eschgoltz : Триллер

— Это даже хорошо, что ночью выловили. Зевак меньше.
Старший следователь Евгений сидел на берегу Москва-реки, потягивая немодную нынче «Приму», и щурил — от дыма — глаз, отчего взгляд его становился усталым и совершенно безразличным.
- Угу. – согласился практикант Евгения Вова, совсем еще мальчишка, длинный, тонкий и романтически длинноволосый, чего в милиции категорически не любили. — Только лучше б его совсем не было… Или чтобы не в мою смену.
- Так, разговорчики! Документы, телефон, визитки – есть хоть что-нибудь?
- Я не смотрел…
- Не смотрел… Чему только учат вас, оболтусов! Медики были?
- Были, делать ничего не стали, сказали, что и так все ясно. Три дня в воде провел. Сказали из морга сейчас машинка подойдет. Там экспертиза, заключение...
- Это хорошо. Ну так что насчет документов?
- Что?
- Это я тебя спрашиваю «что»! В карманах поройся – в брюках, в рубашке. Может найдешь что-нибудь. У кого из нас практика-то?
- …
- …
- Я… Это… Не могу.
- Почему не можешь?
- Ну он это… Он же труп… Не могу я.
- Тьфу, блин! Наберут слюнтяев – майся потом с ними. Смотри как надо!
Евгений склонился над лежащим перед ним трупом немолодого мужчины с лихими усами, привычными и ловкими движениями (одновременно обеими руками) быстро ощупал все тело и невесть откуда выудил поведенный от воды паспорт.
- Воот! Сейчас поглядим. Ну-ка, посвети мне чем-нибудь! Нихрена не видно!
Практикант услужливо бросился к своему наставнику, так же привычно и ловко ковырнув крышку своего, невесть откуда вытащенного, мобильного.
- Так, что тут у нас. Гляди, пролежал в воде, а буквы целы…. Василий Иванович… Чапаев.
Вова, не удержавшись, прыснул в кулак, а Евгений, напротив, — помрачнел.
- Чего смешного, я не понял?! Тут человек умер, а он веселится!
- Да я не… Просто зовут дядьку совсем как в анекдоте.
- Дурак ты! Чапаев – это персонаж исторический, потом литературный, потом киногерой, а уж только потом – герой анекдотов.
- Аааа…
- Вот тебе и «Аааа»… Не нравится мне все это…
- И мне!
- Тебе-то чего?
- Ну, труп, и все такое…
- Да я не об этом… Просто уже третий случай за неделю. И все при не вполне понятных обстоятельствах. Во вторник мужик на балконе сгорел, толи поджог себя, толи еще что. Сильно обгорел, сын еле опознал. Зовут, оказалось, Тарас Бульба. Смекаешь?..
- Не-а…
- А вчера, помнишь, девчушка эта. Катерина Кабанова. С четырнадцатого этажа выпала, а только ранка маленькая на виске, да одна, как есть одна, капелька крови. Врачи сказали, что не успела разбиться, от разрыва сердца умерла. Отчего, почему – никто толком сказать не может. Ни записки предсмертной, ни свидетелей толковых, ни следов, ни отпечатков… И вроде как никто не при делах, вроде как сами они все… Странные имена, странные смерти…
- Почему?
- Как это почему?! Все погибшие – полные тезки литературных персонажей. И умирают прямо как по книжке.
- Аааа… А я не понял сразу…
- Вот тебе и «Аааа»… Чему вас учат только… Поэтому и не нравится мне все это, ох как не нравится. Чую, что сложно до истины докопаться будет. Три «глухоря» за неделю!
- Может обойдется? Поймаем преступника, если он был, конечно. Знаменитыми станем! В газете напишут…
- Может. – Евгений все больше мрачнел и пристально смотрел на Вову. — Да и хорошо бы, если б нашли. Тут ведь еще вот какое дело… Дело чести, в общем, можно сказать. Ты фамилию знаешь мою?
Вова мотнул головой и одними губами прошевелил: «нет».
- Онегин. Евгений Онегин. Слыхал?
- Книжка тоже такая есть.
- Вот-вот. Тоже, получаюсь, тезка персонажа… Твою мать! Не нравится мне все это! Недоброе чую… Ты-то, хоть, Вовик, на литературе не замешан? Не привлекался, не был, нет? Как фамилия у тебя?
- Ленский.
- Как?!
- Ленский… А что?
- Хм… Ленский. – Евгений с какой-то странной и, как казалось, неуместной, серьезностью смотрел на Вову, внимательно измерял подопечного взглядом от макушки до пяток, словно пытался примерить на себя. – Ничего Вовик, ничего… Просто мы из книжки одной… Ерунда в общем… Не парься.
- Так это же здорово, что из одной! И работать нам одной командой!
- Все верно, Вовик. Молоток, все понимаешь!.. Вон, катафалка пришла, конец нашему дежурству, пойдем-ка перекусим…

