Nota Bene : Дыхание за спиной...

Играю в прятки с собственной памятью.
И мне чертовски не везет… Она находит меня даже в тех чуланных помещениях, куда я давно забыла дорогу. Но крестик мелом… Стряхиваю паутину, отворяю дверь, чтобы пустить туда хоть немного света… Бог мой, это, и правда, я…
А здесь, где замок увесист, напомажен солидолом и аккуратно обтирается ветошью ежедневных пересудов, она и коротает все долгие и мрачные ночи…
Я помню. Отдельные картинки, как иллюстрации к толстой книге, пугают воображение. А потом сливаются в долгую кинематографическую ленту, где почему-то запаздывает звук…

…Двое молчаливых ребят в штатском чересчур свободного покроя мнутся возле закрытой двери в палату, где стекло-метелица не дает полной картины, но зато тонкие панельные стенки щедро одаривают голосовым сопровождением сцены. Он кричит. Размахивает удостоверением перед вспотевшими носами перепуганных дежурных врачей.
Те пытаются незаметно поменять направление взгляда, потому что запах перегара настолько силен, что впору закусывать… Но велено было смотреть в глаза! И солидного возраста, плечистые и рукастые дяди в крахмально-белом с завернутыми по локоть манжетами, робко вставляют еле слышные отрывистые фразы в разговор, заявивший о себе сначала, как диалог.
Он завтра уедет. И я привычно отмечу в календаре ожидаемую границу возврата, чтобы после зачеркивать каждый прожитый без него день. Но бумажное чудовище обманет меня на этот раз, остановившись черным пятном на проклятом приметами числе. Пятница, тринадцатое…
А пока я еще пытаюсь смириться с тем, что он опять бросает меня на попечение тех, с кого взято слово и роздано поручений на весь период предполагаемого отсутствия. «Всем сестрам по серьгам…» Пожизненный патронаж надо мной, обязанных ему…
Злилась страшно! Плакала без звука, гнала свой зависимый сон, и писала запоем свои странные стихи…
Когда же ослабевало бдящее око, сползала с неуютной функциональной кровати, оставив визжать порушенный мониторинг, шлепала босой по отбеленному дезинфекторами полу к бледному циклопу экрана возле поста.
Кто-то добродетельно разворачивал меня на 180 градусов и старательно лепил на вспухшее тело злобные отведения, которые тут же начинали мерно тикать в ушах, в висках… А кто-то вздыхал печально и поднимался с широкого кресла и пускал меня на десяток минут в паутину виртуальной сети, где я выкладывала свое интровертное стихийство и писала письма тому, кто вдруг стал ближе на целую жизнь…
И убаюкивала теплая ладонь, сотканная из тысячи легких слов, из тысячи завораживающих рифм… И я прижималась интуитивно к этому непознанному до сей поры теплу, ощущая какое-то неведомое родство. И засыпала…

Тот, кому нужна была эта игра в чужие жизни и чувства, медленно, но уверенно провел рокировку подсознательных образов в моей голове. И я покорно пошла на указанное место, понимая где-то шестым чувством, что все это рано или поздно… Но думать тогда не хотелось… Хотелось дыхания в такт.
Дышала навзрыд, переживая тяжелую декомпрессию снов, эмоций, понятий… Все было ново, но ожидаемо, словно deja vu…И все вело к неумолимой развязке, которую предчувствовала рвущаяся вон душа…

До сих пор я не знаю правды. Неведение еще более болезненно, чем тяжеловесные факты, выпавшие враз из множества непонятных источников. Опять были ребята с оттопыренными фигурно в боках пиджаками. Были бесконечные изматывающие сцены в соответствующих органах. Меня слушали, кивали, но обращались как с умалишенной… Упрямо вложенная во все папочки легенда имела множество пробелов и раздражала мои оголенные нервы. Но вопрос был закрыт. Задолго до того, как мне дали побыть пару часов возле цинка… Все. В одночасье я превратилась в амбициозную школьную подружку...

И я разжала ладони, закрываясь, прячась, умирая тихонько в самой себе от нестерпимого горя, отталкивая все и всех… Не хотела обузой быть? Нет! Надломленное Эго упрямо хлестало и без того израненную душу другого, все еще дышавшего в такт…
И он тоже ушел, оставляя занесенные вопросами следы по удивленной памяти.
Я пыталась понять это. Принять это, как неизбежное. Поверить в обведенное черным слово «умер». Тщетно.
И до сих пор, вопреки всему, я жду… Я жду знакомого дыхания за спиной.

А память настороженно ходит за мной по пятам, вздрагивает и замирает от резких движений мыслями назад. И, видимо, щадя мой измученный дух, выкладывает мне, как лубочные картинки, светлые дни далекого счастья…