vmironov : Новогоднее путешествие в поисках романтики.

Я где то слышал, что самое сложное в повествовании — это начало и конец. Постараюсь быть немногословным в начале своего рассказа.

Подмосковье 89 год, мне 24 года.

Вечер. Я читаю что-то познавательное и очень увлечен этим. Звонок в дверь, открываю. На пороге мой приятель Генка Алешин.

- Здорово, заходи.

Вижу у Генки на лице некую взволнованность. Значит, какое-то дело. Когда просто так бухнуть, то видобычно спокойный.

- Тут эта… такое значит дело, – начал он. — Ты завтра и послезавтра свободен?

- Смотря для чего…

Генка, закурив папиросу немного успокоился и выложил все что у него было.

- Значит так, – Вовка Потапов в райкоме постоянно трется, у него там полно знакомых и простотак. Им туда по комсомольской линии заявка поступила.

- Какая заявка? — спросил я.

- Не перебивай, — ответил Алешин, что то взвешивая в уме.

- Короче, от комсомольской организации N-cкой швейной фабрики в наш районный комитет комсомола поступила заявка. Просят оказать помощь в проведении новогоднего огонька.

- Это в каком смысле?

- Ну в таком, че не ясно. Ихний актив в трехкомнатной хате попойку устраивает в честь НовогоГода. А на фабрике одни бабы. Просят прислать им туда комсомольцев. Ну из бухла захватить ссобой нужно будет. У них там закуски полно, сами наварили, нажарили, а водки может не хватить.
Потапов меня позвал и Леню Рыжего, может Саша Китаец поедет, если его баба отпустит. Ты с нами?

Поселок N был в 60 км от районного центра, жителем которого я являлся. Я был в некоем раздумье. Комсомольского рвения я особо тогда не испытывал, а имел желание погрузиться в недочитанные на тот момент книги. И переться неизвестно куда и зачем?...

-Так ты едешь или нет, — спросил Алешин. — Че резину тянешь? Бабы, закусь, хата.

-Еду, — не зная почему сказал я.

На автовокзале собрались без опоздания вчетвером. Китайца не отпустили. Леня Рыжий раздобыл даже подобие некой елочки. Обгрызанная палка, кое-где покрытая хвоей. Организатор всего — Потапов, нес сумку со спиртным. Автобус отходил в 18.30, на улице смеркалось. Был мороз и
дул пронизывающий ветер. До города N на автобусе марки Паз, который, кстати, еще плохо обогревался, по заснеженной дороге ехать предстояло чуть больше часа. Достали бутылку из сумки, немного согрелись. Дабы ободрить себя, Вова Потапов начал расхваливать достоинства
девушек комсомольского актива швейной фабрики:

- Там знаешь какие бабы нас ждут! ООО! Столы уже накрывают, нас всех порвут там точно, подумать только — целая швейная фабрика, а мужиков нет. И в поселке из мужиков кто остался – одни алкаши.

Леня Рыжий прижимал к себе елочку, которая продолжала осыпаться и покрывала его своей хвоей. Затем задал вопрос:

- А сколько в хате комнат говоришь?

- Целых три, — ответил с гордостью Потапов, затем, еще немного подумав, добавил: – Ну еще вроде бы какой то чуланчик есть.

Все вздохнули в предвкушении предстоящего праздника. Генка Алешин дыханием разогрел заиндевевшее окно и стал вглядываться в пейзаж за окном:

- Так. Где это мы?

Автобус ехал медленно, видно было, что водитель, в отличие от нас, никуда не торопится. Кроме нас еще было несколько пассажиров из местных. Но они вели себя тихо и безропотно.

- Эй алло шеф, — не выдержав крикнул Алешин, — долго еще ехать-то?

- Как только — так сразу, – буркнул водила, не отрывая своего взгляда от дороги.

Впереди была беспросветная мгла, в которой густо валили крупные хлопья снега. Наш автобус сделал остановку возле очередного населенного пункта. Водитель сбегал к диспетчеру за путевым листом, а когда вернулся, то неожиданно для всех объявил:

- Так, пассажиры, внимание. Все сейчас выходим из салона и идем в помещение местного автовокзала.

- Это зачем? — спросили мы.

- А затем, что дорогу замело впереди и ехать нельзя. Ждем, когда трактор из местного совхоза путь расчистит. Выходим, выходим. Быстро!

- А ждать сколько?