На работу Евгений добирался, по привычке, на метро; ему нравилось ехать в вагоне, когда никто не отвлекает всякими глупостями, когда не нужно думать о том, как бы не угодить ботинком в лужу или того хуже; не нужно следить за дорогой, цветом светофора и наглыми любителями тонированного отечественного автопрома; не нужно было держать в голове маршрут, и можно было, незаметно для окружающих, подумать о своем. До ближайшей станции было рукой подать – ровно столько, чтобы можно было не торопясь скушать непременный бутерброд с сыром, приготовленный заботливой женой, — спуститься со второго этажа, прошагать по некогда отчетливой надписи «С добрым утром, Любимая!» на тротуаре, из которой сейчас, по прошествии трех или четырех лет, наверняка можно было распознать лишь последнее слово, все остальное, как менее значимое, постепенно вышаркалось подошвами прохожих; и вынырнуть из арки на оживленную улицу.

Из головы Евгения никак не шли эти загадочные происшествия: слишком много совпадений, чтобы все списать на случай; слишком хорошо спланированные операции, слишком непонятные мотивы и цели преступника. То, что преступник все-таки был и, при этом, был где-то рядом, совсем под боком (настолько очевидный, что сразу и не поймешь), Евгений не сомневался – уже далеко не первый год трудился он, некогда отличник Высшей школы милиции, в убойном отделе. Кому это все надо? Литературный маньяк? Библиофил-извращенец?.. Да еще практикант этот, ни больше, ни меньше – Ленский! Сюрприз ходячий… Вопросов, как всегда, было гораздо больше, чем ответов.

Уже на входе станции Евгения неожиданно и робко окликнул Вова:
- Здравствуйте…
- Привет! – хмуро отозвался Евгений. – Ты какими судьбами здесь?
- А у меня тут девушка живет недалеко… У нее родители на даче, а я в гостях у нее был…
- Понятно. Вот, стало быть, как это сейчас называется… Ну, пошли…
- Угу…

- Представляешь, навел я справки кое-какие по делам этим. Оказывается в нашем городе 15 618 полных тезок литературных персонажей. Ну, тех, которые плохо кончили. Представляешь, какой простор для деятельности? Так и это лишь те, кого из школьной программы можно припомнить. А сколько вне программы? А иностранные авторы? А если злодей наш эрудирован до чертиков, или жадно читает все, что под руку попадется, весь это шлак: детективы, да романы женские… А там ведь авторы не мучаются с выбором имени героя. Назвали и шабаш. А человеку отдувайся потом за них. Пока мы раскачаемся и преступника отыщем – они еще такого понапишут, пол-Москвы в жертвы потенциальные попадет…
- Ого!
- Вот тебе и «ого»… Но ты, пока особо-то не распространяйся. Версия рабочая, тут обмозговать надо… А преступник, подлец, где-то среди нас ходит, в глаза заглядывает, планы строит. Может и на нас с тобой планы имеет, кто его знает… Вон, кстати, обрати внимания на ту бабулю в зеленом пальто. Видишь?
- Где?
- Да вон на скамейке, банан жует… Это отъявленная рецидивистка, Надежда Кузьминична Судьба. Сроков намотала больше, чем девок у тебя было. Вон, пошла… Не сидится ей дома-то…
- Какая-то она дряхлая и зачуханная, и одета, как бомжиха…
- А ты не смотри, что дряхлая, она еще нас с тобой переживет. А что как бомжиха – это лишь видимость, для маскировки так сказать… На таких надо вглубь смотреть, а не поверхностно… Известная злодейка. Если встретишь, подальше от нее держись.
- Угу…
- Давай-ка поспешим, вон, поезд наш…

