентьича и хромого Ката, прошествовала странная процессия лохматых, но весьма скудно одетых субъектов. Этот необычный караван соединяла тонкая нихромовая проволока, протянутая почему-то, между ног, на уровне гузно-паховой зоны. Руки конвоируемых были скрещены на затылках, а причинные места прикрыты головными уборами. Причём, казалось совершенно непонятым, как эти кепки и панамки крепились к означенным местам. Впрочем у двоих, маленьких, ниже пояса болталось по кеду, а у самого здорового – сверкая, покачивалась красная мотоциклетная каска.

Чуть позже в своей «штаб-квартире» Лаврентьич по всей форме производил «допрс с пристрастием». Для этого он задёрнул на окне цветастые занавески и направил в лицо «обвиняемым» свою сорокаваттную лампу. Скрипящий голос старика пробуждал в недавних нудистах искеннее желание стоя спеть гимн Советского Союза.
- Итак, контрики-сквернавцы-варнаки-крамольники! Факт преступления по статьям «двести шесть», «сто сорок четыре», «сто семнадцать», при полном комплекте свидетелей, налицо. А факт налицо – это всё равно, что хер на всю морду! Для непонятливых поясняю. Хулиганство, часть вторая – пятилетка. Кража личного имущества граждан, часть вторая – семерик. Ну и попытка изнасилования – пятнашка, к бабке не ходи. Приняв во внимание отягчающие обстоятельства – групповуха и опьянение – могу лишь дать совет: мажьте жопу мылом, а лоб – зелёнкой! – произнеся эту обвинительную речь, Лаврентьич стал накручивать диск своего «диплодока». Однако, в момент «вскипания мозгов», вдруг брякнул трубкой о рычаг телефона – Хотя граждане мазурики, у вас есть шанс «искупить», ясен день, «своим трудом»…

Не буду пересказывать всю их беседу, лишь замечу, что «мазурики» оказались этому шансу весьма рады, и в конце беседы охотно подписали какие-то бумажки. После чего у Лаврентьича действительно состоялся телефонный разговор:
- Алло! – орал он в шипящую трубку – Степан Степаныч? …Вашими молитвами! И Вам, как говорится, тем же концом… Я спрашиваю: насчёт сопропеля у нас в силе? …Ёмкости нет, говорю, но есть котлован… как раз, кубов на двадцать! …Ничего ему не доспеется, моментально распределим по участкам! …Да нет, у меня тут, вроде как, стахановская артель образовалась… Ну и что? Они желают приступить немедленно, и готовы пахать в четыре смены… Давай так, Степаныч, общий объём уточним поутру. Будь здоров… Ждём! – Лаврентьич положил трубку, вышел из-за стола, и нацелил подбородок на пленников – Ну что, контрики-поносники, считайте что сегодня ваш день! Настоятельно советую радоваться и, ясен день, делать выводы. А теперь – все получаем штаны, лопаты и носилки! Да, чуть не забыл: сначала вам понадобятся кусачки… Внимание, задача номер один: за два часа вырыть двадцатикубовый котлован. Время пошло, ебическая сила физических занятий! – и Лаврентьич врубил через «колокол» «Марш энтузиастов».
Ну вот, в принципе, и вся история, произошедшая в тот день с некоторыми обитателями «Незабудки». Хотя, ночью случилось ещё одно событие: Зойка затащила Фалеса в нетопленную баню и сделала его мужчиной.