Водитель пожал плечами и сделал знак, чтобы мы пошевеливались. То помещение, в которое набились пассажиры, автовокзалом было назвать трудно. Оно больше походило на туалет, в котором продают билеты на автобус. Но большая и горячая батарея все же там была. И
температура была хоть не на много, но все же выше, чем в нашем автобусе. Народ постепенно стал негодовать. Матерные оскорбления сыпались со всех сторон. Обвиняли все — дорогу, снег, автобус, водителя и даже Новый Год. Кто- то даже высказался по поводу Лени Рыжего и его
елочки. Было тесно, Леня с елочкой не расставался, и ветки облезлой красавицы беспокоили присутствующих. Потом волнение само собой успокоилось и стали ждать. Мы прилипли в батарее и с наслаждением грели озябшие руки. Опять приняли для «сугрева». Первым подал голос
Потапов:

- Да, а бабы поди уже за столом сидят...

- Слышь, Потапов, — сказал ему Алешин, – Я как-то осенью на танцах в слободе с одной познакомился, по моему она из N-ска, с фабрики. Ничего такая, сиськи – во! — Алешин взмахнул руками перед собой.

- На себе не показывай, — ответил Потапов, — Примета плохая.

- Так вот, — продолжал Алешин, — Если она там будет, сразу говорю — она моя. Вот только звать ее как не помню, то ли Юля, то ли Таня, нет, кажется Галя. Не помню, пьяный был тогда.

-Ничего, заново познакомишься, — ответил Потапов. Затем сказал, обращаясь к нам:

– А Геннадий у нас самый хитрожопый, еще не доехали, а уже самую сисястую застолбил.

- Да ладно вам, — подключился к разговору Леня Рыжий, — они все там с большим достоинством. Это вам не городские селедки.

- Слышь, Лень, — улыбаясь, сказал ему Потапов, — Говорят у них в активистках даже рыжая есть, конопатая-конопатая.

- Себе бери, как раз в масть будет.

Все заржали. У Лени Рыжего был огромный рыжий кот. И мысль о рыжей девушке повеселила всех. Я помню тогда все молчал, думая про себя – лежал бы сейчас на диване, читал бы книгу, но а если б захотелось чего, то нашел бы себе удовольствие с меньшими затратами. Варианты-то были.
Нет же, поперся хрен знает куда и хрен знает зачем.

- Я вот как баб беру, — продолжал Потап, делясь накопленным опытом. — Ремень надо снять, чтобы не мешал, несколько пуговиц на штанах расстегнуть, ну чтобы кровообращение было хорошее и как только кровообращение наладиться, надо этим местом к бабе прижаться.

- Потап, — заорал Леня Рыжий – Задолбал, стой спокойно, че ты об меня трешься?

- Да это перчатки в кармане, — стал успокаивать его Потапов.

- Блядь, где этот бульдозер, нервно озираясь, спросил Алешин. — Долго стоять-то здесь придется, а? Нужно же что- то делать!

-Ну, можно взять лопаты и бежать впереди автобуса и самим дорогу чистить,- высказал идею я.

-Чего еще придумать то?

-Скажите, — обратился внезапно Геннадий к тетке за спиной, — А до N-ска далеко еще?

- Нет, — сказал вместо тетки какой то бойкий старичок. — Если по дороге, километров 20, а напрямки через поля и 10-ти не будет. Тут дорога крюк делает и мимо скотобазы идет. А напрямую, – и старик указал в сторону темного окна, – Совсем ничего!

- Слышали! – закричал Генка, там уже горячее на столы поставили. А мы тут как мудаки сидим у батареи. Давай рванули, раз, раз и уже там окажемся, че сидеть-то?

Я высказал некое сомнение, что мол пурга, снег, ночь да и 10 км — расстояние приличное.

- Да ты что глухой? Тебе же сказали и 10 км не будет. Ну давай, мужики, смелей.

Алешин ясно видел впереди цель в виде стола и пышногрудых красавиц.

- Да это только кажется что далеко, а так раз, раз и уже за столом. Миронов, ты в армии в марш-бросках же участвовал?

- Участвовал, — сказал я глядя в окно, где пурга все усиливалась. – Только для такого марш-броска лыжи бы неплохо иметь.

-Ну все, я пошел, — сказал Алешин, — Потап, ты со мной?

Все направились к выходу. Старичок же поспешил занять свободное место у батареи. Сначала шли резво, была пурга, мороз, впереди была бездна и мгла. В каком направлении идти тоже никто не знал.