Неожиданно их диалог прервался обреченным скрежетом тормозов и истошным, нечеловеческим криком. У первого вагона моментально образовалась куча любопытствующих. Евгений, повинуясь профессиональной привычке, тотчас кинулся туда же, разгребая все нарастающую толпу.
- Ааа!!! Аня! – закрыв в ужасе глаза руками, кричала девушка студенческого возраста и билась в истерике.
- Так, сохраняем спокойствие! – на всякий случай сказал Евгений. — Что случилось?
- Аня! Аня… она… поскользнулась… на рельсы упала… а тут… поезд… прямо под поезд…
Евгений бросил беглый взгляд туда, где проходили рельсы.
- Дьявольщина! Вовик, вызывай, быстро, врача… Хотя – не помогут уже… Куда тут. Вы знаете ее? – спросил он у рыдавшей девушки. – Как зовут?!
- Ааня… Каренина…
- Черт! Черт!!! Черт!!! Опять!
- Врачи выехали, скоро будут…
- На ну их к лешему! Девушка, вы сказали, что поскользнулась она – как так? Отчего поскользнулась?
- Да тут кто-то на самом краю кожуру банановую бросил, на ней и поскользнулась. – осведомленно пробасил здоровенный детина с пачкой «кириешек» и банкой пива в руках.
- Вовик, слышал?! – Онегин и сам в это момент выглядел не лучше любого маньяка: глаза горели истовым огнем, руки тряслись, изо рта летели слюни. – Ты слышал?! На кожуре! Это она, сволочь, Судьба! Ааааа! Как я сразу не догадался, идиот! Подбросила кожурку и все шито-крыто! Все подгадала, все учла, тварь! Ну ничего, далеко не ушла! За мной!

Двое выскочили из подземки и принялись, как безумные маятники носиться туда-сюда, распугивая прохожих.
- Так, Вовик, давай, ты туда, я сюда… Найдем! Найдем ее! Не уйдет!
- А что мне делать с ней? У меня пистолета даже нет!
- На, держи, — Евгений ни секунды не колеблясь сунул в руку Вовы черную тяжелую кобуру, — у меня два. Только из кобуры вытащить не забудь, практикант! Увидишь ее — стреляй не раздумывая. Только в живых, старайся оставить. Не ссы! Все, давай! Вон стройка впереди, чую, там она затихорилась. Ты оттуда заходи, а я отсюда…

Ленскому до сегодняшнего дня никогда не приходилось не то что пользоваться – держать в руках оружия, поэтому он пробирался по грязному строительному участку, прижимая пистолет к груди, будто готовясь защищаться, а не нападать. То тут, то там мерещилось зеленое пальто Судьбы; руки тряслись, сердце отчаянно прыгало в груди. В голове Вовы рисовались картины героического задержания преступницы, благодарности начальства и лавры победителя, но в глубине души он, конечно же, надеялся, что все обойдется, и уповал на помощь опытного Онегина… За углом чуть слышно хрустнуло. Вова кинулся туда, прошептав: «Сейчас я ее!». Едва он выскочил из-за угла — прогремел выстрел… Пуля легко вошла в тело, проскользила внутри него, раздробив пару-тройку костей и ушла на вылет; кровь брызнула фонтаном. Вова выронил пистолет и покачнулся, но все же устоял, схватился за грудь. Он испуганно смотрел на себя, свои руки, и не понимал, как такое могло произойти? Нет, нет! Не для этого он учился, не для этого шел на стройку в поисках преступницы, чтобы так глупо… В глинистой луже, в двух метрах от Вовы лежал окровавленный Онегин, взгляд его стекленел, ладони неловко пытались заткнуть огромную рану.
- Вот, гаденыш! Подстрелил ты меня… — кровь Евгения пошла ртом, голос сделался глухим и хриплым. – Старуха верно рассчитала, а ты ей спутал все… Я – Онегин! Это я тебя… подстрелить должен был… Кхе… Кхе… Гаденыш… По книжке так, понимаешь? Онегин – Ленского… Но не наоборот…
- Достали вы меня со своими книжками. – неожиданно спокойно и отрешенно отозвался Вова, направляясь к выходу. – Умные больно. Плевать мне! Трояк у меня по литературе. Трояк!..

За прорабским вагончиком старушка в зеленом пальто привязывала что-то тяжелое к шее прикормленной дворняги, любимице местного дворника…