Антоновский : Озерки

Озерки.
Просыпаются Озерки.
Так просыпаются Озерки.
Просыпаются – снегом зимой, дождём весной, солнечными лучами – просыпаются на землю летом. Желтыми листьями просыпаются на землю осенью. Известкой с потолка в душных пчелиных сотах квартир, просыпаются на бледно-красный линолеум. Толпа вышагивает к станции метро – 9 утра, отстреливают часы, я тоже должен встретить здесь, неизвестного мне человека, и растворить его в Озерках.
Видится что, я должен его утопить в одном из окрестных озер. Кажется, я не уверен – возможно, что я полюблю. Возможно, и сам растворюсь. Вероятно, никого уже нет. Толпа безлика, на пару мгновений– видишь лицо и его уже нет. Ты близорук к толпе и сколько должна длиться секунда – чтобы запомнить лицо, Час, или целый день?

Когда-нибудь я научусь выражать словами свои сны, описывать невыразимых людей которые видятся мне в магазинных витринах и
За шторами окраинных кафе.
Я научусь передавать солнце, тусклое освещение, рождающееся где-то на
неизвестных галактиках и долетающее до меня, я выучу имена у станций метро, которые существуют лишь здесь, во снах.

С утра – настроение трепетное, сон ещё не отпускает тебя. С утра не расслышишь своих шагов, до ванны, не расслышишь плеска воды. С утра ты всё ещё в Озерках.

Настоящие Озерки шумят как волны, толпа и трафик накатывают на берега. Изнутри – озерные жители, замерли, в ожидании Ктулху, которой придёт из воды –
Среднесуздальского озера.
Чтобы поглотить Озерки.
Я помню этих жителей. В деревне художников как-то летом парень с бесцветными глазами, водил меня вдоль детской железной дороги, бежал быстрый, суетной в близлежащий магазин за водкой, и по пути говорил, как в этих водах затонул Китеж-Град.

Он мечтал о собственном доме, но его поглотил перегар, вылетающий вместе с словами, стелящийся вдоль –
Бесцветных губ. Его дом разметал ураган, закипающий в сознание, после первого сделанного из пластикового стаканчика, обжигающего рёбра, глотка.

Местный Ктулху, видит во сне, возможно, что-то, что вижу и я, возможно тоже метрополетен, с названием на древних языках, с электропоездом, странных цветов, с интерьером в позднезастойный гранит,
возможно, он видит во сне – хрупкую, но наглую девчушку, заблудившуюся в Озерках. Она поссорилась со своим. У них – тяжелые отношения и
Долгие ссоры с уходом одного из.
В дебри многоэтажных кварталов. Или в парк. Или в деревню за Озерки.

Слезы и Деньги кончились. Зажигалки нет. Сигарет три. Маршрутки перестали ходить. Озерные жители – завели в свои очерченные квадраты собак, легли спать перед будним днём, утро маячит где-то на востоке – такси туда, опасно блестят улыбками, как бритвами, южных бомбил.

Она шляется здесь одна.
В стекляшке хватает дыхания, попросить прикурить. Пробормотать благодарности продавцу, обессилено упасть на скамейку. Недалеко.

Жалеет ли Ктулху её? Во сне.
Перед ней – встаёт китеж-град, из теснящих блочные, карточные девятиэтажки, новых комплексов на Поклонной горе. В которых – счастливые молодожены, вздрагивают при мысли о – ипотеке, которой длиться ещё четверть века.
Но всё равно, там столярный икеевский лоск, плазмы на стенах отражают суету, дети в манежах, и
потолки крахмальной белизны. Духи в этих углах ещё молоды, и буйны, но их энергетика, всё же лучше, чем зябкий озноб, пробирающий девчушку здесь – во сне Ктулху, на скамейке недалеко, от метро.

Кинотеатр космическим кораблем, застыл, сброшенная станция Мир, которую слегка подновил, дух времени, заезжий жилец – местных, проросших асфальтовым снегом вершин.

Девчушку кто-нибудь подберет, и она будет верной женой, сама не заметит, как – пролетят, в одном из отсеков, новых домов, тысячелетия, и как она – тоже стала озерным жителем, она забудет промозглую ночь, что снилась Ктулху, что надеялась уезжать, что ждала когда, наконец, пустят шумные троллейбусы и метро. Она забудет того с кем – спала, ссорилась, от кого, бежала, кому врала, кому плакала. Она поймёт на поклонной горе, что-то важное для себя, но каждый раз, когда захочет сказать, на неё налетать будет лёд, она разучится говорить. Впрочем вряд ли когда то она, умела, что-то ещё говорить, кроме вялого – Ну, и вальяжного Да. В Озерках.

Утро. Времени в Озерках, не хватает. Будильник жесток. Впрочем, Ктулху он не по чём, слишком крепко спать, в Озерках, он уже видит новый сон.

Будний день – плёнкой Свема, ч/б, вытекает из крана, им –
умываешься, пьёшь его, потом думаешь о воде.
Потом смотришь за серым столом, телевизор, пытаешься выразить свои сны, через то что идёт, утром там. И Сумбурный сериал, можно тоже любить за – сумбур.
За окном Озерки.

Отражается в озере – север. Мегаполиса. Ты у метро. Здесь ты должен встречать, того, кто ударит в свой барабан, и пробудит из вечного сна, местного
Ктулху.
Ты должен его
утопить. Прежде чем, он пробьёт в первый раз. В синем облаке местных озер. Как узнать его – если толпа, не показывает своих лиц? Если спрятались все, и бегом, до маршрутки, работы, до
разоряющих время дел.

Только он один не спешит. И вот это его выдаёт. Он подходит тебе прямиком.
Спросит – Где тут Озера у вас?
А ты спросишь – Где твой Барабан?
Он ткнёт пальцем в кирпичный дом.

Вы гуляете вдоль Озёр. Он рассказывает тебе, про девчушку заблудшую здесь, и про оборотень китеж-град, превращенный в жилой монолит.

И вдруг слышишь глухой удар. Это он всё-таки успел. Рёв морской из озёрных вод.
И тот парень, что шёл с тобой – засмеялся, тебе в лицо. Но никто не заметил, его. Ктулху видел свой новый сон. Крепких вод, застарелых озер. Просто ткал очередной будний сон.

* * *

Когда-нибудь, я научусь описывать свои сны, описывать странные озерца – в глазах, у случайно встреченных знакомых, лестничные клетки с танцующими духами, открытые двери из которых льётся сироп света, когда-нибудь, я научусь выражать это где-то над словами, над буквами.
Когда-нибудь я научусь видеть с переднего сиденья маршрутки. Как просыпаются озерки. Как потягиваются озера, как лениво потягиваются новые дома, как игриво потягиваются застойные дома, и как, скрипя потягиваются совсем старые деревянные дома. Как запечатанные облака – просыпаются на землю. Как. Из ткани снов вырисовываются озерки. Когда спишь, прислонившись к стеклу.
До остановки ещё далеко.