-Главное темпа не сбавлять, — кричал, закрываясь от ветра воротником Алешин. Леня Рыжий отчаянно боролся с порывами, которые вырывали из его рук елочку, на которой остались последние ветки. Потапов, провалившись в какую -то снежную яму, пытался вылезти от туда, но сумки с водкой из рук не выпускал. На усах бровях и ресницах у всех висели приличные сосульки. Со стороны мы были похожи на комсомольцев 20-х годов, которые вопреки всему и назло всем совершают немыслимые подвиги во славу чего-то там… Но и все, естественно, погибают. Я с унынием посмотрел назад, огни поселка за спиной уже были едва видны, а мы еще и 100 метров
не прошли.

-Мужики, — крикнул я. Сквозь пургу приходилось орать друг другу на ухо. — Я обратно за помощью пойду.

-Куда? — Переспросил меня Алешин.

-За помощью, в поселок.

-За какой?

-Ну, какая будет, ту и приведу!

-Куда?

-Сюда!

-Зачем?

-Через час узнаешь!

Я повернулся и пошел обратно. За 20 минут прогулки я замерз окончательно, в ботинках был снег, а пальто с шарфиком были хоть и очень элегантными, но для таких прогулок совсем не годились.

-Я тоже за помощью, — крикнул Леня Рыжий.

-Эй, помогите! — закричал нам Потап из сугроба. Леня подал ему елочку. Алешин, увидев, что он теперь не вожак, а жалкий одиночка, молча сплюнул и повернул тоже. Когда наконец добрались
до автостанции, откуда 40 минут назад мы бодро выбежали, мы представляли очень жалкое зрелище. Растолкав без лишних церемоний народ, в том числе и того старичка, мы прилипли к единственной батареи. Облепив ее своими ледяными телами, зубы у нас стучали, пальцы на
руках и ногах казались чужими. Единственным словом, что рвалось у всех сразу с дрожащих губ — было «ББББлядь». И вот тут дверь открывается, и появляется наш водитель автобуса:

-Так все поехали, дорогу откопали, давайте быстрее!

Толком еще не согревшись, мы полезли в холодный автобус. Мы были тогда на грани отчаяния.

-Эй водила, а печку не забыл в салоне включить,- крикнул Леня Рыжий.

-Щас поедем, потеплее будет, — ответил он.

Но в течении всего оставшегося пути теплее не стало. Но вот мы доехали. Темно, снег, то там, то здесь слышится лай собак. Нашли по указанному адресу дом, где нас уже с нетерпением ждали. Первое что увидели в окне – это огромная в потолок пушистая нарядная елка. Увидев это — Леня свою елочку воткнул в сугроб у крыльца.

-Откуда я знал? – виновато сказал он.

-Не расстраивайся, — попытался я его ободрить, — Зато твоя вон какая выносливая. Потапу даже жизнь спасла.

-Ладно, стучите в дверь,-- сказал Потап, дрожа от холода.

И вот мы внутри. Не буду подробно описывать присутствующих и обстановку, скажу лишь, что это был большой деревенский дом, который снимался под частный сектор швейной фабрикой. В каждой комнате было 5 спальных мест, в углах еще стояли раскладушки. Девушек было человек
двадцать. В большой комнате был накрыт праздничный стол, по использованным тарелкам и пустым бутылкам было видно, что праздновать начали уже без нас.

-А мы думали, что вы не приедете, — сказали девушки. — А вы вот какие молодцы, взяли и приехали.

Мы выставили наше спиртное на стол, придвинули поближе горячее, которое уже остыло.

-Так, — закричали швеи, – Всем штрафную!

Мы не возражали. Нам налили по полному фужеру водки, выпили.

- Между первой и второй перерывчик небольшой, – сказал сам себе Потап, и мы тут же повторили. Потом повторили еще и еще. Мы молча ели и пили. Пили и ели. Швеи молча наблюдали за нами. Очевидно оценивая нас.

-Ой, — вдруг спросила одна, очевидно старшая по дому, — может горячее подогреть?

-Угу, — промычали мы с набитыми ртами.

-А капусту квашеную будете?

-Угу, — кивнули мы все вместе.

Алешин заглатывая кусок колбасы, немного поперхнувшись сказал: – Неси все, что есть!

-А шпроты? – уже жалобно спросили нас.

-Обязательно!

Швеи были не избалованы мужским обществом и вели себя терпеливо. И вот мы согрелись, наелись, напились, и блаженная истома стала разливаться по нашим телам. Леня подпер руками подбородок, стал созерцать елочку, очевидно сравнивая ее со своим обрубком у крыльца. Алешин все еще был захвачен азартом разгрызания какой то огромной кости. Потапов,
откинувшись на спинку стула, незаметно снял ремень и расстегнул пуговицу на штанах. Я еще был немного увлечен водкой, холодцом и хреном. За столом пока стояла тишина. Девушки с интересом и вожделением любовались нами. Мы стали разглядывать их. Все такие чистенькие,
пухленькие, розовенькие. Как молочные поросята. Выбрать из этого коллектива кого-то конкретно для себя было сложно. Но запасы алкоголя говорили, что все должно решиться само собой.

-Извините, — спросил я одну из красавиц, — А где у вас тут до ветра можно сходить?

-Ой, — покраснела вдруг швея, — Пойдемте, я вам покажу.

Мы вышли на задний двор, в прихожей девушка взяла рулон туалетной бумаги и два сухаря из тазика, что стоял в углу. В глубине двора злобно лаяла цепная собака.

-Вот, держите, – еще больше стесняясь сказала швея, давая мне сухари с бумагой. Про бумагу я понял, дома держат, чтобы теплая была, когда ее к чувствительному месту будут прикладывать. Но вот сухари зачем?

-Значит так, — продолжала инструктировать меня моя спутница, -Тропинка, что в огород ведет, видите? Я кивнул. – Вот, она вас к туалету и приведет. Собачку слышите? Вот вам мимо нее идти придется. Это наш Тузик. Она собачка хорошая, но очень кусачая.

-Это как это? – настороженно спросил я.

-Ну, тяпнуть или грызануть может всякого, кто мимо него идти будет. Так вот, как мимо пойдете, бросьте тузику первый сухарик, как обратно будете идти, кидайте второй. Бумагу обратно в дом принесите, и возле тазика с сухарями оставьте. Хорошо?

-Хорошо, — сказал я .

Девушка повернулась и побежала к дому. На ходу предупредительно напомнив:

-Бросайте только один сухарик, а то Тузик вас обратно не пропустит.

Я остался один. Кругом были пушистые белые сугробы, а в темное звездное небо поднимался белый дым из печных труб. Красота! Прям ночь перед Рождеством. Передо мной была узкая тропинка, в конце которой меня с нетерпением ждал Тузик. К своему туалетному набору я еще решил прихватить елочку Лени Рыжего. Чем дальше шел я по тропинке к туалету в глубину заснеженного сада, тем свирепее был лай в темноте. По рычанию и истеричному лаю было похоже что Тузик не только хочет меня куснуть или грызануть, а просто разорвать на мелкие куски, которые он еще будет остервенело теребить до самого утра. И только железная цепь, на которой он сидит не позволяет ему этого сделать.

-Тузик, тузик, тузик, на, на, на, дам! — Но это только его больше заставило впасть в истерику. Я было усомнился, неужели такая агрессия вдруг смирится от одного сухарика.

-Тузик, Тузик!

-Гав, гав, РРРРРРРРРРР- отвечало мне черное лохматое чудовище на цепи.

-На! – и я кинул в него сухарем. Тузик поймал его на лету. Прижал к снегу и начал ожесточенно его грызть, не прерывая своего рычания. Он грыз и рычал и злобно смотрел на меня. Как бы давая понять – Сейчас, подожди, сухарь разгрызу и тобой опять займусь. Но я успел быстро пробежать и юркнуть в деревянную кабинку. И действительно через несколько секунд Тузик опять приступил к своей агрессивной атаке. Теперь он рвался разорвать меня вместе с сортиром. Проделав ту же операцию с сухарем я вернулся в натопленную избу.

-Ну как? – спросила меня швея–инструктор, – Все хорошо?

-Да, спасибо! – ответил я. – Тузик у вас действительно чудная собачка. Сад и огород под неусыпной охраной. А где же вы такого Тузика взяли?

-А,- отмахнулась девушка. – Его когда он еще щенком бегал на цепь посадили, вот так и прижился.

- А кто его так выдрессировал?

-Да никто, мы же его только так и кормим.

-Да? – удивился я.

-Да, он скотина по полтаза за сутки сжирает, людей ведь много ходит. Вот он и привык.

Я долго удивлялся практичному подходу в этом хозяйстве. Невольно вспомнил для сравнения ленивого и толстого Дружка, который жил у дедушки. Возле его конуры стояло аж пять мисок с костями, куриными лапами и прочей снедью. Но Дружка из его конуры можно было только
вытянуть, если долго и сильно тащить за цепь. Дедушка любил Дружка, Дружок этим пользовался.

За столом текло вялое общение, кто- то попытался рассказывать анекдот, но не помнил его конца. Потап предложил сыграть в бутылочку, но для этой веселой затеи не все были так веселы. Ко мне
подошел Потапов и сказал на ухо:

-Ты давай не молчи, поддерживай разговор.

Интуитивно почуяв, какие темы будут интересны швеям, я выпил еще водки и начал:

-А вы знаете, дорогие красавицы, что история разумного человечества началась, когда человек пошил первую одежду. Обезьяна в случае опасности может взять в руки палку или камень, но она, эта самая обезьяна, не становится от этого человеком. А вот когда эта обезьяна додумалась до иголки и нитки. Вот тогда…, — Я был откровенно говоря на веселее, и меня понесло! Все за столом замерли и открыли рты.

-Индейцы Америки, древние славяне и прочие колыбельные цивилизации в орнаменте, что нашивали на одежду, закладывали сакрально-мистический смысл, — Я был тогда уже напичкан всякой разной информацией и меня прорвало. Я рассказывал о восстании лионских ткачей, коснулся нашествия монголо-татар, упомянул великих женщин России и т.д. Леня Рыжий
прикорнул на диване у елочки, ему принесли подушку и прикрыли одеяльцем. Чем больше я рассказывал, тем больше открывались рты у слушательниц. Мне то и дело подливали, а после того как я выпивал, спрашивали, – Ну а дальше что?

-Время, девчонки, величина относительная!

-Это как?

-Ну, вы хотите, я вам покажу прямо сейчас, что было сто лет назад и даже больше?

-Ага, ага, хотим, хотим, покажи!

Тут я заметил, как Потапов с расстегнутыми штанами, подсаживается сзади к одной из моих слушательниц и пытается прижаться к ней своим причинным местом. Девица была полностью поглощена моим рассказом.

-Покажи, хотим, это как? – кричали за столом, пока я закусывал соленым огурцом.

-Звезды!!!

-Чего?

-Звезды! Посмотрите на звездное небо, и вы увидите прошлое, – Я чувствовал себя чародеем.
Все разом ломанулись к окну, опрокидывая стулья и роняя на пол тарелки. Девица, к которой прижался Потапов, только тут почуяла его близость и больно толкнув его локтем в грудину сказала: — Да погоди ты! Тут про звезды, бля! – и тоже кинулась к окну.

-Так вот, — продолжал я, намазывая хрен на холодец. – Свет самой ближайшей звезды до нас идет 100 лет, а с других и того больше. Девушки зачарованно смотрели в окно на звезды. Где-то с придыханием слышалось – Во так, бля!

Пока они пялились на звезды я увидел, что Алешин и Потапов как то злобно смотрят на меня. Алешин постучал пальцем по ручным часам, затем по своей голове, затем по столу и указал на меня. Потапов, потирая ушибленную грудь, прошептал мне на ухо, – Закругляйся, пора по койкам!
Девушки между тем рассаживались по местам, возбужденные увиденным.

-Ну и че дальше? – спросили они меня.

Если б я разговаривал с кем нибудь наедине, я бы может быть перешел на более лирические темы, но тут был сплоченный коллектив, и выбрать кого-то я не мог.

-Ну, дальше! – теребили меня девушки.

Друзья же из под стола грозили кулаками. Я опрокинул рюмку, закусил селедочкой.

-Дальше? Я вот что думаю. Время уже позднее, на часах 3 ночи, я вот выпивку с закуской возьму и на кухню пойду. Потому что, может кто то спать хочет. А кому будет очень интересно пусть ко мне на кухню приходит.

Прихватив пузырь и пару тарелок, я направился из зала на кухню. И тут я заметил, что громыхая стульями и тарелками, вся толпа ломанулась за мной. В зале остались Потапов с Алешиным и Леня Рыжий, который давно спал на диване под елочкой. Я же с коллективом уютно расположился на кухне. Принесли подушки, на пол бросили матрасы. Отыскался припрятанный
для похмелья самогон, и беседа продолжилась.

Утро я встретил среди мирно спавших вповалку девиц, кое-кто похрапывал, кто-то во сне ковырял пальцем в носу, на лицах у всех была умиротворенная улыбка. Вдруг я краем уха услышал собачий лай и какие-то крики во дворе. Я накинул на плечи висевшую телогрейку, ноги сунул в валенки, и вышел на крыльцо заднего двора, посмотреть, в чем там дело. То действие, что открылось мне, было весьма забавным. Хорошая собачка Тузик с остервенением бросалась на Генку Алешина, который пытался вернуться из сотрира в теплый дом. Очевидно не получив должного инструктажа про сухари и Тузика, он в одних трусах и тапочках, выбежал с утра до ветра. Тузик спал, и учуял его только когда он этим ветром воспользовался.

-Гав, РРР, гав!

-Уйди, сука, на… блядь! Уберите собаку! – истошно орал Генка, пытаясь Лениной елочкой, которую я вчера оставил у сортира, отогнать Тузика. Но Тузик был принципиален. Он бросался на ветки, обгрызал их, выплевывал. И опять бросался. Генка пытался воспользоваться обходным маневром и полез через огромный сугроб. Но длинная цепь Тузика не позволила ему этого сделать. Да к тому же еще и не позволила ему из этого сугроба вылезти.

-ЭЙ, Миронов, — закричал он, увидев меня, – Позови кого из баб, я тут уже как 20 минут мерзну.

Будить я некого не стал, но вернулся с сухарями. Кинув сухарь, я крикнул Алешину: – Беги!

-Ты что? – орал он мне из сугроба, — нашел время, когда его кормить!

Тузик, рыча и косясь злобно на нарушителя, грыз сухарь. Генка вместо того, чтобы воспользоваться моментом и пробежать мимо пса, зачем то хватил его елкой по спине:

– На, сука!

-Гав, гав, гав, — опять ответил Тузик, поперхнувшись при этом сухарем.

-Блядь! – в отчаянии кричал Алешин. – Да уберите кто нибудь собаку, — я уже больше не могу!

Он был зажат в угол сада по колено в сугробе, одного тапочка на нем уже не было. Я кинул Тузику еще несколько сухарей, но Алешин был в состоянии шока и из сугроба упорно вылезать не хотел. На крыльце появился Потапов.

-Потапов! – теряя надежду на спасение из сугроба, завопил Алешин. – Меня кобель уже полчаса из сугроба не выпускает! Баб зови скорее, я ног уже не чую!

Потапов баб позвал. Но когда Алешин увидел, что бабы тоже начали кидать Тузику сухари, он понял, что ему конец! В общем, пока закоченевшего Алешина вытащили из сугроба, Тузик сожрал целый таз. Первое, что сказал Алешин, придя в себя немного отогревшись:

-Кокооокогггггда автобус в райцентр?

-Первый вот сейчас скоро будет, второй вечером, – ответили ему швеи-мотористки.

-Так надо собираться! Потап, Рыжий, едете?

-Угу,- и мы стали собираться.

Когда ехали обратно некоторое время молчали. Но когда Леня Рыжий меня спросил:

-А что правда, я вот сквозь сон слышал про звезды и светила?

-Светила?! – вдруг заорал Алешин, – Светила, мудила! Мы тебя зачем с собой брали? Нет, ты нам скажи, зачем? Блядь, перлись хрен знает куда, сквозь пургу и сугробы, чтобы про светила и Клару Цеткин слушать? А? Ты же нам весь праздник испортил!

Тут уже взорвался я: – Да идите вы в жопу! Я что должен лекции о несравненных половых достоинствах своих товарищей рассказывать? Я-то тут при чем? Это они вам давать не собирались!

-А я это – того! – вдруг смущенно хихикнув, сказал Рыжий Леня.

-Чего того? – спросили все разом.

-Ну, ко мне кто-то ночью то заполз под одеяло.

-Да ладно! – опять хором ошарашено произнесли мы.

-Ага! – краснея всеми веснушками, вконец смущаясь, открылся нам Рыжий.

-А кто, кто? Звать как?

-Да не запомнил, темно было, но сиськи хорошие!

-Во бля Рыжий дает, – в конец разочарованно сказал Алешин.

-Вот! – торжествующе сказал я. – Леня, тебе поездка понравилась?

-Ну да, – смущаясь ответил он.

-Вот не зря ведь елочку вез! И я провел незабываемые моменты! А вы уж, ребята, извините – всем всегда хорошо быть не может. Это кому как масть ляжет. Все как в игре.

Некоторое время они обижались на меня, а потом как то все забылось, а через год я узнал, что Леня Рыжий женился на девушке с N-ской швейной фабрики. И что живут они хорошо!